– Когда ж ты там был? – спросил второй.

– А в девяносто третьем году, когда коммунистов в России свергли и когда СССР распался я по турпутевке ездил, – ответил Ребякин.

Первый покрутил пальцем у виска и присвистнул, многозначительно поглядев на второго.

Тот кивнул и спросил Ребякина, – слыш, а кто у нас тогда генсеком будет?

– Зюганов будет, – ответил Ребякин, устраиваясь поудобнее в кресле литеры "Б".

На литере "А" возле окошка сел первый, а на литере "В" у прохода сел второй.

– Ну, ничего, там тебя вылечат, – сказал первый.

– Там и лекарства хорошие, и врачи, – сказал второй.

2.

В аэропорту Катю встречал сам Ходжахмет.

Она прилетела на том самом Фальконе, на котором прошлый год отсюда ее выкрал Саша Мельников.

Саша Мельников по кличке "Узбек".

Когда второй пилот опустил выдвижной трап, генерал Задорин, управлявший самолетом, высунулся из боковой форточки своего левого сиденья и на полном серьёзе спросил:

– Если будете забирать Фалькон, то отдайте мою спарку-"сушку", на которой я прилетал прошлый раз.

Вот уж, воистину славянское простодушие, – подумал про себя Ходжахмет, ловя себя на том, что сам в некотором роде тоже славянин.

– Нет, если вас этот "Фалькон" устраивает, то забирайте его себе насовсем, – махнул рукой Ходжахмет, – мы вашу "сушку" – "уб"* списали и порезали на алюминиевый лом. – су (спарка – уб – УЧЕБНО-БОЕВОЙ на два места для курсанта и для инструктора) В проеме люка показалась женская фигурка.

Ходжахмет шагнул к трапу.

– Здравствуй, Катя, Салям Алейкум.

– Алейкум Ассалям, – ответила Катя.

На ней был белый шелковый платок, как и положено ходить женщине на Востоке.

– А где Саша? – спросила она, щурясь от непривычно яркого здешнего солнца, – где мой муж?

– Я твой муж, – ответил Ходжахмет, – разве станет муж отдавать свою жену своему врагу?

Ходжахмет улыбался.

– Разве я буду здесь жить не с ним? – спросила Катя.

– Ты будешь жить со мной, как это было до вашего побега, – сказал Ходжахмет.

– Почему? – спросила Катя.

– Потому что мы с твоим бывшим мужем так об этом договорились, – ответил Ходжахмет, беря Катю за руку и помогая ей сесть в открытый армейский джип.

– У тебя будет твоя прежняя служанка, твоя Лидия, – сказал Ходжахмет, прижимая Катину руку к своему сердцу.

– Я хочу увидеть Сашу, – сказала Катя.

– Ты увидишь его завтра утром, – пообещал Ходжахмет, – а сейчас тебя отвезут в твой дом. В наш дом, – добавил Ходжахмет, подумав. …

С Лидией даже обнялись и расцеловались.

– Ой, я так рада, так рада, – запричитала Лидия, – я так скучала, все думала, как там моя госпожа?

Расспросила о сыне, – С кем он там остался? Как он? Подрос ли уже за год? На кого похож?

Не спросила только о главном, – как Катя собирается жить с Ходжахметом, в его гареме, теперь, когда Саша Мельников находится не за тридевять земель, как это было тогда, а здесь, рядом. Как это возможно?

Лидия не спросила, побоялась обидеть госпожу, все-таки отношения у них неравные, одна жена Ходжахмета и госпожа, а другая, хоть и тоже русская, хоть и тоже москвичка, но рабыня и служанка.

Не спросила Лидия, но про себя подумала, что такова их женская доля, отдавать свое тело, терпеть, приспосабливаться, и потом даже привязываться к своему господину, унижающему, придавливающему твое даже не столько женское, сколько человеческое достоинство.

В этом была извечная доля женщины.

Только цивилизация, только последние десятилетия новых европейских обществ освободили женщину, сделали ее эмансипэ, сделали ее свободной.

