– Наши в этих местах поймали двоих янки, и оба в советское одеты так, что отличить их от местных мог только местный житель, знающий всех в лицо. Кроме того, они русский язык знали лучше нас с вами.

– Этот тоже может знать, только скрывает,- вытирая лицо полотенцем, сказал Гунько.

– В каждом, кто въезжает в страну, вы видите агента? Мне казалось, что это Василия Павловича профессия, его хлеб.

– Ну вас, Александр,- отмахнулся Гунько.- Вам не доказать.

– А этого и не надо. Зачем? Я в этих местах тоже инкогнито и тоже агент, только сам от себя. Что с того?

– Вы – другое дело.

– Такое же самое. Пусть человек роет землю, добывает золото, от страны Советов не убудет. Я сам отсюда столько упёр – миллион раз к высшей мере можно приговорить. Бросьте вы сомнения. Это чистый человек и, как его дед, авантюрист до мозга костей. Смогли бы вы такой путь, как он, через Европу сделать, да за такой короткий период?

– Это и вызывает сомнения.

– У меня нет документа даже о начальном образовании, не то что высшем, а ему нужен был очень, и он его добыл. В Германии сделать это, да ещё эмигранту – задача непосильная. Кроме того, ему не только документ и не столько он сам, сколько знания были нужны, знания геологические. Чтобы окончательно вас успокоить, скажу, что запрос на проверку мы послали. Выясним.

– Ничуть не сомневался, что вы это сделаете,- лицо Гунько просветлело.

– Эй, мужики,- позвал их Жух.- Это вам не баня с парной, хватит плескаться, застудитесь. Идите кушать.

После завтрака Максим со всеми попрощался и вместе с китайцем ушёл. Жух остался, хоть Сашка и предлагал ему отбыть.

– Вы тут балакайте, я мешать не стану. Пойду на остров для базы косых ловить, что время терять. Жаль, пса нет, с ним бы сподручней было и веселее. Они в этом году расплодились, мать их в дышло, как саранча,- он смачно выматерился и, уложив сетку в мешок, исчез, шурша опавшей листвой.

Солнце поднялось над горизонтом, но греть в такую рань не хотело. Евстефеев, верный своим привычкам, пошёл ловить рыбу, предпочитая теплу костра утреннюю прохладу. Остальные разместились с подветренной стороны костра, чтобы дым не попадал в глаза. Беседу начал Сашка.

– Хитрые вы мужики, привели с собой специалиста великолепного, выдали его за психолога и помалкиваете.

– А как догадались?- развеселился почему-то Гунько.

– Я его только увидел, сразу понял, что, скорее всего, он нашими патронами занимался,- Сашка кинул веточку, которую крутил в руках, в костёр.

– Геннадий,- представился мужчина.- Курский,- и чуть погодя, пожимая Сашке руку, добавил:- Это фамилия.

– Мы подвоха не предусматривали,- сказал Гунько, обиженно скривя губы.- Он действительно учёный, доктор химических и технических наук. Феноменами занимается – вы правильно подметили, Александр – из личного любопытства. Более того, он не военный, абсолютно гражданский человек и работает не в закрытом НИИ и не в почтовом ящике, преподаёт в самом обычном вузе.

– Обидчивый вы, Ефимович,- упрекнул Сашка Гунько.- Я и без вашего объяснения вижу, что он не военный. Глаза мои пока при мне,- и обращаясь к Курскому, спросил:- Разобрали?

– Один рванули на полигоне под Горьким,- стал отвечать Гунько, на что Курский прореагировал своеобразно: он закрыл глаза и стал втягивать воздух ноздрями, но промолчал.- Два танка поставили рядом и саданули,- продолжал Гунько, не обращая внимания на Геннадия.- Чуть на тот свет не сыграли. Вы хоть предупредили, что надо подальше находиться, но мы не поверили. Оглохли все, у меня часа три в голове шумело. А второй доверили Геннадию разобрать и не прогадали,- Гунько хохотнул.

– О механизме подрыва говорить не надо, он прост. Как вам, Геннадий Фёдорович, сама взрывчатка?- Сашка обернулся в сторону Курского, тот сидел сбоку и в сторонке.

