— Потрудитесь расписаться вот тут в том, что с настоящим постановлением вы ознакомлены, — приста ткнул пальцем ниже вихревато закрученной росписи полковника Власовского.

Михаил расписался, не возражая.

— Ну-с, а теперь посидите вот тут, на стуле, мы произведем обыск.

Михаил опустился на стул, так же — без единого слова. Что он мог тут говорить? Возмущаться? Протестовать?.. Так ведь вон чемодан Егупова с нелегальными изданиями. Вон корзина Егупова. Вон собственный чемодан, с которым намеревался отправиться через несколько часов в Питер, в чемодане этом тоже уложено около сотни брошюр… Все — на виду… Михаил в досаде прикусил нижнюю губу: все время других наставлял насчет конспирации, а сам в такую вот минуту оказался в таком положении — улика на улике вокруг…

Обыск длился около трех часов. Михаил был обыскан и сам. Обыск одновременно производился и на половине Епифановых. Жандармы тщательно осмотрели сарай, погреб, чулан, заглянули даже в ватерклозет, топот их сапог Михаил слышал и на чердаке.

После того как был составлен протокол, Михаила и Епифановых, у которых тоже было что-то найдено из запрещенного, вывели во двор, где их ожидали две тюремные кареты.

Михаил глянул на Ивана. Тот был бледен, губы его тряслись, в глазах стояли слезы. Еще более жалко выглядела его жена. Оторвав платок от заплаканных глаз, она с ненавистью посмотрела в сторону Михаила, как бы желая сказать ему: «Это все — вы, вы! Мы с мужем хотели только покоя, а вы довели нас вот до чего!..»

Накануне Бердяев наконец решил, что пришло время покончить одним ударом с «Русско-кавказской организацией» Кашинского — Бруснева — Егупова. По аресте Егупова было тут же отдано распоряжение о производстве одновременных обысков у супругов Епифановых, у Бруснева, Квятковского, Терентьева, Вановского, Афанасьева, Рыжкиной, Авалиани, у братьев Громанов и Векшина… Кроме того, были даны депеши: в Киев — об обыске и аресте Кашинского, в Тулу — об обыске и аресте Руделева и Мефодиева, в Харьков — о Борзенко и Красильникове, в Нижний — о Красине…

Жандармское управление начало дознание по делу о социально-революционной пропаганде, к которому вначале было привлечено около двадцати человек.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ВТОРАЯ

С Курского вокзала Егупов был доставлен в Гнездниковский переулок, в жандармское отделение, где провел остаток ночи в одиночной камере.

Утром его вызвали на первый допрос. Вел допрос сам Бердяев. К этому времени был произведен обыск на квартире Егупова, давший немало новых улик.

Бердяев долго рассматривал сидящего перед ним бледного, невыспавшегося Егупова. Взгляд его был укоризненно-насмешливым. Взгляд этот словно бы говорил:

«Я улавливаю всякий самонадеянный, всякий, даже самый хитроумный, умысел в глазах любого человека, так что со мной лучше не хитрить, не лукавить, а выкладывать все по чистой совести!..»

После формальных протокольных вопросов Бердяев положил руку на стопу отобранных у Егупова брошюр, спросил неожиданно резко:

— Вы признаете себя виновным в принадлежности к тайному революционному обществу?

— Нет. Не признаю! — быстро ответил Егупов, нервно передернув плечами.

— Тогда почему все вот это оказалось у вас? Потрудитесь объяснить. Мне будет крайне интересно услышать ваши объяснения…

— Эти книги… — Егупов запнулся, хотя заранее заготовил ответ. — Эти книги я купил в Кремле, в конце страстной недели. Я проходил от Ильинских ворот к Никольским по одной из улиц, когда ко мне подошел человек, чуть выше среднего роста, в больших сапогах, цвет пальто за темнотой я разглядеть не мог, лишь заметил большую окладистую бороду и маленькие глаза. Он спросил меня, не читаю ли я революционных изданий. Я ответил: мол, читаю. И тут же спохватился. Он же взял меня за рукав и спросил, не желаю ли я купить кое-что из таких изданий. Тут же добавил, что не выдаст меня. Я вгляделся в его лицо и тут же решился купить. Заплатил десять рублей. Потом раскаялся, но было поздно. Книги эти я принес к себе…

— Допустим… Но зачем вы повезли их с собой в Тулу?

