– Заводка, – перевел кто-то с сицилийского.

– А как прикажешь заводить калькулятор?

– Это как с часами, если таковые, не дай бог, встали.

Итак, не считая Лапекоры, Карима зарабатывала уборкой миллион двести тысяч в месяц. Плюс миллион двести сверхурочными. За все вместе Лапекора платил минимум еще миллион. Итого три миллиона четыреста тысяч без налогов. Сорок четыре миллиона двести тысяч в год.

Карима занималась этим не меньше четырех лет, получается 176 миллионов 800 тысяч лир.

А откуда на книжке появились остальные 323 миллиона?

Калькулятор, кстати, отлично работал без всякой «покрутки».

В соседних с его кабинетом комнатах послышались дружные аплодисменты. В чем дело? Он вышел и увидел, что виновником торжества был Мими Ауджелло. Комиссар чуть не захлебнулся слюной.

– Прекратите! Шуты гороховые!

Все обернулись к нему, сбитые с толку и оробевшие. Только Фацио рискнул объяснить, что происходит.

– Может быть, вы не знаете, но доктор Ауджелло…

– Я знаю! Мне звонил лично начальник полиции и требовал объяснений. Доктор Ауджелло по собственной инициативе, не согласовав со мной, – и это я подчеркнул в разговоре с начальником, – появился на телевидении и наплел чепухи.

– Но позволь! – осмелился Ауджелло.

– Не позволю! Ты нагородил кучу вранья!

– Я это сделал, чтобы защитить всех нас…

– Враньем не одолеть того, кто говорит правду!

Довольный своим афоризмом, Монтальбано, человек твердых нравственных устоев, едва не задохнувшийся от злости при виде того, как все рукоплещут Мими Ауджелло, хлопнув дверью, удалился в свой кабинет.

– Можно? – спросил Фацио, просунув голову в приоткрытую дверь. – Тут к вам отец Яннуццо пришел.

– Пусть войдет.

Дон Альфио Яннуццо никогда не носил рясу и был знаменит в Вигате своими благотворительными начинаниями. Это был высокий и крепкий мужчина лет сорока.

– Я езжу на велосипеде, – начал он.

– А я нет, – вставил Монтальбано, ужаснувшись при мысли, что святой отец пригласит его участвовать в благотворительных велогонках.

– Я видел фотографию той женщины по телевизору.

Между этими двумя фактами не было никакой видимой связи, однако комиссар смутился. Неужели сейчас выяснится, что Карима работала всю неделю и ее воскресным клиентом был святой отец?

– В прошлый четверг, около девяти утра плюс-минус четверть часа, я проезжал через Вилласету, так как ехал на велосипеде из Монтелузы в Вигату. На другой стороне дороги стояла машина.

– Вы не помните, какая?

– Конечно, помню. БМВ цвета серый металлик.

Монтальбано навострил уши.

– В машине сидели двое: мужчина и женщина. Мне показалось, что они целуются. Но когда я поравнялся с ними, женщина с трудом вырвалась из его объятий, повернулась ко мне и открыла рот, как будто хотела что-то сказать. В этот момент мужчина притянул ее к себе и снова обнял. Мне это показалось подозрительным.

– Почему?

– Потому что это не было похоже на любовную игру. Когда женщина смотрела на меня, ее глаза выражали страх, даже ужас. Думаю, она хотела позвать на помощь.

– И что вы сделали?

– Ничего, потому что машина сразу уехала. Сегодня я увидел по телевизору фотографию той женщины. Могу поклясться, это она, у меня прекрасная память на лица, я их никогда не забываю, даже если вижу всего один миг.

Фарид, лжеплемянник Лапекоры, и Карима.

– Спасибо вам большое, святой отец…

Яннуццо остановил его жестом руки:

– Я еще не закончил. Я записал номер машины, потому что все это, как я сказал, показалось мне подозрительным.

– Он у вас с собой?

– Конечно.

Он вытащил из сумки сложенный вчетверо тетрадный лист в клеточку и протянул его комиссару:

– Вот здесь написано.

Монтальбано взял его двумя пальцами, бережно, как бабочку.

AM 237 GW.

