У Капиева в дневнике есть такая запись: “Я всегда старался укрепить у читателя впечатление об авторе как сыне своего народа, с радостью вступившем на почву русской речи, но не желающим играть роль человека, изменившего вместе с языком и национальность”.

Вот этот чудесный сплав и приносит успех. Но большего успеха добиваются те писатели, которым удается наиболее полно выражать себя, особенности своего языка, его психологию, писатели, которые остаются верными традициям своего народа.

Меня часто спрашивают: кто я, армянский писатель или русский? Можно ли армянина, пишущего не на родном языке, считать армянским писателем?

Сошлюсь на Уильяма Сарояна, мнение которого я вполне разделяю. "Язык, на котором я пишу, – говорит Сароян, – английский, среда, которую описываю – Америка, дух, который заставляет меня писать, – дух моей родины. Следовательно, я – армянский писатель".

Или Томас Манн, сказавший: "Если ты родился немцем, значит, ты волей-неволей связан с немецкой судьбой”.

Думается, что эти слова в равной мере относятся и к нам, пишущим не на родном языке. На каком бы языке я ни писал, я остаюсь певцом своего народа.

Писать по-русски не русскому человеку – не прихоть, не каприз, а потребность, продиктованная условиями его жизни, средой, в которой он вырос, его окружением, общением с людьми, наконец, тем огромным авторитетом, которым пользуется русский язык во всем мире.

Как не вспомнить Хачатура Абовяна, который понимал, что именно русский язык станет в будущем выразителем самых передовых идей, и сам жадно изучал его. Или Абая, сказавшего: "Знать русский язык – значит открыть глаза на мир",

В наше время это понимают миллионы людей.

Одна моя знакомая, заметим, преподавательница литературы, оберегая меня от ошибок, заблуждений, совершенно искренне убежденная в своей правоте, сказала мне:

– Писатель должен держать свое сердце открытым для радости. Звать на подвиг, рассказывать о лучших людях.

Учительница боялась, что писатель пошатнется, побывав в таких местах, где еще много житейской грязи, где быт грубый, страсти оголены и зло даже не прячется за ширму.

Странный, огорчительный взгляд на писателя! Его охотнее всего представляют себе на почетном месте за юбилейным столом.

Эта точка зрения широко распространена, и боюсь, что мы, литераторы, сами отчасти в том повинны. Из нашего лексикона выпали такие слова, как "лакировщик", "показушник".

К слову сказать, была попытка еще в тридцатые годы создать такую литературу. И возглавил ее журнал "Наши достижения", издававшийся в те годы, название которого говорит само за себя.

Журнал вскоре сам разочаровался в литературном качестве сугубо "достиженческих" произведений, публикуемых на его страницах. Отрицательное отношение журнала к самокритике в свое время вызвало возражения со стороны А.Луначарского, Е.Ярославского, Серго Орджоникидзе. Через два-три номера журнал совершенно преобразился, стал печатать произведения, не скованные ограниченной задачей показа жизни с одной стороны.

И в те годы, и даже много лет спустя, помнится, в газетах, в журналах черным по белому писали: "Горе от ума" – барская пьеса. Это барская пьеса и по автору, и по герою, и по бытовому содержанию, и по идеологии". На многие классиков были навешаны ярлыки. Достоевский – реакционер. Чехов – певец сумерек. Есенин – кулацкий поэт. Блок – символист. Кстати о Блоке. Доктор филологических наук, Арам Григорян помнит, как его исключили из комсомола за то, что он увлекался символистом Блоком.

Под запретом были и многие армянские писатели: Раффи, Терьян, Иоаннисян и другие.

Каждый исторический период как бы накладывает на время свои приметы. Тридцатые годы, обогатившие нашу литературу значительными произведениями, выдвинули на первый план свой трафарет. Герой многих произведений тех лет – это работник-исполнитель, личная жизнь которого приносится в жертву производству, он не знает сна, не видит по несколько дней детей: ведь семейное счастье, любовь суть мещанство. Заработок, старость, смерть тоже считались не достойными внимания. Этому веянию времени поддавались даже такие писатели, как Валентин Катаев, Юрий Олеша. В знаменитой "Зависти" Юрия Олеши, если помните, из всех соревнований между старшими и молодыми победителями выходят молодые. Михаил Зощенко высмеивает смерть, считая ее мещанством. В повести "Поэт" талантливого дагестанского писателя Эффенди Капиева, принесшей автору всесоюзное имя, герой книги, Сулейман говорит: “Мне стыдно, что я немолод". Там же: "О чем, кроме как о старости, может печалиться народный поэт в наше время?"

