Их нигде не было. На всей планете. Они покинули ее умышленно. Устроили строгий карантин, после чего покинули все свои базы и станции. И вернутся, когда все будет кончено.

Нервы мои находились в прискорбном состоянии. Я стиснул зубы и заставил себя успокоиться. Отошел на несколько шагов от башенки и остановился на том месте, где Кросвиц взялся за излучатель.

Огляделся.

От невидимой преграды, которая остановила вездеход, не осталось ни следа. Возможно, она действовала выборочно. Передо мной высилась могучая сигара корабля, глухая, массивная, нацелившаяся задранным носом в пурпурную ночь, к звездам. Оттуда не доносилось ни одного звука, словно сама ракета была только мертвым памятником, выстроенным десятки лет назад, чтобы случить свидетельством тоски человеческой и мысли человеческой. Всему тому, что мы называем духом исследования.

Под кораблем тьма сгущалась. На направляющих лифта поблескивали голубые отблески. Подойти, вызвать платформу, добраться до люка и поздороваться с людьми. Сказать: «как вы считаете, и славная же сегодня ночка», или еще что в таком же духе.

Однако достаточно было посмотреть чуть-чуть влево или вправо, и сразу ясно делалось, в чем тут загвоздка. Голубой кордон стоял неподвижно, словно карательный взвод, самый страшный изо всех, поскольку мертвый. Свет ласково ложился на стеклистую поверхность, пристани над озерами. Дальше шел только пурпур и немногим более темнее его, призрачные массивы гор.

Я чувствовал себя все хуже. Вот уже минуту я стоял неподвижно. В сторону корабля мне нельзя было сделать больше ни шага. Там начинается эта зона. Каждая нервная клеточка предупреждала меня о ее наличии. Но таким образом я ничего не достигну. Необходимо взять себя в руки.

Я развернулся. Схватил аппарат обоими руками и поднес визир к глазам. Начал совершать полуобороты, словно сапер на учебном минном поле. Двинулся хорде круга, образованными голубыми башенками.

И тут же подметил краем глаза слабенькую вспышку. Услышал тишайший свист. Крохотный черный предмет упал в нескольких метрах от меня. Он еще катился, когда я нажал кнопку вспышки. В то же мгновение я отпустил аппарат и со всех ног бросился в направлении «Фобоса». Ударился о что-то, покачнулся. Это оказалась башенка. Я находился уже по другую сторону кордона.

Я поскользнулся. Лед под ногами. Разогнался и попробовал скользить на ботинках как на лыжах. Меня затормозило так резко, что я упал и стукнулся шлемом о поверхность грунта, который вблизи не выглядел настолько уж скользким.

– Пурпурный каток! – завопил я. Ноги у меня заплетались. Я подскакивал, танцевал, раскачивался, бежал зигзагами, дугами. Но все время удалялся от ракеты и кордона голубых пирамидок. Если Рива видел все это, то получил, должно быть, неплохое развлечение. А странно было бы, если не видел. Я пробежал еще несколько шагов, тяжело дыша, и упал на колени. Котловина была гладкая как лед. Какое-то время я сражался с непреодолимым желанием содрать с себя шлем, все. И тут же вспомнил почти нагое тело Коллинса. Это меня отрезвило.

Я внимательно осмотрел раскачивающийся у меня на груди аппарат. К счастью он не пострадал от того, что я выделывал

Двигаясь с трудом и широко расставляя ноги, я направился в сторону темнеющего в нескольких десятках метров от меня «Фобоса».

С проявлением снимков вышло немного хлопот. Я не мог подобрать бумагу необходимого формата. Такого, чтобы ее можно было ввести в программирующий блок автоматов наводки.

Позитивы выглядели неинтересными. Черный предмет, которому мы были обязаны всеми развлечениями с того момента, как вошли в планетную систему Альфы, выглядел как хорошо сохранившееся артиллерийское ядро времен испанских конквистадоров. Фотографии башенок, как те, где они были видны целиком, так и увеличенные отдельные их фрагменты, не сказали нам ничего нового. Но за время всей этой последней эскапады я убедился по крайней мере в одном. Это не башенки модулировали поля, парализующие нервные центры людей. Стимуляторами зон нейтрализации были только «черные шары». Роль пирамидок оставалось неясной. Они представляли собой какую-то преграду. Словно бы обозначали границы силового поля. «Фобос» ударился об него и не прошел. Кросвица оно тоже задержало. Но я-то пробрался внутрь кордона без каких-либо помех с его стороны.

