– Это мы каждый день секём гадостную гниль. Возле Киевского еду на работу. Вавилон. Сумочники из Украины и Молдавии торгуют. И где-то ведь и наши соотечественники так же вот стоят рядком.

– Торговля от курса валют зависит. Курс же государством не контролируется. Банки не очень-то дают торговым кредиты, да дать особо нечего. А всё ж процветает торговля. Прозевали мы валюту, зевнули.

– Это почему?

– Есть подпольные фирмы, которые нашим челнокам дают в кредит наличные доллары. Раньше наши тащились в Китай с сумками, сейчас едут налегке. Обратно прут тюками. Там берут оптом на сотню тысяч долларов и тут толкают мелким тоже оптом. Кредит с процентами возвращают и остаётся себе не мало.

– Сколько можно взять в кредит?

– От двадцати тысяч до пятисот.

– Как?

– Под залог имущества. Квартира в центре тянет на сто.

– Лихо.

– Система отлажена хорошо. Ну, не без стрельбы, однако, если ты прогорел, тебе сразу не ставят в укор. Подряжают к опытному челноку в качестве верблюда и потом дают небольшую сумму для начала. Убив, ничего не получишь. Есть и лихие мошенники. Два мужичка, на чужую квартиру в центре Москвы, искрутились получить в нескольких пунктах два миллиона наличности в течение трёх дней и смылись. И знаешь кто они по профессии?

– Говори.

– Слесаря. Имеют по восемь классов образования. Работали на прядильной в лимите. Деревенские рязанские мужички.

– Чертовски талантлив русский народ,- Скоблев улыбается произнесенной цитате.

– Во истину,- Кундин тоже улыбается.

– Добро, гляну и потом обсудим ваш проект законодательный,- обещает Скоблев.

Праздновали не долго. К двенадцати часам ночи все разошлись. Скоблев остался один. "Они у меня даже пить в меру научились, а это много теперь значит,- размышлял он после ухода сотрудников.- Выпили норму и двинулись восвояси. Разбегутся теперь по своим домам к женкам да детям. Надо им добавить день-другой, а то они семьи не видят с такой проклятой работой. Это Александровым стрелкам всё ни по чём, они свободны как ветер, а мои привязаны стальным тросом к главной ячейке общества и ничего поделать нельзя,- он зевнул.- Мне тоже пора на боковую,- Скоблев раскинул руки и потянулся в сладкой ломоте, сжимая кисти рук в кулаки.- Пора".

Глава 6

Павел и Валерий, после того как женщины убрали с общего стола и, перемыв посуду, освободили кухню, переместились туда. Им накрыли на двоих. Дети уже спали.

– Как тебе мой мужичок?- спросил Павел, разливая водку.

Коньяк принесенный Потаповым кончился и догонялись водкой разлива завода "Кристалл".

– Худоват немного, но кость широкая,- ответил Валерий.- Нарастёт мышца. Бойкий он, однако.

– Ты себя в его годы вспомни?

– В его годы я у бабки с дедом обретался. Под Ельней. Хулиганили мы в ту пору жутко. Ходили на места боев, собирали оружие и боеприпасы. Сколькие мои друганы сгинули от этой гадости! Но шарить продолжали всё равно. Обмены организовывали. Сходились в чистом поле, каждый что-то притаскивал, раскладывали в длинный ряд и ходили, выбирая и торгуясь. Вот веришь, нет, когда вспоминаю – страшно.

– У нас под Харьковом тоже было много оружия. Мы жили в том месте, где немцы взяли наши войска в котёл в 1943 году. От нашей деревеньки остались только головешки. Мать рассказывала, что аж до пятидесятого года жили в землянке, собирали конские лепешки и формовали кирпич на хату, а дом настоящий построили, когда я закончил училище. Мне в нём жить не довелось. Там меньший сейчас братуха живёт, Леонид. Жизнь раскидала по сторонам. Три брата и все в разных странах оказались. Лёнька на Украине, я в России, а Петро в Кустанае Казахстана,- Павел выпил залпом.

– Вас же четверо братьев-то?- закусывая, спросил Валерий.- Ещё Григорий был вроде. Я не совсем пьян пока. Помню.

– Он погиб,- ответил Павел.

– Когда?

– В 1991.

– Постой! Он шахтёр был. Так?

– Там и погиб. Метан взорвался.

– Вот те раз! Что ж ты не говорил?