Все тот же знакомый трафарет.

Нет, было о чем печалиться писателю в те годы кроме как о старости, есть о чем печалиться и сейчас, в наши дни.

В последние годы вышли произведения, отмеченные печатью большого таланта, такие как "Прощай, Гульсары" и "Белый пароход" Чингиза Айтматова, "Соленая пядь" Сергея Залыгина, "Привычное дело" Василия Белова. В них изображены серьезные жизненные конфликты, конфликты, которые вызывали у некоторых критиков, да и не только критиков, возражения. Особенно много нареканий было в адрес "Белого парохода". "Как можно, чтобы в наши дни победило зло?" – говорили критики.

Такие же произведения, первоначально вызвавшие протесты, запреты, возражения, но потом признанные всеми, были и у нас. Напомним о некоторых из них. Это, прежде всего, "Мы и наши горы" Гранта Матевосяна. Произведение, отмеченное также большим талантом, большой правдой жизни, написанное без оглядки на пресловутую "пропорцию света и тени". Затем "Сеятели не вернулись " Багиша Овсепяна – на мой взгляд самое значительное произведение в армянской литературе, посвященное войне, горькая правда о ней. Таким является и другое произведение Овсепяна "Ты меня понял?", вызвавшее много возражений, споров, кривотолков, даже необоснованных выпадов… А произведение хорошее, активное, с озабоченностью и болью бичующее наши недостатки, недостатки не вымышленные, не высосанные из пальца, а вполне реальные, с которыми мы сталкиваемся ежедневно, но стыдливо отворачиваемся от них. Такой же незаслуженно скандальной славой пользуется и роман Арташеса Калантаряна "Марафон”, страдающий теми же “недостатками” – правдой жизни, у которой, как говорит один из героев Овсепяна, "сердца нет". Правда всегда колюча, и не удивительно, что многие, в ком совесть нечиста, поежились от ее уколов.

Но я уверен, страсти отойдут, и эти книги примут и читатели, и очень бдительные критики, боящиеся правды жизни.

Литература отражает жизнь, но она не адекватна жизни. Писатель может прибегнуть к гротеску, гиперболе, преувеличениям, сгустить краски, чтобы наиболее полно достичь цели.

Да, писатель не только отражает, но и творчески преображает жизнь, дополняет ее, помогает ей двигаться вперед.

"Палитра – еще не картина, – говорит Валентин Катаев. – Если смешать все цвета спектра, получится чистый белый цвет, то есть ничто".

Помните, как в "Золотом теленке" собирались писать Робинзона? Ильф и Петров еще в тридцатые годы высмеяли пресловутое равенство света и тени, показали что получается, если смешать все цвета спектра. Робинзона они не написали.

О несостоятельности стремления к равенству в литературе говорит в своей новой недавно вышедшей книге известный писатель и публицист Григорий Медынский: "Свет и мрак пусть не идут параллельно, стирая и поглощая друг друга и превращаясь в сероватую мглу, пусть свет пробьется из мрака и брызнет во всю силу, как свет. Тогда будет виден мрак и будет виден свет, и каждый сыграет свою, присущую ему роль".

Задача писателя – привлечь внимание общества к тому или иному вопросу, растревожить общество. Порадовать или огорчить, вызвать чувство восхищения, гордости или, наоборот, тревоги и раздумья, пробудить, таким образом, в обществе новые мысли, настроения и внутренние силы для дальнейшего усовершенствования жизни.

Бороться за свои идеалы – это значит бороться со злом, устранять те каменья и препятствия, которые лежат на пути к цели. А как же иначе? Обходить? Чтобы идущие за тобой ноги переломали?