То, что из этого рискованного зондажа разовьется дружба, продолжающаяся до сегодняшнего дня, давно вышедшая за все рамки служебного и официального, я тогда, конечно, не мог себе представить.
Я оставил своему собеседнику только неделю для размышлений. Как это говорится? "Куй железо, пока горячо". Для второй – запасной – встречи я выбрал следующий день, то есть, среду, 6 мая 1992 года, тоже в 21.00. На случай, если обе встречи по каким-то причинам не состоятся, то была предусмотрена еще третья встреча в понедельник, 18 мая 1992 года, на вокзале в Бад Фрайенвальде. В конце беседы мы пожали друг другу руки. – Ну, тогда посмотрим, что из этого выйдет. Сказать можно все, что угодно. До следующей недели, – такими были его последние слова.
Когда я через пять минут вышел из здания, русского джипа больше не было. На стоянке на автобане В 96, в нескольких километрах к югу от Нойбранденбурга, я снова встретился с Фредди. Он пронаблюдал за приездом и отъездом нашего объекта и не заметил ничего подозрительного. – Как все прошло? – кратко спросил он. – Думаю, очень хорошо. По моей оценке, он придет на следующую встречу.
Потом мы вдвоем поехали назад. Мы шли через Нойштрелиц, порой по грунтовым дорогам, через Везендорф и Миров до Витштока. Там мы расстались.
Фредди нужно было поехать в Берлин, чтобы упаковать свои вещи и наконец отправиться в долгожданный отпуск. Я же поспешил в Ганновер, где через день должна была состояться моя свадьба. Мы расстались с чувством некоторого удовлетворения. Теперь у нас появилась ясная перспектива дальнейшей работы. Возможно, мы уже очень скоро завербуем настоящего агента для разведки. Во мне было даже какое-то ощущение грусти, когда наши с Фредди пути разошлись по двум разным автострадам.
Прошла неделя. Мое внутренне напряжение возросло невероятно. Когда я поехал в центр города. Герт еще успел пожелать мне удачи. Придет ли "Мюнхгаузен" на встречу в "Европа-Центр"? Я твердо на это рассчитывал. Для прикрытия я взял с собой еще одного коллегу. Он разместился на первом этаже внутреннего двора, в ресторане "Мёвенпик". Оттуда он мог видеть холл и большие водяные часы. Я уселся в баре в поле зрения этих гигантских часов. Он должен был подойти только через пятнадцать минут. Потому в душе я еще раз проиграл всю сцену. Первую встречу в Нойбранденбурге, прощальные слова.
Через час мы уехали разочарованные. Единственной надеждой для нас оставалась запасная встреча на следующий день. Утром первым со мной встретился Ганс Дитхард. Американский коллега перехватил меня, как только я вошел в здание нашего филиала на Фёренвег, и больше от меня не отставал. – Вот и он, Норберт, самый редкий гость. Я слышал, у тебя что-то грандиозное наклевывается. Нужна тебе какая-то помощь? Может, помочь деньгами? Заходи потом в подвал, там все сможем обсудить. Может быть, тебе понадобятся сигареты или алкоголь для обмена. При этом он мне многозначительно подмигнул.
Он точно знал, что я не поддерживаю контактов, для которых нужен был обменный материал. Кроме того, ни для кого уже не было тайной, что агентуристы 12 YA используют этот самый обменный материал в основном для личных нужд. Об этом я уже как-то упоминал. Американцы регулярно заманивали наших сотрудников в подвал, чтобы там выкачивать из них информацию для себя. Все это проходило довольно неуклюже, но достигало цели. Службе такие делишки наших заокеанских партнеров были хорошо известны, но, тем не менее, она их благожелательно терпела. Я не раз видел даже того или другого мюнхенского начальника, который во время посещения берлинского подразделения выходил из подвала с блоком "Мальборо" или с галлоном виски или и с тем и другим одновременно.
Мой коллега и я снова поехали на Курфюрстендамм и заняли наши позиции в "Европа-Центре". Скажу кратко – и в этот раз ничего не произошло. Мои сомнения снова укрепились. Что же мы сделали неправильно? Может быть, я вел себя слишком дерзко или слишком самодовольно?