Об этом потом. Сейчас самое важное, чтобы нейромату хватило материалов, которыми мы располагаем (более, чем мизерных), чтобы запрограммировать автоматы наводки малого излучателя.

Я ввел снимки в блок памяти. Перечислил все данные: расстояние до шара в момент произведения съезда, освещение, характеристику объектива фотоаппарата, чувствительность пленки, температуру окружения и так далее. Если компьютер сможет из всего этого что-то скомбинировать насчет структуры черного предмета, то тем лучше. В любом случае автоматы получат его форму и размеры.

На этот раз я не заботился ни о какой тактичности. Не останавливая вездехода, выпустил короткую серию по ближайшей башне. Секундная, неровная вспышка, дуновение, ощутившееся внутри кабины как тихий вздох, двигатели на полную мощность. Я тут же заблокировал наводку, переводя ее на управление нейроматом.

Мы уже были на том месте, где минуту назад происходила аннигиляция. От голубой башенки осталась только чуть более темная, матовая полоса на стеклистом грунте. Пирамидки остались за нами. Мы видели отражения их огней на заднем экране.

Все совпадало. Ствол излучателя совершал короткие, мгновенные движения. Его насадка раскалялась на сотую долю секунды и, не успевая остыть, изменила направление и вновь вспыхивала одним-единственным импульсом. Все удары шли в тень, густеющую под кормой корабля. Там вспыхивали белые, микроскопические звезды. Чужаки, или их автоматы, не пожалели аппаратов, модулирующих зоны. Под ракетой от них просто роилось.

Что касается нас, то мы чувствовали себя словно в крохотном старинном самолете во время урагана. «Фобос» несся мягко, слегка раскачиваясь. Только этим он реагировал на работу излучателя. Но у нас желудки подкатывали к горлу, нам хотелось смеяться, плакать, мы погружались в уныние, потом снова в безумную радость. Каждый раз это длилось не более секунды. Ствол излучателя брызгал светом в сторону ближайшего шара – и приходило успокоение. Тоже на секунду.

Раздираемые этой дьявольской мешаниной, мы описали круг вокруг ракеты. Кольцо замкнулось. Наступила тишина. Мы были уже на середине второго витка. Сзади, из-за башенок, до нас донесся уже слишком хорошо нам знакомый блеск. Но черный предмет не успел еще коснуться грунта, как был уничтожен огнем излучателя. Так повторялось неоднократно. Мы кружили вокруг корабля, словно приглашая чужаков к продолжению игрищ. Мы были теперь полностью спокойны. Головы у нас работали как обычно. С чем я и мог себя поздравить.

Прошло несколько минут. Атаки прекратились, словно их руководство убедилось в напрасности своих усилий. Башенки источали ласковое, голубое сияние, но оставались без движения. Могло показаться, что они никогда не покидали своих мест, чтобы загнать измученного человека в его голодную келью.

Мы выждали еще следующие пять минут, потом я направил вездеход прямо к подножию лифта. Рива взял управление на себя. Я выскочил на скальный грунт. Район оказался, однако, изрядно заражен, но не настолько, чтобы пришлось рисковать. Одним движением я подскочил к плоской коробке управления и вызвал платформу. Механизм действовал нормально. Ривы уже не было, он по-прежнему продолжал кружить возле дюз, стараясь описывать по возможности наиболее тесные круги. Я не мог ждать. Неизвестно было, с какой стороны начнется следующая атака. «Фобос» любую минуту должен был иметь свободное поле обстрела. За оставление черного шара в месте, заслоняемом выходами дюз корабля больше, чем на несколько секунд, мы могли бы заплатить очень дорого. Попросту – погубить ожидающий смерть экипаж «Проксимы».

Плоская плита, закрываемая только одной стенкой с удобными захватами, подняла меня до уровня лифта. Он не был закрыт. «Если и шлюз тоже...», мелькнуло у меня в голове. Но люк, ведущий из шлюзовой камеры внутрь корабля, был задраен наглухо. Я захлопнул за собой люк и отыскал колонку очистителя. Прошло добрые десять минут, пока красный глазок индикатора радиоактивности погас. Я перестал быть опасным для окружающих. Выровнял давление и открыл кислородный шланг. Мне снова пришлось подождать, пока над люком не загорится зеленый огонек. Открылся он так же, как всегда. На всякий случай я запер его от руки, поставил на предохранитель и проверил аварийную блокировку. Она оказалась в порядке. Только тогда я повернулся. Над моей головой, высокий, словно внутренности башни, начинался туннель коридора.