— Опасался, что у меня на квартире будет обыск… Что же касается тех революционных брошюр, которые найдены у меня при обыске, на квартире, то я их забыл…

— Допустим… Но почему у вашего знакомого Бруснева оказались такие же брошюры? Их только что доставили после обыска на его квартире.

— Почему?.. Просто, желая очистить свою квартиру от купленных мною брошюр, я передал их в упакованном виде Брусневу, якобы на сохранение, так что он и не знал, что там заключается… Я ему сказал: «Подержите эту покупку пока у себя, а я завтра же возьму ее, поскольку теперь мне с ней ходить неудобно, так как я иду еще за покупками». Пакет с книгами я передал Брусневу не у него на квартире, а на улице, не помню теперь, в каком именно месте, помню лишь, что встретился с Брусневым позавчера, накануне поездки в Тулу…

— Кстати, зачем же вы отправились в Тулу?..

— Зачем?.. Затем, чтобы узнать: нет ли расширения заказов на заводах — Оружейном и Патронном, поскольку поговаривают, будто бы возможна война… Вот я и подумал: если деятельность этих заводов действительно расширяется, то, может быть, я смогу устроиться там… Получить, к примеру, место конторщика…

— А почему вы поехать решили в воскресный, нерабочий день?

— Не хотел пропускать службы в Москве, на Московско-Брестской железной дороге, где я служу конторщиком службы тяги…

Углы рта подполковника Бердяева брезгливо оттянулись книзу: какой жалкий лгунишка сидел перед ним! Если бы знал этот напропалую врущий революционеришко, какими сведениями о нем, о них располагает охранное отделение!..

— Ну да, ну да! — жестко усмехнулся он. — Я тас: и полагал: вы — agnus dei.[7]

Подполковник имел обыкновение пересыпать свою речь иноязычными словами, особую слабость он питал к латыни, ближайшие его помощники тоже отличались этим: черта, ставшая своеобразным шиком здешних высших жандармских чинов.

— Ну да, вы всего лишь конторщик, ищущий выгодного места и чисто любительски интересующийся революционной литературой! — усмехаясь, продолжал Бердяев.

Егупов, почувствовав за этими словами подвох, лишь пробормотал чуть слышно:

— Я правду говорю…

— Допустим, допустим… — Бердяев опять усмехнулся, и тут же лицо его стало жестким, взгляд — острым, колющим. — А зачем вы ездили в Варшаву? — резко спросил он.

Не ожидавший этого вопроса, полагавший, что о его поездках в Варшаву московским жандармам ничего не известно, Егупов растерялся, однако тут же овладел собой:

— В Варшаву… я ездил… ходатайствовать перед попечителем Варшавского учебного округа о держании выпускных экзаменов… Я ведь несколько лет назад обучался в Пулавском институте, который, как вам конечно же известно, входит в Варшавский учебный округ… Я подготовился и хотел сдать выпускные экзамены экстерном…

— Очень интересно, очень интересно… — Бердяев побарабанил кончиками пальцев по столу. — Допустим, допустим… — Ну-с, а скажите-ка мне: кто это запечатлел вот на этой фотографии, изъятой у вас? — он взял со стола фотокарточку, лежавшую поверх стопы брошюр, изъятых у Егупова при аресте, и поднес ее почти к самому лицу Егупова.

Тот, слегка отстранившись и всем видом своим стремясь выказать предельную откровенность, открытость дальше некуда, воскликнул:

— Так это сам Бруснев и есть!

— Где вы с ним познакомились?

— В Москве. Здесь.

— При каких обстоятельствах?

— Когда я искал место конторщика на Брестской железной дороге. Раньше этого знаком с ним не был, не знал его…

— Очень интересно, очень интересно… — пальцы Бердяева вновь выбили дробь. — А может быть, это знакомство состоялось несколько раньше? Месяца этак на три?..

Егупов вновь смутился и, не найдя что сказать, пробормотал опять:

— Я говорю правду…

— Ой ли?! Правду ли?! — Бердяев укоризненно покачал головой. — Должен вас предупредить: основные улики против вас у нас имелись задолго до вашего ареста. Я только что намекнул вам на это, спросив о ваших поездках в Варшаву. Так что советую вам впредь говорить действительно правду и не строить из себя этакую ingenue. Дать откровенные показания — в ваших же интересах! Запомните это! Еще раз подчеркиваю: мы знаем о вас, о вашей организации все до ноготка, до точности! По сути дела, вы, например, и являлись чем-то вроде главаря этой преступной организации. Разве не так?!