– Ну жена, будь молодцом, как и полагается жене фидаи, – сказал Звонкий Пето, постукивая палкой по земле. – О том, что мы ушли, никто, кроме тебя, не должен знать.

– Скажи хоть, как узнать, живы вы или нет, – сказала Аревик.

– А вот как. Сегодня суббота, завтра воскресенье, послезавтра понедельник. Три дня подряд, когда солнце зайдет, придешь, встанешь на это место, где мы стоим, и посмотришь в сторону Большого Масиса. Если увидишь возле села Акор дым от костра, знай, что мы благополучно перешли Аракс; если же огня не будет – значит, поймали нас или же убили. Нашим родичам и соседям расскажешь, что мы ушли, только когда увидишь дым у Масиса.

Аревик долго смотрела им вслед, пока они не скрылись из глаз. Она вернулась домой с тем необычным беспокойством, с каким провожала мужа в битву в те далекие забытые времена.

Гайдуки спустились ночью к озеру Мецамор и, подойдя к берегу Аракса, со всеми предосторожностями, стараясь быть незамеченными, направились к мосту Mapгара.

Местность эта была им знакома. В 1918-м, в мае, придя сюда из Игдира, они перешли мост Маргара и, пройдя через Мецамор, пошли на приступ Талинской крепости. Сейчас осенний полуобмелевший Аракс – ничто по сравнению с той весенней разлившейся рекой.

Каро и Звонкий Пето весь день провели в прибрежных тростниках, присматриваясь к местности. Каро сказал, что именно здесь они и проходили много лет назад, он помнит тут каждый куст.

На второй день они благополучно перешли на тот берег и, спрятавшись в тростниках, сменили мокрые носки. Одну из пар, связанных Аревик, надел Каро, другую – Пето. Потом они перекусили и, взяв палки в руки, пустились в дорогу. Позади осталась река Аракс, впереди воззышался Арарат. Когда они отошли на порядочное расстояние, повернули головы к Арагацу.

На второй день Аревик пришла вечером к роднику и посмотрела в сторону Масиса… Возле самого подножья Большого Масиса она разглядела тоненькую струйку дыма. Дым это был или же туман? Не поверила глазам, отошла в сторону, потерла глаза и снова стала вглядываться. Струйка стала больше, Аревик показалось – она видит языки пламени.

– Перешли, – обрадованно прошептала Аревик, перекрестившись. Она и не заметила, как ее обступил народ. Все смотрели на Большой Масис. – Перешли! – на этот раз громко крикнула Аревик, показывая на розовый дым на склонах Большого Масиса. – Вон они, вон они, сидят возле костра и сушат носки. Смотрите, один встал, смотрит в нашу сторону, – возбужденно продолжала Аревик, не отрывая глаз от Масиса.

– Кто такие? – спросили односельчане.

– Каро и Орел Пето.

– Я не вижу, – сказал один сосед.

– И я не вижу, – откликнулся другой.

– Да разве ж отсюда разглядишь, Аревик, людей… – сказал деревенский пастух, подходя к роднику.

– А дым видите?

– Дым видим, – подтвердили соседи.

– А это не Каро там возле огня сидит? Не Пето стоит рядом с ним?

И все напряженно вглядывались. Но острее всех глаза Аревик были. Или ей казалось, что она видит двух людей.

– Глядите, Пето встал, идет к роднику святого Акопа! – воскликнула жена гайдука. – И Каро следом поднялся.

– Ахчи, да где же ты Пето видишь, не пойму? – спросила женщина с детским голосом.

– Не видишь? – не помня себя, кричала Аревик. – Смотри, спустился к роднику, воду пьет.

– Для фидаи мир тесен, – вздохнул старик сасунец. – Они пошли за своим богом.

Вскоре по всему селу разнеслось, что Звонкий Пето и Борода Каро перешли Аракс возле моста Маргара и убежали в Персию, чтобы присоединиться к восставшим курдам.

В это же самое время в колхозной конторе возникла другая версия: Каро и Пето, подойдя к Араксу, были убиты пограничниками и вот-вот трупы их привезут на телеге в Талин, чтобы народ видел, как кончают предатели.

– Не убили их, утонули, переплывая реку, – поправил сельский почтальон, входя в контору.