Изрядно нервничая, я приехал в Буков и около полуночи зашел в наш любимый местный кабачок, "Мауэрблюмхен" ("Цветочек у стены") на нашей улице Рингслебенштрассе. Там уже сидели несколько моих коллег, которые, видимо, уже пару часов подряд выпивали там, радуясь жизни. Это сразу перевело мои мысли в другое русло. Со всех сторон сыпались шутки. Изрядно набравшись, команда около двух часов ночи покинула заведение.
Самый короткий путь оттуда к нашему дому, около трехсот метров, мы преодолевали довольно долго. Некоторые фонарные столбы или тот или иной угол подверглись "орошению", что тоже требовало времени. Потом мы вдруг увидели служебную машину всеми нами так "уважаемого" коллеги Тегтмайера, того самого, который в Ганновере довел до нервного срыва Роланда Урбана из "Стэй-бихайнд". К моему стыду я должен сознаться, что и я время от времени принимал участие в ритуале, который опишу ниже.
Внезапно мы все протрезвели. Один из группы воскликнул: – Классная машина! Другой ответил: – Это же "Опель", разве они надежные? Подключился следующий: – Нет, нет, я слышал, у них все время проблемы, особенно когда заводишь. А особенно шины у них не держат воздух. Кто-то заметил: – Мне кажется, Тегтмайер завтра не успеет вовремя приехать на работу. Следующий "друг" Тегтмайера: – Не буду спорить. В мгновение ока из всех шин выпустили воздух. Смеясь и хихикая, мы, очень довольные, скрылись в доме номер два. Этот "ритуал" я видел не один раз. Текст его был известен каждому из команды 12 YA, кто жил на Рингслебенштрассе.
В этой связи я вспоминаю еще один вечер осенью 1992 года. Мы тогда тоже шли домой из "Мауэрблюмхен". Предвкушая веселье, мы заметили машину Тегтмайера. Он за это время уже привык оставлять ее на какой-то из боковых улочек. Но это ничего не меняло, потому что наша команда ее все равно находила. Но в этот раз, рассмотрев автомобиль повнимательнее, мы с сожалением заметили, что воздух из шин до нас успела уже выпустить какая-то другая команда. Один из коллег был очень расстроен: – Вот, испортили вечер. В следующий раз пойдем домой пораньше.
В ожидании "Мюнхгаузена"
На следующее утро я за совместным распитием кофе в нашей квартире сообщил Герту о состоянии дел в операции "Мюнхгаузен". Но он не разделял мой пессимизм. – Подожди, Норберт, он еще придет. В Вюнсдорфе творится черт знает что. Потому ему точно что-то помешало.
Когда мы прибыли на Фёренвег, нас там уже ждала секретарша: – Марк Хэндридж и Ганс Дитхард хотят с вами поговорить. Они как раз в твоей комнате. Норберт.
Мы вместе поднялись на верхний этаж. Там нас ожидали двое американских коллег в совершенно пустом бюро.
Мебель там была древней и точно попала сюда из какой-то казармы. Многие стулья разваливались, потому посетители опирались на стулья и ли на подоконники. С провоцирующим взглядом и всезнающей ухмылкой Марк осматривал пустую комнату. Герт улыбнулся: – Все прекрасно убрано, Норберт, очень аккуратно! Мои поздравления! Картина, представшая перед американцами, была и впрямь странной. Если у всех остальных оперативников столы ломились от документов, то у меня не было видно ни клочка бумаги. Даже карандаш не лежал на столе. Все дверцы и ящики были открыты и совершенно пусты. Ни календаря на стене, ни блокнота, ничего. На обоих сотрудников РУМО это должно было подействовать как демонстрация открытого недоверия.
Марк сразу взял инициативу на себя: – Мы собственно хотели просто узнать, как у тебя дела? Что с "Мюнхгаузеном"? Есть у тебя время сегодня в полдень? Мы приглашаем вас на обед. Там мы, может быть, сможем поговорить спокойней. Затем оба исчезли как призраки. – Сволочи, – сказал я Герту, – они нам вздохнуть не дают.
Мы решили принять приглашение на обед, чтобы лучше оценить намерения американцев. Но эту проблему все равно следовало обязательно подробно обсудить с Центром. Партнеры слишком уж назойливо себя с нами вели.
На обеде разговор шел ни о чем. Марк и Ганс явно старались не задавать конкретные вопросы. Зато они неоднократно предлагали деньги и прочую поддержку. За это время до них уже дошло, что мои действия по вербовке агентов открывают куда более широкую перспективу, чем просто сбор мусора подразделением 12 YA.