Касаясь ученых нового времени, Кант считает, что лишь Лейбниц и Вольф продвинули вперед общую логику. Логика Вольфа, по мнению Канта, лучшая из имеющихся, Баумгартен же изложил ее в более концентрированном виде, а Мейер составил комментарии на Баумгартена. Из современных ему авторов логических трактатов Кант упоминает еще Крузиуса, которого он упрекает в том, что он не понимает задач логики и переходит границы логики, включая в нее метафизические основоположения, и, кроме того, принимает ошибочный критерий истины.
Система формальнологических законов мышления у Канта сводится к трем основоположениям. Первым и наивысшим основоположением является закон противоречия и тождества. Кант объединяет законы противоречия и тождества, считая закон тождества оборотной стороной закона противоречия, указывая, что запрещение противоречия есть вместе с тем требование от знания быть согласным с самим собой. Это, по Канту, – отрицательная и положительная стороны по существу одного и того же основоположения. Вторым формальным основоположением является закон достаточного основания и третьим – закон исключенного третьего. Закон противоречия и тождества, по учению Канта, является принципом, господствующим над проблематическими суждениями, закон достаточного основания – принципом ассерторических суждений и закон исключенного третьего – принципом аподиктических суждений.
Что касается учения Канта об умозаключении, то следует упомянуть его сочинение «Ложное хитросплетение четырех силлогистических фигур» (1762), в котором он признает единственно правильной формой категорического силлогизма его первую фигуру, остальные же три фигуры он считает искусственными, не чистыми, «гибридными» формами, не имеющими такой значимости, как первая фигура. Хотя эти три фигуры не ошибочны, поскольку возможно их сведение к первой фигуре, но все же они не обладают необходимой для логики ясностью и отчетливостью; напротив, они отличаются путанностью и с этой стороны могут быть охарактеризованы «как ложное хитросплетение», как ненужное умствование. Кант здесь отвергает деление категорического силлогизма на четыре фигуры и модусы и утверждает, что на самом деле категорический силлогизм имеет лишь одну правильную фигуру.
Таким образом, у Канта, как и у Бэкона, Декарта и Ложка, было критическое отношение к силлогистике Аристотеля и, в частности, к той тонкой обработке ее, какую она получила в средневековой схоластике. Относясь пренебрежительно к силлогистике, Кант видит в ней праздную умственную игру и считает необходимым низвергнуть этот «колосс, голова которого скрывается в объектах древности, а ноги сделаны из глины». Однако в своих университетских лекциях он не считает возможным отступить от общепринятой программы и лишь проявляет свое отрицательное отношение к силлогистике в том, что ограничивается кратким изложением ее, отдавая большее место другим вопросам логики. И в учебнике логики, изданном Еше, дается весьма краткое изложение учения о фигурах и модусах категорического силлогизма и говорится, что первая фигура его является «единственно закономерной»[87]. Назначение силлогистики, по мнению Канта, не в том, чтобы служить развитию науки и отысканию истины, она пригодна лишь для ученых словопрений. О силлогистике Кант говорил, что ее нужно выбросить как «бесполезную ветошь».
«Опрокидывая» силлогистику, Кант стремится к реформе логики. По его мнению, логика должна основываться на следующих положениях: первой и основной формой мышления является суждение; умозаключение служит лишь для построения суждений; отчетливые и полные понятия образуются лишь на основе предшествующих суждений и умозаключений, и потому учение о понятии должно быть завершающим моментом в системе логики.
В соответствии с этим и в учебнике логики, изданном Еше, учение о понятии, его определении и логическом делении приводится в качестве заключительного звена в системе изложения.
Положительным вкладом Канта в логику и теорию познания явилась его критика рационалистического отождествления логического основания с реальной причиной, а логического следствия с действием причины (этим отождествлением в особенности страдала философия Лейбница и отчасти Вольфа). Вначале и сам Кант придерживался рационалистического взгляда о тождественности отношения основания и следствия с отношением причины и действия. Но еще в докритическом периоде, когда Кант от рационализма перешел к эмпиризму, когда, по его выражению, Юм пробудил его от догматического сна, он подверг критике лейбницианский взгляд.
Самым существенным пороком формальной логики Канта является положенный в ее основу принцип, согласно которому форма мышления совершенно не зависит от содержания. По учению Канта, «логика отвлекается от всякого содержания знания, а следовательно, и от самих вещей»[88]. Этот полный отрыв формы от содержания мотивируется тем, что реальную сущность вещей мы нигде не можем усмотреть. Агностицизм Канта накладывает свою печать на его логику, которая в силу лежащего в ее основе субъективно-идеалистического и агностического принципа становится сугубо формалистической. В тесной связи с этим стоит и другой порок логики Канта – ее нормативизм, согласно которому все формы и законы мышления вытекают исключительно из требований самого рассудка и не имеют никакого отношения к объективной реальности, не связаны с ней и нисколько не зависят от нее.
Глава XIV
Логика в России в XVIII-XIX вв.
Конец XVII и первая четверть XVIII в. в истории России были временем царствования Петра I, ознаменовавшимся крупными экономическими, политическими и культурными преобразованиями, основной задачей которых было стремление преодолеть отсталость России. Политика Петра была направлена на сохранение и укрепление феодально-крепостнического строя, усиление эксплуатации крестьян, увеличение политической роли дворян, укрепление военной мощи России и в связи с этим на развитие промышленности и торговли, поддержку заводчиков и купеческого сословия. Все это потребовало мероприятий и в области культуры, прежде всего создания технических и общеобразовательных школ и развития науки.
Что касается логики, то в XVIII в. в России она является предметом преподавания прежде всего в духовных академиях и семинариях.
В 1701 г. была учреждена Киевская духовная академия на основе могилянского коллегиума. Первым префектом ее был Стефан Яворский. В Киевской духовной академии, начиная со Стефана Яворского, установилась традиция, что курсы философии и логики читал сам префект. Курсы логики читались на латинском языке сперва в духе средневековой схоластики (по образцу компендиума Петра Испанского), некоторое время была в ходу картезианская логика, а затем – в духе вольфинской неосхоластики.
Курсы логики, читанные Стефаном Яворским и следовавшими за ним префектами Киевской духовной академии, остались не напечатанными и хранятся в Киевской публичной библиотеке.
Подобная постановка преподавания логики была в XVIII в. и в Московской славяно-греко-латинской академии. В ней логика преподавалась как одно из «семи свободных искусств». Став местоблюстителем патриаршего престола, Стефан Яворский преобразил эту Московскую академию по образцу Киевской духовной академии, перенеся центр тяжести учения в ней на латинский язык вместо ранее господствовавшего греческого языка.
В 1814 г. Славяно-греко-латинская академия была закрыта и на ее основе была учреждена Московская духовная академия.
В 1797 г. были созданы в России еще две духовные академии – Казанская и Петербургская.
В XVIII в. в России возникли и первые центры светской науки: в 1725 г. была открыта Петербургская академия наук и в 1755 г. – Московский университет. При Петербургской академии наук в XVIII в. для обучения юношества были учреждены гимназия и университет.
В первой половине XVIII в. преподавание логики в Киевской духовной академии и Московской славяно-греко-латинской академии носило схоластический характер. С критикой этой схоластической логики выступил Василий Никитич Татищев (1686–1750), видный государственный деятель и многосторонний ученый, первый историк России.