Когда до Аревик дошли эти разговоры, она спокойно сказала:

– Пусть говорят, что хотят, я верю дыму под моим Масисом.

И в самом деле, если бы кто-нибудь проходил в эту минуту по склонам Масиса, он непременно бы увидел, как двое мужчин, оставив большой костер, направились в сторону Персии.

Так что Аревик имела право так говорить.

Исро и Адам После побега Каро и Пето дела у Фетара Исро пошли неважно.

Исро жил в Талииском районе, в деревне Катнахпюр, это значит – Молочный родник. Расположившаяся на склоне Арагаца деревушка эта чем-то напоминала родное село Фетару, потому-то, видно, и приглянулась она Исро. Он пришел сюда в лохматой абе со старым хурджином, привязанным к седлу, продал коня и купил двух упряжных. Потом прикупил несколько коз и овец. А винтовку сдал в талинский ревком.

Землепашцем был Исро, и потянуло его к земле. Стал он возделывать родную землю, и чем больше возделывал, тем слаще она делалась.

Как раз в это время кулаки развернули яростную борьбу против коллективизации: они жгли склады, уничтожали колхозное имущество, срывали продовольственные поставки, травили скотину. И пришлось ликвидировать кулачество как класс.

Как во всей стране, так и в Талинском районе кулаков выдворяли из сел. Тех, кто оказывал сопротивление, строго наказывали. В селах стало меньше хлеба, на лугах паслось меньше овец и коз, и поднялся ропот всякого рода против социализма.

– Придет время – в село забредет коза, а народ разбежится, не зная, что это за зверь, – фыркали люди. Некоторые пророчили голод, который должен был объять весь мир.

Кулаки распространили слух, что Гаспар посеял у себя на кровле просо, а Золотушный Шмо сжевал последние зернышки драгоценной урартийской пшеницы.

Что Курава Шмо сжевал последние зернышки, это факт. Разуверившись в том, что петух справедливости когда-либо пропоет над всем миром и он вернется в Мушскую долину, Шмо махнул рукой и, так как дети просили есть, а дома ни крошки хлеба не было, сварил ночью это зерно и дал его голодным ребятишкам.

И пошла гулять новость: Курава Шмо разочаровался в колхозе и съел вывезенное из Сасуна урартийское зерно, которое, если бы посеяли, прокормило бы всю Советскую Армению. Еще поговаривали, что из Аштаракского района тоже куда-то исчезло знаменитое егвардское зерно. Говорили, будто семенные запасы забрал председатель колхоза. Ползет слушок, делает свое дело. Печальные предчувствия охватили беженцев из Западной Армении, и решили многие из них, как Каро и Пето, перейти мост через Аракс. Если Каро с Пето перешли, они тоже могут. Перейдут, разожгут, как те, костер на склонах Масиса или же не разожгут, что с того… А может, удастся присоединиться к восставшим, к Шейху Зилану. Во всяком случае, тревожному этому состоянию будет положен конец.

Совсем иначе рассуждал Фетара Исро. Он был из тех беженцев, кто накрепко привязался к этой новой земле. И хотя он был против насильственной коллективизации, но вовсе не помышлял о бегстве. Как можно бросить родную землю, как можно оставить Армению без землепашцев? Даже если останется в их области одна-единственная коза и будет нечего есть, у Фетара Исро не поднимется рука против родины. Тот человек, который собирал в свой хурджин осиротевших детишек, чтобы не дать заглохнуть роду армянскому, – как может он сейчас стать предателем? Надо остаться на этой земле, надо растить на ней детей, надо, чтобы Армения не опустела. Старый гайдук Исро был воодушевлен и с верой глядел в будущее Советской Армении. Он обходил села и уговаривал земляков не следовать примеру Каро и Пето.

С ним заодно были Тер-Кадж Адам, старик Мосе Имо, конюх Барсег, Арха Зорик, Чоло, семалец Кото Галуст со своими четыръмя братьями и множество других сасунцев.

Но все было не так просто. Несколько районных руководителей, опьяненные первыми успехами коллективизации, допустили на местах грубые ошибки. В некоторых горных районах Армении при образовании колхозов были нарушены ленинские принципы добровольного начала. Кулаками были объявлены многие середняки. Используя эти ошибки и перегибы, классовые враги начали вооруженную борьбу против Советской власти.