Вот они остановились передохнуть. И когда раздался голос Миро: «Вста-ли!» – пастухи вскочили на упряжки, кликнули друг друга, волы потянули цепь, и жернов снова пополз в гору. Среди них я узнал талворикского Фадэ – он сидел на первой упряжке, свесив ноги прямо в пропасть. Фадэ со своего Хтана первым заметил, как ливень уносит жернов, и, подхватив лопату, с громкими воплями поспешил на помощь. Я, недолго раздумывая, сбежал в ущелье, быстро приблизился к старику Миро и встал рядом с ним, подставив грудь под железную цепь.
Тропинка в горах, петлявшая среди сливового кустарника, растерянно уткнулась в утес, сбившись с пути. Сбился с пути и мельничный камень, унесенный в пропасть ливнем. И мы плечо к плечу, рука к руке, с верою взявшись за дело, волокли его по скалистому склону вверх – к солнечной вершине.
Волы медленно двигались вперед, плотно прижимая копыта к земле. «Еще немножко, родимые, ну же!» – подгонял их мельник Миро.
Наконец с большими трудностями жернов вытащили на вершину горы, по тряской бугристой дороге докатили до дверей мельницы; слегка наклонив, внесли на руках в помещение и водрузили на место.
Фадэ тут же пошел привел в порядок мать-ручей, и мельница с шумом заработала, зафырчала.
Хозяин мельницы, дядюшка Миро, угостил всех обедом и, узнав про мою историю, оставил меня у себя – спрятал в нижнем помещении мельницы.
Всю ночь перед моими глазами мощное течение с силой ворочало мельничный камень, и я, глядя на это, думал о разрушенной и обновленной мельнице, об этом удивительном мельнике Миро и о тех горцах, чья воля оказалась сильнее стихии. Только могучая воля могла достать со дна пропасти упавший туда жернов. И невольно я сравнивал судьбу нашего народа с мельницей сасунца Миро. Жестокий ливень истории швырнул жернов судьбы нашего народа в пропасть. Кто первым заметит смертельную опасность и криком оповестит-поднимет всех на ноги? Кто достанет поваленный камень из пропасти и снова водрузит на место?
Это должны сделать мы с верой великой в груди – если мы все объединим свои силы и сделаем нашу волю одним гигантским тягачом, невозможно, чтобы камень нашей судьбы остался лежать на дне пропасти.
Аве На рассвете пришел на мельницу один брнашенский житель. Принес просо смолоть. Миро назначил ему очередь и спросил, какие, дескать, новости на свете. Брнашенец поведал нам о том, что Геворг Чауш и Андраник два дня назад пришли в Гехашен и убили предателя Аве.
Он свой рассказ начал издалека. Рассказал, как ему самому рассказали.
«Приходят к светлой памяти Серобу-паше, докладывают: дескать, у одного из дядьев Геворга Чауша детей нет, хочет он новую жену взять. Сероб-паша поручает дело Геворгу Чаушу. Геворг дядю убивает, но потом мается, места себе не находит. Встает, идет к Андранику. «Андраник, – говорит,- Сероб-паша моей рукой дядю моего убил из-за женщины, а сам почему же тогда с Сосе в горах кружит?» Андраник встает, идет к Серобу-паше. «Паша, – говорит, – оставь Сосе в каком-нибудь месте, навещай ее когда хочешь, но с отрядом не води». А Сероб-паша ему отвечает: «Это не твои слова – с чужого голоса поешь. Кто против того, чтобы Сосе в отряде была, пусть складывает оружие и уходит от меня». И Сероб у всех, кто против Сосе, отбирает оружие. И у Андраника. И у Геворга Чауша. Когда он так всех разоружил, гехашенский староста Аве прознал про это и – прямиком в Муш – к мутасарифу. Мутасариф ему говорит: «Ну что, староста, ты сам знаешь, Сероб-паша всех нас обжег, и еще как. С доброй ли вестью ты к нам пришел?» – «Хозяин, у него спереди и сзади стены обвалились…»
Мутасариф на радостях целый кувшин золота дает Аве, чтобы тот помог им поймать героя Согорда. Аве берет золото, берет немного желтой желчи и возвращается домой. Дома кладет желчь в сыр и несет Серобу-паше. А Сероб-паша страсть как любил сыр. Сидят они втроем:
Сероб-паша, Сосе и хутский парень, которого сызмала Сосе под крылом своим держала. Парень с Сосе только чуть-чуть пробуют сыр, а паша наедается до отвала.
Утром рано Сосе выходит на улицу, видит – из-за горы аширет Бшаре Халила движется, а со стороны Муша – аскяров видимо-невидимо. Сосе кличет мужа: «Паша, войско идет!» А паша ей: «Ружье мое неси». Берет ружье, стреляет. Но что-то на себя не похож паша – пуля в другую сторону летит. Сероб без сил валится на землю… Сосе берет ружье героя, а хутский тот паренек, приемыш ее, испугавшись, хочет убежать. Сосе кричит ему вслед: «Эй, парень, ты обет дал, что умрешь с пашой, куда же ты теперь?» Парень возвращается и говорит: «Верно. Пусть кровь моя смешается с кровью Сероба-паши». Говорит так и тоже занимает позицию. Парня аскяры убивают, а Сосе ранят.
Андраник в это время в Семале был, сидел рядом с Геворгом Чаушем. Сосе кричит с горы: «Серобу худо, помогите!» Андраник слышит клич Сосе. «Эй-вах, – говорит, – пропал наш Сероб-паша». Бьет себя по голове, поднимается на кровлю, сам не свой от гнева.
Геворг Чауш ему говорит: «Да ты что, Андраник, паша нас сам разоружил, что тужить об нем?»
Халил-ага отрубает голову мертвому Серобу, несет в Муш, оттуда – в Багеш.
На следующий день Геворг Чауш и Андраник приходят в дом Тер-Каджа, берут каждый по ружью и идут по душу Аве. У Андраника кости ломит, без палки ходить не может. Андраник с Геворгом подходят к дверям Аве и смотрят в замочную скважину. Видят, старосты нет дома. ждут неподалеку. Вечером Аве приходит домой. Они следом за ним в дом идут.
Аве, увидев ребят, поднимается с места. А Андраник ему: «Боже правый, ты что же это встал перед нами? Сядь, староста Аве, сядь». – «Нет, это вы садитесь», – говорит Аве и глазами делает знак жене и дочке, чтобы накрыли стол для Геворга Чауша и Андраника.
Геворг Чауш говорит: «Староста Аве, ни твой хлеб, ни вкусная ариса* нам не нужны. Мы сыты. Ты лучше пойди принеси тот кувшин с золотом, что тебе мутасариф дал».
* Ариса – национальное блюдо, сильно разваренное мясо с пшеницей.
Аве, значит, тут дрожь пробрала. Встал он, пошел в соседнюю комнату, вернулся с несколькими золотыми.
«Нет, – говорит Геворг Чауш, – пойди, как есть, в кувшине принеси».
Аве идет и в страхе забирается в хлев.
Геворг Чауш и Андраник видят, что Аве нет, и заглядывают в хлев. В хлеву темень стоит. Зажигают свечу – Аве спрятался за двухлетку-теленка. Увидев Геворга Чауша и Андраника, Аве бежит, прячется за невестку. Геворг Чауш выволакивает его из-за невесткиной спины, ведет в комнату.
«Староста Аве, – говорит Геворг, – хватит ломать дурочку. Пойди и принеси все золото».
Что делать – Аве приносит золото.
«Аве, – говорит Чауш, – кто тебе дал это золото?»
Деваться некуда, Аве говорит упавшим голосом:
«Хюсны-эфенди».
«За что?»
«За то, что подмешал яду в еду».
Андраник говорит: «Староста Аве, ты армянского героя голову продал за один кувшин золота».
Аве, понурившись, стоит возле стены.
«А не лучше ли было бы, если бы ты не совершал предательства? Пришли бы мы к тебе, а ты нас встречаешь, и совесть у тебя чиста, и не надо тебе прятаться за теленка или невестку…»
«Грех попутал. Своею волей или же как, а случилось. Судите меня. Что народ решит, то и будет», – шепчет Аве и отворачивается к стене.
Андраник делает знак Геворгу Чаушу. Геворг заносит над Аве кинжал. Жена Аве тянется рукой к кувшину с золотом, платок с ее головы соскальзывает на землю. Глядят – староста Аве, значит, половину золота спрятал под платком жены, в чакатноце*. Геворг и старосту убивает, и жену его, и невестку. Хочет весь род Аве истребить, но у Андраника сердце помягче, поднимает свою палку и говорит: «Остальные не виноваты, не трогай».