В американских фильмах полицейскому стоит только назвать номер машины, и уже через две минуты ему сообщают имя владельца, его семейное положение, количество детей, цвет кожи и точное количество волос в заднице.

В Италии все иначе. Однажды комиссару пришлось прождать двадцать восемь дней, а тем временем мафия благополучно успела прикончить владельца средства передвижения (как написали в отчете) и сжечь тело. Когда пришел ответ на запрос, необходимость в нем уже отпала. Единственная возможность ускорить процесс – это обратиться к начальнику полиции: может, совещание с префектом уже закончилось.

– Это Монтальбано, господин начальник полиции.

– Я только что вошел. Слушаю вас.

– Я по поводу той пропавшей женщины…

– Какой женщины?

– Ну, Каримы.

– Кто это?

Он вдруг понял, что это разговор глухого с немым – он так ничего и не доложил начальнику полиции об этой истории.

– Господин начальник полиции, мне так неудобно перед вами…

– Ничего страшного. Что вы хотели?

– Мне необходимо как можно скорее выяснить имя и адрес владельца машины по ее номеру.

– Назовите номер.

– AM 237 GW.

– Завтра утром я вам сообщу, что мне удалось узнать.

Глава тринадцатая

– Я тебе накрыла в кухне. В столовой стол занят. Мы уже поужинали.

Только слепой бы не заметил, что стол занят: на нем была разложена огромная головоломка, изображающая статую Свободы чуть ли не в натуральную величину.

– Представляешь, Сальво, он собрал ее всего за два часа!

Благоговейное «он» отныне, конечно, могло относиться только к Франсуа, недавнему похитителю школьных завтраков и нынешней гордости семьи.

– Это ты ему подарила?

Ливия сделала вид, что не слышит.

– Можешь выйти со мной на пляж?

– Сейчас или когда ты поешь?

– Сейчас.

От луны на пляже было светло, как днем. Они шли молча. Подойдя к куче песка, Ливия печально вздохнула:

– Ты бы видел, какой он построил замок! Потрясающий! Настоящий Гауди!

– Построит другой – времени у него в избытке.

Ей не удастся его растрогать – в нем сейчас говорит сыщик и к тому же ревнивый мужчина.

– В каком магазине ты нашла эту головоломку?

– Я ее не покупала. Сегодня днем заезжал Мими. Всего на одну минуту… Это головоломка его племянника, который…

Монтальбано развернулся, сунул руки в карманы и зашагал в другую сторону. Перед его глазами стояли десятки несчастных племянников Мими, у которых дядя постоянно отбирал любимые игрушки.

– Прекрати, Сальво, не будь идиотом! – крикнула, догоняя его, Ливия.

Она попыталась его обнять, но он вырвался.

– Иди ты к черту, – прошептала она и пошла к дому.

И что теперь прикажете делать? Ливия отказалась участвовать в перепалке, так что выместить злобу не на ком. Он нервно расхаживал по берегу, набрал полные ботинки воды и выкурил одну за другой десять сигарет. Вдруг его осенило:

«Какой же я осел! Естественно, что Мими нравится Ливия и ей он не противен. Кроме того, я заставляю Мими тратиться на подарки. Очевидно, он этим пользуется, чтобы вывести меня из себя. Он ведет против меня осаду, так же как и я против него. Пора подумать о контрнаступлении».

Он вернулся домой. Ливия смотрела телевизор, уменьшив звук, чтобы не разбудить спящего в их кровати ребенка.

– Ну прости меня, – сказал он, проходя в кухню.

Из духовки доносился соблазнительный запах пирога с султанкой и картофелем. С первого же куска стало понятно, что вкус не уступает запаху. Ливия подошла, обхватила его со спины и потрепала по голове:

– Нравится?

– Потрясающе. Надо будет сказать Аделине…

– Аделина утром зашла, увидела меня и сказала, что «не желает синьору беспокоить» – только ее и видели.

– Ты хочешь сказать, что приготовила это сама?

– Ну конечно.

На секунду, всего на миг пирог встал ему поперек горла при одной мысли, что Ливия приготовила его, чтобы забылась история с Мими. Но голод развеял сомнения.