Более того, результаты голосования, полученные посредством войтеромата, будут столь убедительны и красноречивы, что это исключит даже мысль о том, что, к примеру, так называемая мелодическая музыка всё ещё пользуется любовью большинства. Не может такого быть, чтобы большинство эранийцев до сих пор не прониклись идеями силонокулла и новейшей струи подобающей цветовой гаммы! Этого просто не может быть, потому что более этого не может быть никогда! И это нам с вами скоро докажет войтеромат!»
Нет нужды говорить, с каким восторгом близнецы Блох во время возобновившихся после Австралии, но ставших гораздо более редкими семейных обедов скандировали статьи Офелии. С особым смаком мальчишки по делу, а чаще не по делу, повторяли странное словечко ктивтимон. Впрочем, Моти живо смекнул, что это сленговое название войтеромата, о котором эранийцам все уши прожужжала Офелия.
Как-то раз оба вышли к столу, прижав к ушам новенькие, странной формы и расцветки та-фоны и ведя умственную беседу. Ширли молча косилась на их странные приборы — её заинтересовал их дизайн. Оба прибора оказались несколько крупнее та-фона, который им в Австралии подарили бабушка Дина и дедушка Мики. У них была такая же изящно изогнутая форма (может, именно поэтому они не казались громоздкими) — и похожее конструктивное решение. Самое главное отличие от австралийских приборов: в процессе разговора экранчик аппарата испускал непрестанно меняющееся сияние — от нежно-болотного до пыльно-молочного и обратно.
Близнецы, приближаясь к столу и усаживаясь рядом, одновременно закончили беседу, из чего Моти сделал вывод, что это была виртуальная беседа за круглым столом, и что их новенькие аппараты обладали такой функцией. Он только спросил себя, кто же это сделал его мальчикам такие дорогие подарки: ведь ему этот наворот после Австралии не совсем по карману. А они между тем, как по команде, одинаковым движением аккуратно вдвинули экранчик в специальный паз в блоке клавиатуры, запихнули их во внутренний карман и с торжествующей иронией окинули беглым взором родителей и сестру. Ширли уставилась в стол, стараясь не подавать виду, что и она бы не отказалась от подобной крутой новинки. Моти заметил её плохо скрываемый интерес и подмигнул ей ободряюще. Рути хотела задать мальчишкам вопрос, но, взглянув на их лица, сигнализирующие о предостережении от неуместного интереса, и, пробормотав какие-то слова на тему обеда, поспешила скрыться на кухне.
После первого блюда Гай попытался начать разговор: «Daddy, а ты знаешь, почему эту систему иногда называют войтеромат, а иногда ктивтимон? А-а? Не знаешь? А мы с Галем — знаем!» Но тут Галь весьма чувствительно сунул ему кулаком в бок, и Гай, скривившись от боли, поперхнулся. Моти, не глядя на сыновей, обронил: «Не иначе, ваш любимый Туми… э-э-э… простите! — Тимми… к этому отношение имеет.
Хотелось бы знать, у кого он на сей раз идею спёр?» — «Ты, dad, осторожнее про Тимми! — свирепо посмотрел на него Галь. — Ведь так можно и за клевету схлопотать! Кстати, ты знаешь, что он нам обоим уже подарил по стиральной доске ихних бабушек?» — «Ну, знаю… А что?..» — «А ничего!.. Правда, нам бы хотелось по силонофону…» Рути выскочила на кухню, оттуда раздался её голос: «Моти, отнеси им на стол второе и десерт, а я уж тут доем… Доченька, иди ко мне!» Ширли встала, бросив отцу: «Папа, сиди, я принесу», — удалилась на кухню, быстренько подала второе и десерт, после чего ушла за матерью следом на кухню, кутаясь в огромную шаль — она всё ещё не пришла в норму. Так окончился последний семейный обед в семействе Моти и Рути Блох.
Назавтра Моти после работы пришёл в комнату дочери и с улыбкой вытащил из-за спины и вручил ей новенький та-фон темно-синего оттенка. По дизайну он был почти такой же, как они вчера видели у близнецов, но игры оттенков при разговоре не получалось, кроме того, не было многих функций, которые были в та-фонах братьев.
«Прости, доченька, я не знаю, где они достали такие навороченные и, наверняка дорогущие. Пока что пусть у тебя будет такой!» — «Ну, что ты, папочка! Спасибо!
