– Он мне кое-что сказал. – Она оставила дверь полуоткрытой.

– Расскажи.

– Когда мы строили замок из песка, он вдруг спросил, как я думаю, вернется ли его мама. Я ответила, что ничего об этом не знаю, но уверена, что однажды она придет за ним. Он сморщился, и я замолчала. Вскоре он снова заговорил об этом, сказал, что не верит, что она вернется. И больше ни слова. Этот ребенок смутно чувствует, что случилась беда. Потом он опять завел об этом речь, рассказал, как в то утро его мама прибежала домой вся перепуганная. Она сказала, что им надо уехать. Они пошли в центр Вилласеты, мама говорила ему, что дальше они поедут на автобусе.

– Куда?

– Он не знает. Пока они стояли на остановке, подъехала машина. Он ее сразу узнал, это машина злого человека, который бил его мать, Фарида.

– Как ты сказала?

– Фарид.

– Точно?

– Совершенно точно. Он даже объяснил, как пишется это имя, эфаэриде.

Значит, у дорогого племянничка Лапекоры, владельца БМВ цвета серый металлик, арабское имя.

– И что дальше?

– Фарид вышел, схватил Кариму за руку, хотел затащить ее в машину. Женщина сопротивлялась, велела Франсуа бежать. Малыш пустился наутек, Фарид был занят Каримой, ему пришлось оставить Франсуа в покое. Тот был до смерти перепуган, где-то прятался. Он не решался вернуться к «бабушке», как он ее называет.

– К Айше.

– Он страшно проголодался и стал отнимать у школьников завтраки. Ночью пришел домой, но там было темно, и он боялся, что в темноте затаился Фарид. Он спал под открытым небом, как загнанный зверек. На следующий день уже не было сил терпеть – так хотелось домой. Поэтому он и подошел так близко.

Монтальбано молчал.

– Ну, что ты об этом думаешь?

– Что у нас дома сирота.

Ливия побледнела, голос у нее задрожал:

– Почему ты так решил?

– Сейчас я тебе расскажу, что я думаю об этой истории, учитывая и то, что ты мне сейчас рассказала. Лет пять назад эта красивая, привлекательная туниска приехала в наши края с крошечным сыном. Она ищет работу горничной и быстро ее находит, потому что заодно предлагает пожилым хозяевам и другие услуги. Так она знакомится с Лапекорой. В какой-то момент в ее жизни появляется этот Фарид; возможно, он сутенер. В общем, Фарид решает заставить Лапекору вновь открыть свою фирму, чтобы под ее прикрытием проворачивать какие-то темные делишки: может, это наркотики, может, проституция. Лапекора, в сущности, порядочный человек, он чувствует неладное и изо всех сил пытается выпутаться. Доходит до смешного. Представляешь, он сам пишет своей жене анонимные письма. Так все и продолжалось, но в какой-то момент Фариду по неясным для меня причинам понадобилось скрыться. И тут он вынужден убрать Лапекору. Он заставляет Кариму провести ночь в квартире Лапекоры, спрятавшись в его кабинете. На следующий день жена Лапекоры должна ехать во Фьякку к больной сестре. Карима могла посулить Лапекоре, что в отсутствие жены они смогут вытворять невесть что на его супружеском ложе, поди теперь узнай. На следующее утро, как только синьора Лапекора ушла, Карима открыла Фариду дверь, тот вошел и убил старика. Вероятно, Лапекора пытался бежать, и убийца настиг его в лифте. Но судя по тому, что рассказала мне ты, о задуманном Фаридом убийстве Карима заранее не знала. Увидев, что ее сообщник всадил Лапекоре нож в спину, она бежит. Но недалеко, Фарид догоняет ее и увозит. Чтобы заставить молчать, он, вероятно, убивает ее. Это подтверждается тем, что он возвращается в ее дом и уничтожает все фотографии – чтобы ее не опознали.

Ливия тихо заплакала.

Монтальбано не находил себе места: Ливия прилегла с Франсуа, и он решил посидеть на веранде. В небе дрались на дуэли две чайки, по пляжу брела парочка, время от времени они устало целовались, словно так полагалось по сценарию. Комиссар зашел в дом, взял роман бедняги Буфалино[16], тот, что о слепом фотографе, и вернулся на веранду. Посмотрел на обложку, на первую страницу и захлопнул книгу. Он никак не мог сосредоточиться. Постепенно его охватывало растущее беспокойство. Внезапно он понял, в чем дело.

