И тут же в окошке засияло солнышко.

И птицы оживленно принялись чирикать под окном …

Это была Марыля.

Она стреляла из пистолета, который вытащила у Олега, когда они спали с ним на даче прошлый раз.

У Олега их было несколько.

Он любил оружие.

И пистолеты буквально валялись у него повсюду.

И Токаревские ТТ, и немецкие P-08, и наганы, и армейские пистолеты Кольта сорок пятого калибра…

А она украла у него маленький бельгийский Браунинг калибра "семь и шесть", чтобы быть исторически последовательной.* Она знала, что Сталин пришлет за ней.

Знала, когда еще на том просмотре Оливер Стоунзовского "Титаника" она трижды перехватывала его взгляды.

Ловила их на себе.

А потом когда он неожиданно появился в правительственной ложе на "Жизели" в Большом, где она танцевала невинную французскую пастушку.

Для Марыли это появление Вождя на ее бенефисе не было неожиданностью.

Она чувствовала.

Она знала.

Потому что Матерь Божья Ченстоховская услыхала ее молитву, свести девушку Марылю с этим убийцей всего польского, повинным в тысячах, десятках тысяч жертв Катыни и преступного стояния Красной Армии у стен Варшавы, когда эсэсовцы Дирлевангера расстреливали варшавское сопротивления Бур-Комаровского.

Она должна была отомстить.

И она сыграла безукоризненно.

Она была само воплощенное вожделение.

Она соблазнила его.

Она заманила его.

– Фани Каплан стреляла в Ленина из Браунинга 7,6 Сталин прислал ей за кулисы две огромных корзины роз.

Красных и белых.

На всякий случай, если ей не нравятся красные.

А на самом деле со значением, ведь белое и красное – это цвета польского флага!

А потом к служебному подъезду Большого, тому, что на сторону Лубянки, ей подали автомобиль.

Ее не обыскивали.

Она не сомневалась в том, что ее не станут обыскивать. …

Берия не бил.

Он только спрашивал.

Он только все время спрашивал.

Спрашивал одно и тоже.

– Олег Снегирев твой сообщник? Скажи, Олег Снегирев твой Сообщник?

Она молчала.

Молчала, в то время как тысячей скрипок пела ее душа.

Она отомстила.

Она отомстила за всю ее Польшу.

ДОРОГА ИЗ ЖЕЛТОГО КИРПИЧА

1.

Леонид Ильич Брежнев слушал Би-Би-Си.

У Генсека было препоганейшее настроение.

Врачи категорически запретили ему сигареты и алкоголь.

И Виктория настояла на том, чтобы никто, даже Цвигун, даже личный телохранитель Володя, не посмели бы дать Леониду Ильичу ни единой сигаретки, ни единого даже полстаканчика "молдавского", которое они с Костиком Черненко так любили…

Костик во время вчерашнего визита только беспомощно руками развел, – сам понимаешь, Лёня, нельзя тебе…

– Эх, рохля! – сокрушенно подумал расстроенный Генсек про своего дружка, – вечно я его тянул-тянул, а он, даже пачки сраного мальборо привезти не мог.

Поиграли в косточки, поговорили о хоккейном чемпионате, где сборная СССР выиграла в финале у Чехов, вспомнили Молдавию, когда они там налаживали партийную работу молодой республики… А толку? Вика домашним милиционером сидела и во все свои лупоглазые зенки глядела, кабы Устиныч бутылку из кармана не достал.

А он – тоже мне рохля!

С такими в разведку разве ходят?

По Би-Би-Си снова говорили о несоблюдении прав человека.

Списки приводили этих… Как его? Узников совести!

И надо же было ему в Хельсинки этот акт подписать!

Кто мог подумать о последствиях?

И Громыко тоже – чёрт ему в ребро, не предугадал, не предусмотрел последствия. А должен был предугадать, предусмотреть!

Снова стали передавать доклад этой так называемой "хельсинской" комиссии по правам человека. Опять эти Сахаров с Боннер списки на Запад передавали.

Щаранский, Буковский…

Одни ведь евреи сидят!

