«Командованию виднее, где вы нужней, — отвечает военком. — Всё, действуйте!»

    От лёгкого толчка в спину Федька вздрогнул — видение исчезло. Перед ним стоял Витька.

    — Пошли, как бы не опоздать.

    Когда вынырнули из-за пятиэтажного кирпичного корпуса, Федька оторопел от изумления. Просторный, окружённый невысоким забором двор военкомата был весь запружен народом. Кого тут только не было! И женщины, и старики, но больше всего стриженных наголо парней. Над огромной толпой стоял приглушённый гул.

    — Вот это да! — растерялся Витька. — Куда ж мы тут?

    — А ну за мной! — скомандовал Федька. — Проведём визуальную разведку.

    Они забрались на забор и стали смотреть, что творится во дворе. С забора никто не прогонял — кое-где на нём висели даже взрослые. Крыльцо здания военкомата было пусто, изнутри никто не выходил, никого не вызывали. Толпа потихоньку, но мощно гудела. Люди о чём-то говорили, спорили, некоторые даже лежали на траве.

    — Порядка нет, — сказал Витька. — Фронту нужна помощь, а здесь что творится?! Построить бы сейчас всех, дать винтовки — и сразу в бой.

    Федька потерянно глядел на толпу. Он представил вдруг, как в эти же самые часы, в эти минуты по всей стране, во всех военкоматах, на призывных пунктах собираются тысячи, может, миллионы людей для того, чтобы отправиться на фронт, и ему стало не по себе. До них ли, до пацанов, теперь взрослым?..

    На крыльцо вышел невысокий военный в командирской форме, с наганом на боку. Подняв над головой руку, выкрикнул что-то. Но голос его утонул в общем гуле.

    — Тише! Тише! — зашумели со всех сторон. — Военком говорит. Да тише же, дайте ему сказать!

    Толпа нехотя затихала. Федька разочарованно смотрел на военкома: и не высокий, и не сильный. Но вот орден Красного Знамени у него действительно был — сиял на гимнастерке, и у Федьки немного отлегло на душе.

    Наконец стало тихо, и военком опустил руку.

    — Товарищи мобилизованные! Через десять минут посадка на машины! Провожающих прошу в сторону. Всё надо сделать организованно. Приготовиться!

    Поднялся шум, толпа загудела, зашевелилась, заголосили женщины. Возле забора резко взвизгнула гармонь. Сам собой раздался круг, и на середину выскочил здоровенный, наголо стриженный парень в гимнастерке и белых парусиновых ботинках. Лихо ковырнул носком пыльную траву, раскинул вширь руки — словно лезгинкой собирался пойти.

    — Эх, жарь, Петруха! Где наша не пропадала! — И вьюном, вьюном пошёл по кругу, чуть не задевая стоявших. — Сыпь, Петя, жарь нашенскую!

    Молодая красивая женщина — наверно, жена его или невеста — ворвалась в круг и, тоже раскинув руки, заголосила:

    — Гриша! Гришенька! Не оставляй одну, не оставляй!

    Она кинулась ему на шею. Он кружил её, придерживая за плечи. А «Семеновна», подхваченная десятками голосов, бешено носилась над толпой, над пыльным двором военкомата:

    Женщина отпустила Григория, несколько секунд постояла, жарко и влюблённо на него глядя, отчаянно тряхнула головой. И пошла мелкой сильной дробью, не заметив, как затоптала свалившуюся косынку. Она шла лихо, с закрытыми глазами, будто с каким-то вызовом судьбе — где наша не пропадала! — и по запылённому, серому её лицу сползала слезная тропинка.

    — Гришенька, не оставляй! Будь они прокляты, Гриша!

    Подъехали грузовики. Долго выкрикивали разные фамилии, называли каждого обязательно по имени-отчеству. Наконец все уселись, распрощавшись со своими, и кто-то зычно, нетерпеливо крикнул:

    — Поехали! Чего лишне душу бередить. Минутой не надышишься! Тро-о-га-ай!

    Ребята спрыгнули с забора. Машины, облепленные по бортам женщинами, медленно выезжали из ворот на улицу и тут же прибавляли скорость. Женщины постепенно отставали, махали вслед платками, что-то кричали. Потом последняя машина скрылась за поворотом, и на дороге Федька увидел опять красивую женщину, которая плясала с Григорием. Она стояла, обхватив голову руками, и ветер трепал распущенные волосы. По щекам её катились слёзы.

    Федька остановился и неожиданно выложил новый план, поразивший Витьку простотой и доступностью.

    — Верное дело! — сказал он. — Так к военкому не пробиться... Надо прийти сюда вечером и ждать его хоть до утра. Не будет же он сидеть там целую неделю.

    Вечером, как только Федькина мать ушла в ночную смену, ребята опять примчались к военкомату. Двор в эту пору был совсем пустым, ни одного человека. Сквозь замаскированные окна просачивались тоненькие полоски света — чуть приметные в темноте ниточки.

    — Значит, не ушёл ещё! — обрадовался Витька.

    — Теперь глядеть в оба, — шепнул Федька. — Не прозевать бы.

    В окнах, откуда просачивался свет (Маскировка не очень-то», — отметил про себя Федька), увидеть ничего не удалось. Ребята подобрались к крыльцу, тихонько приоткрыли дверь и, не удержавшись от искушения, шмыгнули внутрь. В конце длинного коридора тускло светила лампочка, на полу лежали мешки с песком, вдоль стен стояли некрашеные, свежеобструганные скамейки.

    Пока ребята, замешкавшись, стояли в нерешительности, дверь в конце коридора вдруг распахнулась и из неё вышел долговязый военный, перетянутый портупеей. Дежурный! Отступать поздно. Тот увидел их, строго прикрикнул:

    — Это ещё что такое?! Откуда вы взялись, орлы — вороньи перья?! — Подошёл ближе и, поглаживая подбородок, хитровато прищурился: — А-а, догадываюсь: вам, конечно, военком нужен?

    Федька выступил вперёд:

    — А он здесь — товарищ военком? Ещё работает, да?

    — На фронт он вас всё равно не возьмёт, — устало сказал дежурный. — Поняли?

    — Почему же не возьмёт?

    — Ха! Вот стукнет хотя бы по семнадцать — заходите, милости просим. А теперь — шагом марш! Ну, вояки... Одних только вытурил, другие заявились... Хоть часового ставь.