ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Придя от Бруснева к себе на квартиру, Егупов застал там кроме Вановского и Филатова своего приятеля Михаила Петрова и Авалиани. Публика — почти вся своя, перед ней и похвастать бы можно сегодняшней удачей, покрасоваться слегка, подпустить значительности, ведь даже Авалиани вряд ли знает о том, что привез заграничный гость… Вот только этот Филатов… Расставил свои смазные сапоги, развалился на стуле, талдычит что-то несусветное насчет толстовского учения всклокоченному и уже ошалело озирающемуся Вановскому… Разве же при нем о таком скажешь?

Раздевшись, Егупов прошел в комнату, сел на свою кровать, обменявшись многозначительным взглядом о Авалиани. Он решил послушать этого «пекаря из Щигров», приглядеться к нему, увлекшемуся спором: спорящий человек со стороны ах как хорошо виден!..

— Здоровое развитие жизни — не через рознь и вражду, не через кровь, — говорил Филатов, — но — через духовную терпеливую подготовленность к новой жизни! К братству путь — через братские устремления! Вот чему учит Толстой…

«Что он болтает?! Что он плетет?! — неистовствовал Кгунов пока что про себя. — Какие «хлебы» он хочет впечь» при такой каше в голове?!

Наконец, не выдержав, он без обиняков обратился к Филатову:

— Вы, как я только что убедился, совершенно не созрели для такого спора. У вас, по сути дела, еще нет никаких твердо сложившихся, определенных общественных убеждений. А отсутствие у человека определенных общественных убеждений — большой недостаток!

— Почему же?! У меня есть свои, вполне определенные убеждения! — отпарировал тот. — Если они не вполне совпадают с вашими, то это еще ничего не означает…

— Я сейчас имел возможность почувствовать, насколько они неопределенны… Простите, но в научных знаниях, например, вы обнаруживаете полное невежество!

— Вот как?! — широкое лицо Филатова стало пунцовым. — В чем же вы это увидели?!.

— А в том!.. Вот послушал я вас — ни единого аргумента, за которым бы стояло твердое научное знание. Одна эмпирика! Один хаос! Материалом вам служат исключительно одни критические и философские воззрения Льва Толстого. О чем же с вами спорить и рассуждать?!

— Стало быть… стало быть… — Филатов растерянно, невидящим взглядом пометался по лицам сидевших вокруг. — Толстой, стало быть, для вас не великий мыслитель?!

— Богоискатель и путаник! — выпалил Егупов. — Его мировоззрение антинаучно!..

— Вот как?! — совсем угке растерялся Филатов.

— Друзья! Друзья! Зачем жо так резко?! — миротворчески заговорил Вановский. — Давайте спокойнее и с уважением друг к другу!

— Да, вот так! — не слушая Вановского, горячо продолжал Егупов. — Ваш Толстой придумывает какие-то путаные идеи, разглагольствует, когда народ находится в самом бедственном положении и нуждается в коренном изменения всей сложившейся у нас действительности!..

— Разглагольствует?! — красный от возбуждения, Филатов даже не усидел, вскочил со стула. — Разглагольствует, говорите?! Нет, он не разглагольствует! Он бросил все и уехал вон в Бегичевку Данковского уезда, поселился среди голодающих и спасает их самым конкретным способом! Не разглагольствует, а добывает для них хлеб насущный!.. Разглагольствуют другие…

— Ну поселился-то он не среди голодающих, допустим, а в имении помещика Раевского, насколько мое известно, — отпарировал Егупов. — Это — во-первых. А во-вторых: что такое его помощь?! При его-то возможностях, при его-то авторитете, разве это — помощь?! Ну накормит он одну несчастную Бегичевку, а голодают-то двадцать губерний! Тут не в деревню какую-то надо зарываться, а в набат бить на весь мир! И на это у него есть сила! А он ее расходует на пустяки!..

Его азартом, его доводами Филатов был смят и повержен.

— Ладно, у вас тут сэгодня и бэз мэня много шуму! — сказал, поднимаясь, Авалиани. — Я завтра загляну!

Простившись, он ушел. За ним вышел и Филатов. Этот — по нужде.

Егупов, укорно глянув на Вановского, кивнул на дверь:

— Зря ты его привел. Такое сырье!..