– А что, Валер, говорить? Я и на похоронах не был. Телеграмму мне Лёнька дал, а тут путч, ебать его копать. Родня на меня до сих пор злая. Корят. Что, мол, я ни хуя не делал, сидел в своей Москве поганой, ни Белый дом ни брал и не защищал его. Мог бы, мол, послать их всех в одно место, к чему хохлу их дурацкие разборки? И вообще говорят, чтобы вертался на ридну неньку.

– Давай брата помянем,- предложил Потапов и стал наливать.- Я месяц в шахте проторчал, ох не сладкий хлеб!

– То, что ты видел – цветочки. У этого Александра уровень технический сильный, а в угольной до сего дня стахановским отбойным молотком работают и грузят лопатами.

– Ты был?

– На угольной? Был. И не раз. На той, что Гриша работал. Он бригадиром числился и меня с собой таскал. Крепь деревянная, скрипит, трещит, сверху сыпется, во рту уголь, в глазах уголь, в заднице тоже уголь и всё время ползком. Когда я туда к ним в первый раз попал, пришёл в тихий ужас. Как же вы работаете в таких условиях, спросил у них, а они только мне в лицо рассмеялись. Нормально, отвечают, работаем, план даём, не миллионщики, но свои двести тысяч гоним. Нет, Валера, это не страна и не лагерь. То, что рухнуло, была одна большая угольная шахта.

– За твоего брата!- Потапов поднял свою стопку. Они чокнулись.

– За него.

– Семья у него большая?

– Шестеро. Три на три. Жена его приезжала в апреле. Торговать. Мне моя рассказывала. Племяшу младшему четырнадцать, братуха хотел его ко мне определить, что б у меня жил, когда моя мёртвым разродилась, но его баба не дала. Теперь говорит рада бы, но вы, наверное, не возьмёте. Моя сказала, привози, не чужие, и воспитаем, и прокормим. Та заохала и снова отказалась. Деньги, правда, взяла. Раньше я ей слал переводы, но сейчас и они перестали ходить.

– А что идёт?- Потапов прикурил сигарету, затянулся дымом и громко икнул.- Ну всё! Теперь покоя не будет. Кажись, объелся.

– Иди в туалет, сунь два пальца,- дал совет Павел.

– Харчи жалко,- ответил Валерий, продолжая икать.

– Да хрен с ними! Замучает ведь. Вспомни молодость.

– И то верно,- Потапов поднялся с табурета.- Я мигом.

– Не спеши, никто не гонится. Я пока заварю кофе.

– Паш, лучше чайку крепенького,- сказал от дверей Потапов.

– Годится! Ты топай, робы справу,- махнул ему Павел.

Минут через двадцать Потапов вернулся с покрасневшими белками глаз. Больше по его лицу ничего не было видно.

– Полегчало?- наливая в кружки чай, спросил Павел.

– Хорошо-с!!

– Пей чаёк, с водкой чуть погодим. Пожуй малость.

– А как же!- Потапов придвинул ближе к себе тарелку с бутербродами.- Однако, я в самом деле объелся. Где ты гуся такого брал?

– Это не гусь. Это индюк,- Павел засмеялся.

– Да иди ты! Я что гуся от индюка не отличу, что ль?!

– А где ты гуся такого размера видел?

– Ну, положим, не видел и что?

– Гусь, гусь,- Павел рассмеялся сильней.- С машины торговали. С буды. Я подхожу, глянул, мать родная и гусь и не гусь. Спрашиваю почём, мол, цыплятки, а там мужик и баба продавали. Где, говорят, ты тут цыплят узрел? Это мил человек – гуси. Да нет я им говорю, это не гуси, это цыплята страусов. Мы от машины с Митькой отходили, народ с ног от хохота падал. Ну, ты сам прикинь вес гусыни 12 кило. Это как?

– Хрен её знает. Я ж не птицевод. Ну, их к чёрту этих птичек. Наливай. Гори оно всё огнём. Пить так пить.

– Поехали,- Павел подхватил бутылку и стал наливать.- Слушай, а может коньяк того?

– Хуй их знает! Всё может быть. Сейчас такое мешают, что люди мрут, как мухи.

– Мы ему не дадимся, я так думаю.

– А водка у тебя откуда?

– С завода,- Павел закатил глаза.- В подземке складик несунов нашли, однако, вот и разжились.

– Ты глянь! Такая работа ещё и поит!!??

– Ещё как. Знаешь, как мне мозоли пригодились?- они пустились хохотать.