Он же выполняет массу новых функций! Вот и отлично! Спасибо, папуль! И как ты угадал моё желание!» — и девочка нежно поцеловала отца в щёку. — «Ну, я же видел, как ты на их приборы смотрела! — и Моти грустно улыбнулся дочке, выходя из комнаты. — Только выздоравливай скорее…»
В эти недели, полные нервного, возбуждённого ожидания, уже ни одно ОФЕЛЬ-ШОУ не обходилось без интервью, так или иначе связанных с тематикой предстоящего Турнира. Поистине неутомимая Офелия Тишкер была мастером своего дела!
Встрепенулся Зяма Ликуктус, и желая, и боясь, что его снова, по случаю такой серьёзной подготовки к Турниру, вытащат на ОФЕЛЬ-ШОУ — на допрос с пристрастием, а то и публично высекут за то, что так и не удосужился привести свой волосяной покров в соответствие с нарождающимися и набирающими силу традициями струи подобающей цветовой гаммы. Ему казалось, что он смог бы не хуже, а может, гораздо лучше, чем в первый раз, растолковать зрителям позицию стремящихся к прогрессу носителей кипы, пусть пока и не столь многочисленных среди обитателей Меирии. Но его ожидания, смешанные с опасениями, были напрасны. Где-то там наверху его решили не трогать: скорее всего, его позицию не сочли хоть сколько-нибудь представляющей общественный интерес.
В этот раз Офелия (по рекомендации своего друга Тимми) приготовила зрителям другую конфетку — интервью с юными близнецами, каратистами, культуристами, к тому же страстными пропагандистами силонокулла и струи подобающей цветовой гаммы.
В этот пятничный вечер эранийцы в нетерпеливом предвкушении, без отрыва от стакана и дивана, устроились в своих салонах перед любимыми ящиками, дабы насладиться очередной творческой находкой Офелии — анонсированным интервью с близнецами Галем и Гаем Блох. Поскольку это ОФЕЛЬ-ШОУ, как всегда, выпало на пятничный вечер, его не смогли посмотреть Дороны, как, впрочем, и их друзья и соседи. Но, собственно, программа ОФЕЛЬ-ШОУ для них не предназначалась по определению. Музыкальное оформление передачи было, по обыкновению, подобрано со вкусом и со смыслом: речи близнецов искусно перемежались самыми острыми антиклерикальными куплетами кумира далетариев Виви Гуффи, на сей раз — ещё и в сопровождении самых тихих пассажей силонофона, изысканный диссонанс которых вошёл в последнее время в музыкальную моду.
Конечно же, Блохи-старшие в урочный час расположились перед экраном телевизора в просторном и уютном своём салоне. Моти словно чувствовал, что эта передача для него явится сильным ударом, и ему захотелось хотя бы молчаливой поддержки дочери.
Ширли предлагала ему сделать запись, думая, что в будний день посмотреть её не будет таким уж страшным грехом. Но Моти было просто необходимо в эти минуты чувствовать рядом молчаливую поддержку своей маленькой Бубале… («Однако, она давно уже не маленькая: подросла в Австралии…» — частенько думал Моти при взгляде на её побледневшее за время болезни личико.) Рути кликнула Ширли, на что девочка ответила из своей комнаты: «Ну, мам, ведь уже суббота началась! Я и свечи зажгла…» — «Неужели, ради того, чтобы на братьев посмотреть, не можешь немножко нарушить? Когда ещё такое увидишь! Давно ли ты начала так уж строго соблюдать? Ну, мы с папой тебя просим!» — «У меня горло болит и голова тяжёлая…» — «А ты перевяжи горлышко, сладкая моя, тут на диване приляжешь! Я тебе тёпленького приготовлю… Да не забудь принять лекарство… Мама с папой тебе плохого не желают. Сделай же это ради нас! Нам так тоскливо без тебя… Ведь не ты, мы включили, так что нестрашно». — «Ну-у, мам, почему ты меня заставляешь нарушать?..» — и девочка, опустив голову, спустилась в салон, села в уголок дивана, исподлобья глянула в экран и тут же отвернулась. Рути посмотрела на дочь, пододвинулась к ней, погладила её и пробормотала: «Ничего страшного не случится, если ты только сегодня посмотришь.