— Так ведь некуда его деть!.. Мы же сами его пригласили… — Вановский развел руками. — Я вижу теперь, что он никуда не годен… А что делать?! Я думаю, что ему все-таки надо дать кое-что из наших запасов литературы. Он говорит, что может хорошо заплатить. Ну а когда он разовьется и разовьет других своих знакомых, им можно будет воспользоваться…

— Дать, пожалуй, надо, — кивнул, соглашаясь Егупов. — Тем более что нам срочно понадобятся деньги… — Он вопрошающе посмотрел сначала на Петрова, потом на Вановского. — Вам Авалиани ничего не говорил?

— Нет… — Вановский пожал плечами. — А что?..

Петров с острым любопытством глянул на Егупова.

— А то, что… — Егупов сделал паузу. — А то, что сегодня ко мне прибыл человек из-за границы, от Плеханова! Привез целый чемодан новейшей нелегальщины!.. — он почти выпалил эту новость, распиравшую его.

— Да ну?! — изумился Ваковский.

— Неужели?! — как бы в сомнении спросил Петров, поджигая Егупова, и без того горящего.

— Да, целый чемодан! — Егупов важно кивнул. — Кстати, Михаил, у меня к тебе в связи с этим вот какая просьба. Ты завтра перевези этот чемодан к своему знакомому, о котором ты мне говорил как-то. Человек-то он подходящий? Надежный?..

— Еще бы! — Петров едва сдерживал себя, чтоб не фыркнуть слишком обрадованно. — Надежней некуда!

— Этот… — Егупов кивнул на дверь, — этот гость из Щигров у нас, Михаил, будет ночевать сегодня, так что ты не проговорись при нем иасчет чемодана-то и насчет всего прочего!

— О чем ты говоришь?! Что я — не понимаю? — Петров обиженно передернул плечами.

— Ладно, ладно! Тише! Он — идет…

Филатов вошел, стуча сапогами и зябко потирая руки:

— Однако, холодновато сегодня!

Егупов с тоской глянул на него: принесло же этого «пекаря» в такой день!..

Он уже и думать не хотел о каком-то кустарном «печении хлебов»: благодаря его хлопотам открылась совсем иная возможность!.. Чемодан «Семена Григорьевича — Франца Ляховича и прочая, и прочая», набитый нелегальщиной, — вот что занимало его теперь. Этот первый транспорт «нелегальщины» открывал перед ним головокружительные перспективы…

ГЛАВА СОРОК ДЕВЯТАЯ

В тот же день, к вечеру, подполковник Бердяев получил сообщение о приехавшем из-за границы эмиссаре Плеханова и Аксельрода. Бердяев был доволен. Так неплохо получилось у него с этнм «подсадкой» Петровым! Этот агент просто находка! Все самые свежие новости о кружке Кашинского и Егупова регулярно поступают от Петрова в жандармское отделение.

— Так как теперь с этим кружком? Может, прихлопнуть пора? Такое поличное!.. — старший чиновник для поручений, обычно делающий Бердяеву доклад в начале и в конце каждого дня обо всем «особо важном», хитро сощурился, склонив голову к левому плечу.

Бердяев почти весело глянул на него, даже слегка подмигнул:

— Ни в коем случае! Им надо дать возможность как следует проявиться. Вот теперь обязательно зашевелятся! Такое количество нелегальных изданий в руках держать не станут, наверняка начнут искать возможности распространения, так что круг расширится в самое ближайшее время. Пускай пока поиграют в «конспирацию»!

— Вот именно: пускай поиграют! — старший чиновник даже подхихикнул вдруг. — Они и ведать не ведают, что каждый их шаг у нас на виду! Забавно наблюдать эту игру, ваше превосходительство! А как они все скачут с квартиры на квартиру! Вроде бы запутывают следы… Вон Кашинский за полгода сколько переселений совершил; с половины сентября до рождества проживал в Яковлевском переулке, затем переехал в Салтыковский переулок, через полтора месяца перебрался в Малый Кисельный переулок, теперь вот живет со своим приятелем Терентьевым на Петровке…

— Ну что ж… — Бердяев усмехнулся. — Недолго им теперь «скакать». Скоро им квартира будет обеспечена постоянная…

— Это уж так!.. — старший чиновник кивнул. Бердяев вдруг нахмурился, глянув на часы, вновь напустил на себя начальственно-суровый вид: