Бенци обернулся в сторону рава Давида и Ривки, которые с ласковой улыбкой поглядывали на молодёжь, и, указывая на Ширли, проговорил: «Вы, наверно, знаете? — это дочка Рут Магидович, ныне Блох. Ведь когда-то Нехама с нею была очень дружна!» — «Она уже была у вас! Я помню… — воскликнула Ривка и заметила: — Она на Магидовичей нисколько не похожа! Подумать, как время бежит! Это у маленькой Рути такая взрослая дочка! И наша Ренана с нею дружит!» Рав Давид, ничего не говорил, только иногда изучающе поглядывал на гостью, вгоняя её в смущение.

Спустя некоторое время старики встали и вышли из салона: «Не будем вам мешать…» Присоединиться к чаепитию молодёжи они вежливо отказались.

Ширли рассказывала Ренане: «Я тебе уже говорила, что хочу поступить к вам в ульпену. Мои не очень это поддерживают, но, вроде, смирились. Мама говорит, что там в её время были отличные педагоги. Да и вообще — куда ещё идти девочке с гуманитарными наклонностями! Не в художественную же студию Дова Бар-Зеэвува! Но с другой стороны — как это «дочь элитариев из Эрании-Далет пойдёт учиться к фиолетовым, в Меирию»… Да ещё и в общежитии жить, а это им и вовсе не по душе…» — «Так и говорит? Она же сама из Меирии!» — удивлённо нахмурившись, пробормотала Ренана. Ширли покраснела: «Она всё время сокрушается: «Соседи засмеют, проходу не дадут!» — передразнила девочка голос матери. — Хорошо, хоть больше о гимназии Галили нет разговора. В Австралии они же согласились, чтобы я училась в частной религиозной школе, которую Яэль порекомендовала!.. Там, правда, для меня другого варианта и не было. Ну, так после Австралии другого пути у меня нет. Думаю, они это понимают». — «Так отлично же!» — воскликнула Ренана.

Рувик пару раз вздохнул, слушая взволнованную скороговорку Ширли и смущённо потупившись, смущённо улыбнулся Ширли: «Давненько мы тебя не видели! Ты действительно очень изменилась!» — «Естественно! Все изменились… и Эрания тоже.

А сколько новостей за это время!.. Моих братьев, — слышали? — по ТВ показывали…» — «Да уж, наслышаны… Говорят, они там смотрелись куда естественней, чем Зяма Ликуктус», — откликнулся Рувик и покраснел ещё гуще. — «Если к ОФЕЛЬ-ШОУ вообще применимо понятие нормально или естественно!» — чуть слышно откликнулся Ноам.

Шмулик кивнул и продолжал: «Твои братишки в своём супермодном прикиде отлично вписываются в ОФЕЛЬ-ШОУ. У нас в старших группах йешивы говорили про их рубашонки…» — и осёкся, потому что Бенци грозно сверкнул на него глазами: «Шмуэль, немедленно прекрати!» «Уж куда естественней, чем Зяма в кипе и с козлиной бородёнкой, — махнул рукой Рувик. — А, ну да, мы слышали, что Зяма сбрил свою бороду и вроде как намылился перебраться в Эранию-Бет, или Вав? А его дочки с приспешниками сколотили в Меирии компашку сторонников открытости и терпимости. Вовсю пропагандируют… э-э-э… так сказать — малый силонокулл, то есть — «Петек Лаван» и эти… как-их… «Шук Пишпишим» и тому подобные группы!» — «А-а-а! Это их постоянно дают по радио и в ОФЕЛЬ-ШОУ тоже! Я уж слышала… Чушь какая-то!» — Ширли с усмешкой пожала плечами. — «Ладно, не будем о них. Ты, Ширли, лучше расскажи нам про Австралию.

Это правда, что там наша любимая музыка, вообще нормальная музыка, под запретом?

Ведь твои братишки на ОФЕЛЬ-ШОУ это на всю Арцену провозгласили!» — «Это они всё врут! Австралия — нормальная страна, там никому в голову не придёт музыку запретить: каждый слушает, что хочет! Наоборот: им наши австралийские родные сразу дали понять: силонокулл считается бредом больного воображения богемных маргиналов. Там много концертных залов, где исполняют нормальную музыку, есть много мест, где можно послушать хасидскую музыку. Это крутая богема царит в основном в ночных клубах, и публика там соответствующая. Когда братья рассказывали, что они в гимназии создали «Клуб силоноидов», дядя Эрез их на смех поднял. Потом дразнил их — синусоиды. Ну, я же писала тебе, Ренана!» — «А сейчас их дружки себя назвали далетарии! По названию их клуба, где они занимаются борьбой…» — вставил Рувик, искоса глядя на Ширли; она скользнула по нему глазами и продолжила свой рассказ: «Пришлось братьям заткнуться со своей надмелодической и надритмической музыкой. В основном они демонстрировали малым кузенам свои спортивные успехи, обучали их приёмам каратэ. А мы ходили на концерты — и классики, и рок-мюзиклов, и клейзмерской, и современной хасидской музыки. Меня приятно удивило, что в окружении Яэль и Йоэля знают и любят наших Гилада и Ронена. Там знают про вашу студию, про ансамбль «Тацлилим»… Ну, конечно, в кругу Яэль и её семьи…» — «Ага, ты и про это писала!» — откликнулась Ренана, широко улыбнувшись, а Ширли, кивнув, продолжала: «Галь с Гаем всё это высосали из пальца. Мне кажется, это их Офелия подучила так говорить, или придурок Тумбель. Мне плевать, что он сам себя зовёт Тим, для меня он был, есть и будет Тумбель! Они же его при всех назвали вторым отцом!» — «Да уж папа нам рассказывал, что об этом в «Лулиании» говорят. Но не вслух. Там все сейчас очень боятся Арпадофеля, а больше всех… э-э-э… Пительмана… — заметил Ноам, сильно смущаясь и исподлобья поглядывая на Ширли. — Он же, знаешь, сейчас большой босс на фирме. Такой террор там завёл…» Ширли краем уха слышала об этом из разговоров родителей, поэтому она внимательно слушала Ноама. Впрочем, ей было неважно, о чём он говорит, ей важно было наконец-то слышать его голос, видеть его лицо. А он уже спрашивал её: «А где вы там были?» — «Бабушка с дедушкой живут в пригороде Сиднея, в самом Сиднее у дедушки фирма, там же и Эрез, он фактически его заместитель и преемник. Раз в несколько лет папе удаётся повидаться со своими родными». — «А почему они там живут? Что, твой папа из Австралии? Как Зяма?» — спросил Шмулик. — «Да нет: они туда уехали, когда он ещё в армии служил. Этот бизнес у дедушки Мики тогда был тут, но возникли какие-то проблемы… Подробностей не знаю… Они думали, что и папа после армии к ним приедет, а он не захотел. С мамой моей познакомился — и никуда не захотел уезжать. Мы там всех повидали, по стране поездили. Классно! Вот разберусь с этим ворохом дисков с фото и видео — и принесу, посмотрите… Под конец я фактически жила в семье Яэль. Отличная у меня тётя!.. И бабушка Дина очень хорошая, ласковая и с юмором. С дедушкой я ладила, он тоже хороший, но уж очень солидный… Бизнесмен!.. — Ширли скроила уморительную гримаску, выпятив нижнюю губку. — Поэтому с бабушкой мне было легче: она теплее… Но лучше всех Яэль и её семья. Даже жаль было расставаться…» — «А пусть бы они сюда вернулись!» — «Это не так просто: там они прилично устроены… Друзья, родные Йоэля: ведь он — австралиец, то есть родился в Австралии, как и Мэри…» Ширли неожиданно улыбнулась Ренане и оживлённо спросила: «Ты помнишь блузку, которую ты мне вышила?» — «Ну, а как же! Сколько мы с тобой спорили из-за этого узора!» — засмеялась Ренана, — «Я её носила как нарядную в Австралии. До Австралии она была мне немного велика. Яэль она очень понравилась: она сказала, что очень изысканная вышивка. Я, конечно, не удержалась, похвасталась, что это мы с тобой рисунок разрабатывали. Она говорит, что мы могли бы с тобой сделать маленький бизнес на рисунках вышивок. Надо бы подумать, а?» — «Подумаем, обязательно подумаем. Но позже! Сейчас тебе надо поступать в ульпену — и так много пропустила…» — озабоченно покачала головой Ренана. «Я же училась в Австралии, и хорошо училась! Думаю, это мне поможет выдержать вступительные испытания. Ты мне поможешь?» — «Что за вопрос! Конечно, помогу! Ты же способная!» «А ещё Яэль сказала, что мне очень идёт фиолетовый цвет блузки, только вот если бы поярче… Да-а! — вдруг Ширли вскинула голову и живо оглядела всех присутствующих: — Ребята, я что-то не понимаю: что случилось? Раньше я могла надеть одежду любого цвета, да мне и идёт любой! А теперь… В Эрании говорят: фиолетовая гамма — неприлично, так элитарии не одеваются, потому что это любимый цвет у вас, поэтому вас так и назвали — фиолетовые!..» — «Ага! Как только у нас вошёл в моду фиолетовый цвет, так элитарии и объявили его неприличным!.. Они всей фиолетовой гамме приписали зловредные свойства хасидского рока и шофара», — объяснил Ноам, усаживаясь немного сбоку от Ширли и как бы невзначай поправляя на голове свою кипу, конечно же, фиолетового цвета. «Они заявили, что у шофара ядовито-фиолетовое звучание! И придумали нас называть фиолетовыми!» — тут же вставил Рувик, поглядывая на Ширли. — «Между прочим, твои дядя Арье и тётя Тили назвали свою младшую девочку Сигалит в честь нашего цвета…» — вставил Шмулик.