И тысячелетиями красивая женщина была как вещь, переходившая из рук одного сильного в руки другого. Пришел тот, кто получше вооружен, да покрепче в плечах, да и отнял женщину – забаву для постели, как отнимал у того, кто послабее – отнимал и красивое седло, и коня, и меч и одежду. Так было везде – и в средневековой Японии, и в древней Азии, и в Египте и в Месопотамии. И готовность женщины принять волю над нею более сильного, а не более любимого, въелась в гены.

Женщина не противилась судьбе, и покорно принимала в своё лоно фаллос нового господина. Господина – завоевателя.

А сердцу всегда можно приказать…

Ах, Таня, в наше время, мы не слыхали про любовь…

Вот так!

И сама Лидия, разве она не отдавалась каждую ночь убийцам своего мужа?

Они убили ее мужа там на их даче в Усово по Рублевке, и она потом привыкла к тому, что прикажет Ходжахмет – пойдет она с Ливийцем. Убили Ливийца, приказали ей, и она пошла в постель к другому господину…

Но с Катей было по-другому.

Катя теперь уже добровольно поехала сюда в гарем к Ходжахмету.

И мужа ее еще не убили, Лидия видела его вчера в покоях у Ходжахмета, как они там мирно беседовали…

Значит, значит, ее госпожу продали?

По мирному соглашению сторон?

Значит мир уже живет не по законам европейской цивилизации, а по иным законам?

Лидия не спросила Катю, но Катя, почувствовав немой вопрос, сама хотела рассказать. Рассказать и объяснить. Но не могла. Не могла, потому что была связана обетом тайны.

Это был тяжелый разговор, очень трудный разговор с генералом Богдановым, новым начальником разведки Резервной ставки Верховного главнокомандования.

Генерал сам нанес ей визит, посетив Катю в ее комнате на третьем жилом уровне шахтного комплекса.

Посюсюкался с маленьким Сан-Санычем, подарив ему пластмассовый пистолетик красного цвета, молодой мамаше преподнес духи и коробку орешков в шоколадной глазури.

Катя поставила воду в электрочайнике, достала растворимый кофе.

Присели.

Генерал откашлялся и начал.

Сперва про Сашу и про его ответственное задание, что вот вернется с победой, и все заживут новой счастливой жизнью.

Но до победы еще далеко.

А во все времена и во всех больших войнах, подруги героев помогали своим мужьям в их ратной борьбе.

Богатырки Брумгильда с Кримхильдой – те брали мечи и вставали спиной к спине со своими Зигфридами и Хагенами, и наши, тоже – взять хоть и кино про Александра Невского, которое как раз вчера показывали по внутреннему кабельному телевидению Ставки? Василису Буслаеву помнишь?

И на Великой Отечественной Войне так было, и теперь…

А у разведчика – у него своё специфическое поле битвы.

И жена разведчика тоже, должна быть готова к тому, чтобы помочь мужу. Помочь своей Родине…

Разве не так?

В общем, дошли потихоньку до главного.

Надо бы Кате вернуться к Ходжахмету.

Саша сообщил оттуда, что так надо.

И не просто вернуться, чтобы быть там в залоге, но вернуться именно в качестве Ходжахметовой жены.

Неформальной, а настоящей его жены.

– А как же Саша? – спросила было Катя, но тут же пожалела об этом, устыдившись своего глупого вопроса…

Ну да…

Он же сам и предложил…

Он же сам и договорился с Ходжахметом.

– Но если ты не поедешь, – твердо сказал Богданов, – Сашке отрежут голову, а мы проиграем эту последнюю нашу войну.

И Катя вдруг поняла, что именно от нее, именно от них с Сашкой и зависит теперь общая судьба обитателей Ставки.

Да что там Ставки – бери выше!

– А Сан-Саныч? – спросила Катя.

– А Сан-Саныч тоже солдат нашей армии, – ответил Богданов, – знаешь, как в восемнадцатом веке в гвардию зачисляли сразу по рождению, как того же Пушкинского Петрушу Гринева!

– И он? – в волнении спросила Катя.

– Он у нас останется, нам тоже нужна гарантия, понимаешь?

Все понимала Катя.

Она понятливая была.

Оттого Саша Мельников на ней и женился.

Теперь в посольской миссии своего мужа, Катя исполняла роль некой Верительной грамоты. …