И что товарищ Андропов, не понимает, что тем самым дает израильским сионистам козырную карту в руки?

Нет, вот пару русских фамилий назвали.

Брежнев сделал погромче звук своей "Спидолы".

Ребякин…

Эта фамилия запомнилась сразу.

У него в батальоне десантников, когда они на Малой Земле высаживались, один комвзвода был – Ребякин.

Леонид Ильич ему перед боем партбилет вручал.

Убили его в том бою вместе с тридцатью другими коммунистами.

Может этот Ребякин – сын того самого Ребякина?

Фамилия то редкая. Не Иванов, не Петров…

Снова сквозь глушилку стали называть фамилии.

Ребякин этот и еще трое – Мейлох, Вайнштейн и Саванович сидят в Ленинградской психиатрической тюрьме-больнице без суда и без следствия.

Эту информацию Сахарову передал недавно выпущенный на свободу узник совести, чья фамилия не называется.

Ребякин?

А чего, действительно этот Ребякин там сидит?

Надо бы узнать.

Брежнев поднял трубку телефона, где вместо наборного диска был герб СССР и коротко сказал, – Юрия Владимировича мне… – и добавил, – Андропова. ….

Ребякина помыли в ванной.

Забрали его больничную одежду и вместо фланелевых трузеров и халата, выдали обычные солдатские сатиновые трусы, майку с широкой проймой, носки, белую рубашку на два номера больше чем надо, черный костюм фабрики "Большевичка" – как на покойника, галстук, и черные дешевенькие полуботинки фабрики "Скороход".

Однако, после пяти лет ношения больничного, эти дешевые полуботинки и этот черный на покойника мятый костюмчик, Ребякин воспринял как какие-то царские роскошные одежды.

Он надевал брюки и плакал.

Плакал и надевал, непривычными непослушными застегивая пуговицы на ширинке.

– Подтяжки надо бы, – заметил один из Гэбистов.

– Или ремень, – сказал другой.

– Свалятся с него портки, покуда до аэропорта доедем, – сказал третий.

Потом его долго-долго инструктировали:

– Заграничный паспорт вам дадут, когда вы выйдете из самолета. Но паспорт этот там вам не понадобится, потому что указ о лишении вас советского гражданства уже подписан Председателем Президиума Верховного Совета.

– А и небыло у меня никакого советского гражданства, – сказал Ребякин, – я же из Российской Федерации временной прыжок делал, когда никакого СССР уже не было.

– И куда такого сумасшедшего выпускать? – пожал плечами первый Гэбист.

– Ни хрена его тут не вылечили, авось там заграницей долечат, – сказал второй.

– Сам генеральный секретарь нашей коммунистической партии, говорят, принимал решение, – сказал третий.

– Посылаем им туда дураков, будто они им там нужны, – хмыкнул первый. ….

Они вылетали из аэропорта Пулково.

Таможню и паспортный контроль не проходили.

Черная "Волга" подъехала прямо к трапу самолета Ту-134, вылетавшему по маршруту Ленинград "Пулково" – Лондон "Хитроу".

По трапу поднимались, когда все пассажиры уже заняли свои места и никого на поле, не было, кроме двух стюардесс, с любопытством взиравших на странную процессию.

Вели Ребякина слева и справа держа его под руки, на всякий случай.

Юрий Владимирович не велел ни каких наручников.

До Лондона, то самой высадки – велел сопровождать Ребякина вдвоем – и в туалет, и по маленькому и по большому и кормить его с ложечки.

А там – в Хитроу его встретят эти – из европейской правозащитной группы и из Британского МИДа.

Премьер Тэтчер – эта железная баба – конь с яйцами, она этому придурку Ребякину британский паспорт уже приготовила.

– Сегодня вечером уже будешь по телеку этих своих Смоуков глядеть с Аббой, – бодренько ткнув Ребякина локтем, сказал первый гэбист.

– И Гиннес с воблой трескать, – подхватил второй.

– Нету у них там воблы, – ответил Ребякин, – у них там жареная треска с жареной картошкой в пабах подается, да и то не во всех.

– Откуда знаешь? – спросил первый.

– Был там, – ответил Ребякин.