То был страх перед тихими семейными воскресными вечерами, что ждали его, быть может, уже не в Вигате, а в Боккадассе. С ребенком, который, проснувшись, назовет его папой и позовет играть…

От ужаса у него перехватило горло.

Глава десятая

Немедленно бежать вон из этого дома, где его ожидают семейные радости. Садясь в машину, он невольно усмехнулся охватившему его приступу паники. Разум подсказывал ему, что ситуацию, к тому же пока только воображаемую, удастся взять под контроль, но подсознание подталкивало к бегству, заглушая голос разума.

Он доехал до Вигаты, зашел в комиссариат.

– Какие новости?

Вместо ответа Фацио спросил:

– Как там парнишка?

– Прекрасно, – ответил он, слегка раздосадованный. – Ну так что?

– Ничего серьезного. Безработный зашел в магазин и палкой стал колотить по прилавкам…

– Безработный? Да что ты говоришь? У нас все еще есть безработные?

Фацио растерялся:

– Конечно, есть, доктор, а вы не знали?

– Честно говоря, нет. Я думал, все уже нашли работу.

Фацио был сбит с толку:

– Где же, по-вашему, им искать работу?

– А куда подалась вся «Коза ностра», Фацио? У них есть прекрасный источник доходов – раскаяние. Этот безработный, который бьет витрины, прежде всего дурак, а уж потом – безработный. Ты его арестовал?

– Да, доктор.

– Пойди и скажи ему от моего имени, чтобы раскаялся.

– Но в чем?

– В чем угодно. Главное чтобы раскаялся. В какой-нибудь ерунде, может, ты что-то придумаешь. Как только он раскается, у него будет работа. Ему станут платить, найдут бесплатное жилье, детей в школу отправят. Иди скажи ему.

Фацио долго молча смотрел на него. Потом заговорил:

– Доктор, в небе ни облачка. А вы не в духе. Что случилось?

– Не твое дело.

По пути домой Монтальбано частенько заглядывал в лавку, торговавшую смесью китайских орешков, бобов, турецкого гороха и тыквенных семечек. Сметливый хозяин давно уже придумал, как обойти закон, по которому в воскресенье все магазины должны быть закрыты: он сам становился с полным лотком перед запертыми дверями своей лавки.

– Жареный арахис, синьор! Еще совсем горячий! – сообщил лавочник.

И комиссар в придачу к арахису купил еще кулечек турецкого гороха и тыквенных семечек.

Пережевывая свои припасы, он сумел растянуть одинокую прогулку вдоль восточного мола дольше обычного, до захода солнца.

– Необыкновенно умный ребенок! – восторженно воскликнула Ливия, едва завидев его в дверях. – Всего три часа назад я объяснила ему, как играть в шашки, и погляди-ка: он у меня уже выиграл одну партию и вот выигрывает вторую!

Комиссар склонился над доской, наблюдая за окончанием партии. Ливия сделала глупейшую ошибку, и Франсуа съел две ее главные шашки. Сознательно или нет, Ливия хотела, чтобы мальчик выиграл: будь на его месте Монтальбано, она бы скорее умерла, чем уступила победу. Как-то раз она опустилась до того, что изобразила обморок, чтобы шашки свалились на пол и перемешались.

– Ты голоден?

– Могу подождать, если хочешь, – ответил комиссар, уловив скрытую просьбу отложить ужин.

– Мы бы с удовольствием прогулялись.

Конечно, они с Франсуа. Даже краешка ее сознания не коснулась мысль позвать его с собой.

Монтальбано убрал со стола и, закончив, пошел на кухню взглянуть, что же приготовила Ливия. Ничего, пусто, как в Арктике, приборы и тарелки хранят девственную чистоту. Занимаясь Франсуа, она даже не вспомнила об ужине. Пришлось на скорую руку приготовить унылый набор: на первое простейшая паста с чесноком и оливковым маслом, на второе – сардины с маслинами, сыром кашкавал и консервированным тунцом. Хуже всего, конечно, будет завтра, когда придет Аделина, чтобы убраться и приготовить еду, и обнаружит в доме Ливию с малышом. Эти женщины терпеть друг друга не могут, однажды Ливия сделала какое-то замечание, а Аделина все бросила, ушла и не показывалась до тех пор, пока не узнала наверняка, что ее соперница убралась восвояси, за сотни километров отсюда.