– Я не знаю, что вам ответить,- Курский благодарно посмотрел Сашке в глаза за то, что он прервал Гунько и назвал его по имени и отчеству.- Я давно работаю с высокомолекулярными соединениями, но такого подбора не встречал даже в теоретических работах. Нобелевская по химии,- Курский потёр руки.- Тому, кто варил эту смесь, нет цены. Только мне в этом веществе интересно другое. Сразу оговорюсь: в нынешних условиях его сделать невозможно, таких технологий нет, чтобы из короткоживущих обрывков собирать стабильную массу. У меня один единственный к вам вопрос: "Вы, вообще-то, понимаете, что "это" есть?"

– Мои познания в химии в достаточной мере обширны, чтобы представлять последствия полученной взрывчатки. В общих чертах, конечно,- ответил Сашка.

– В общих чертах! Боже мой!- вскричал Курский, встал и начал ходить вокруг костра, нервно хрустя костяшками своих длинных, как у скрипача, пальцев.- Вы не представляете, что у вас в руках. Если у вас есть технология получения такого сублимата, вы в шаге от невозможного,- он остановился.- Хотя о чём это я? Может вы уже и получили "это"?

– Представьте себе – да. Давно уже,- невозмутимо ответил Сашка. Курский при этих словах замер окончательно, перестав моргать, от чего стало заметно, как у него расширяются зрачки. Заметив это, Сашка продолжил, боясь, что у того остановиться сердце:- Но, увы, полученное стабильности не имело. Характеристики уникальные. Полученные два вещества прожили два с половиной месяца и разложились, превратившись в грязную, противно пахнущую лужу.

– Теоретически такого быть не могло,- уверенно произнёс Курский, не собираясь верить Сашке на слово. Не сбивайте меня с толка.

– Зачем мне вас обманывать. Вы, кстати, выездной?

– Я бываю за рубежом часто. Симпозиумы, конгрессы, коллоквиумы. Выездной. А что?

– Я вам организую показ, но там, за границей, с соответствующими мерами предосторожности,- пообещал Сашка.- И сделаю это в момент, когда имеющиеся сейчас образцы будут разваливаться, чтобы вы убедились окончательно. – Хотел бы увидеть хоть краем глаза,- Курский присел. После сказанных Сашкой слов он как-то сгорбился и обмяк, будто у него отняли родное дитя или последнюю надежду.- Вы выяснили, почему теряется стабильность?

– Этого я не знаю. Лично не принимаю участия в разработках. Там специалисты у нас работают великолепные, но, насколько я знаю, причин пока не обнаружено.

– Если вы не лукавите и то, что они распались – правда, мне искренне жаль. Надеюсь, ваши химики не из тех, кто опускает руки при неудачах?

– Нет, не из тех. В предстадии получения взрывчатки получено топливо, как у нас говорят: один на десять, то есть на тонну топлива можно толкнуть на орбиту десять тонн полезного груза. Я реалист, и мне это более важно, чем заоблачное далёко.

– Вы не правы! Топливо – ерунда. Можно и многокомпонентным пока обойтись, не велика нужда. А вот ваши успехи в технологии – это да… Вам памятник надо до небес ставить,- Курский произнёс это серьёзно.

– Мне ни при жизни, ни после смерти не надо памятников. Я в этот мир пришёл из ниоткуда и в никуда сойду, когда придёт срок. Тем, кто делает большую химию, им может и надо памятники при жизни, но они все, как на грех, волнуются за дело, понятия славы и всеобщего признания им неведомы. Они не за оклады и премии работают.

– Эх, нам бы такой подход, сколько бы могли полезного сделать, а то сплошные обрезания в финансировании,- Курский встал.- Извините, что я так разгорячился вначале. Если вы не против, я пройдусь. Как глупо мир устроен, как глупо,- и он пошёл вдоль берега, какой-то потерянный и разочарованный.

– Левко, иди походи возле него, а то сильно человек расстроился. Только не мешай ему,- попросил Сашка.- В сторонке побудь.

– Не надо объяснять, не маленький,- огрызнулся Левко и лихо взлетел на береговой обрыв.

После его ухода Панфилов сказал:

– Он у вас злой.

– И правильно,- ответил Сашка, доставая бутылку.

– Давайте по сто грамм врежем, а то вы погрустнели тоже,- Сашка стал разливать водку в кружки, достал чашку с нарезанным вареным мясом и положенными сверху очищенными луковицами и дольками чеснока.- Без хлеба, надеюсь, обойдёмся?