Российская контрразведка не спит

За прошедшее время работа по сравнению с первыми неделями и месяцами усложнилась. Другая сторона начала защищаться от наших операций. В одного нашего майора, проводившего операцию по наблюдению, стреляли. Мой коллега Фредди во время ночной рекогносцировки авиабазы Шперенберг попал в рискованную ситуацию. Со специальной американской видеокамерой он проводил измерения уровня шума. Это должно было нам помочь отличать по звуку свои самолеты от вражеских. Русские заметили вторгнувшегося на их объект чужака и, чтобы прогнать, гонялись за ним на вертолетах.

Но самый сенсационный случай произошел в городе Нойруппин. Один-единственный раз в операции лично участвовал офицер-оперативник из Мюнхена. Он должен был завербовать одного русского – потенциального агента-"крота". Пуллах все подготовил очень профессионально, даже создал для этой операции специальный штаб. Наш оперативник установил контакт с российским офицером и дважды встречался с ним. Потом русский пригласил его к себе домой. Он пообещал, что передаст ему при этой встрече "совершенно секретные" документы.

Как только разведчик БНД вошел в квартиру своего нового информатора в Нойруппине, дверь дома за ним вдруг закрылась. Внезапно в лицо ему ударили лучи мощных ламп. Застрекотали видеокамеры. Агентуристу пришлось сесть и подвергнуться допросу с участием нескольких офицеров российской военной прокуратуры. "Гостеприимные хозяева" были немало удивлены, обнаружив при обыске его портфеля, что немец и сам принес с собой некоторые документы.

Это были его личные счета, собранные для отчета за командировки и агентурные встречи, а также полный план операции по вербовке этого офицера из Нойруппина.

Кроме того, там нашлись предписания по организации оперативной работы в новом берлинском филиале. Для российской контрразведки ценность этих бумаг была огромной. Позднее в БНД этот скандал усиленно старались приуменьшить. И никто не сделал из случившегося никаких выводов. С берлинскими сотрудниками даже не провели инструктаж. Ответственные лица перешли сразу к обычной повестке дня, а через какое-то время даже повысили в должности шпиона-неудачника.

Пару месяцев спустя произошел подобный случай, когда в беду попал один из агентуристов нашего берлинского подразделения. Он специализировался на автомобильных рынках, которые как грибы после дождя выросли в непосредственной близости от казарм ЗГВ. Этот разведчик всегда был в разъездах один – еще одно доказательство того, как мало Служба уделяла внимание оперативным вопросам. От русских его деятельность не укрылась, потому они решили приготовить для него ловушку

Они просто переставили дорожные указатели, показывающие границу запретной зоны военного объекта. Наш разведчик полагал, что находится на авторынке, а на самом деле был уже на территории российской воинской части. Его подвергли аресту и допросу военных прокуроров. Чтобы сломить его, русские запугивали его отправкой в Москву – во дворе уже стоял готовый к вылету вертолет. Но потом они все же передали его в руки местной полиции.

Такие опасные сюрпризы могли поджидать и нас в любой момент. Мы знали об этом риске, а это еще сильнее осложняло нашу работу. У моего нового партнера Фредди уже начали сдавать нервы, и он подумывало над тем, чтобы все бросить. В эти дни мы долго беседовали с ним о нашем личном положении. Я знал, в чем тут загвоздка. Фредди слишком редко бывал дома, мало мог заботиться о своей семье и не мог справиться с проблемами своих детей-подростков. Потому я пообещал заново перестроить порядок нашей работы, чтобы обеспечить ему более размеренную жизнь. Это было в начале 1992 года.

Десять заповедей

Мы решили в будущем сконцентрироваться на вербовке русских агентов, которые после своего возвращения на родину продолжали бы на нас работать. При этом мы должны были стать полностью равноправной командой, в которой один занимался бы оперативными аспектами, а другой заботился бы об административных и бюрократических делах. Все решения мы должны были принимать единогласно. В случае спора мы стремились бы найти подходящий для обоих компромисс. Я заметил, что "страсть к охоте" постепенно возвращается к Фредди. То, что мы решили создать наши собственные правила работы, казалось, доставляло ему удовольствие. Потому мы уселись рядом и два дня подряд разрабатывали порядок нашей будущей командной работы. Мы договорились о десяти пунктах.

1. В будущем мы будем стараться как можно реже и короче бывать в проблематичном помещении берлинского филиала. Это касается также контактов с американскими партнерами. Об оперативных делах мы вообще не будем больше с ними говорить.

2. Мы договорились выработать тест для проверки того, как функционирует система обратной передачи нам американцами информации, которую они черпают из полученных благодаря нам документов.

3. Устные донесения должны передаваться только в самом общем виде, без подробностей – для избежания известного нам риска прослушивания. В будущем мы постараемся использовать любую возможность, чтобы разговаривать с нашим шефом вне стен филиала, особенно при принятии важных решений.

4. Никаких документов оставлять в помещениях филиала нельзя. Если нам в случае необходимости все-таки придется что-то хранить в служебных помещениях, то к ним не должно быть доступа посторонних.

5. Обязанности в команде распределяются так, как это было договорено.

6. Для успешной вербовки источников необходимо установить и поддерживать хорошие контакты с Ведомством федеральной имущества. Западная группа войск тесно сотрудничала с этим учреждением при процедуре возвращения бывшей своей недвижимости. Для этого ЗГВ использовала своих переводчиков или других знающих немецкий язык военных. Как раз этот круг лиц нас и интересовал.

7. Мы больше не будем выполнять задания, связанные с рекогносцировкой в непосредственной близости к военным объектам. Русские уже знали достаточно много о такой нашей деятельности и начали проводить свою контроперацию под кодовым названием "Паутина".

8. Мы намереваемся следовать определенному оперативному шаблону. Так как у нас нет достаточно времени для проведения широкомасштабных вербовочных операций, следует поступать следующим образом. Мы будем стараться обращаться к потенциальным агентам вне территории их гарнизонов. Первый контакт должен проходить под "легендой". Второй человек из команды должен вначале не показываться на глаза, а тайно наблюдать за встречей. Если объект вербовки соглашается на вторую встречу, то уже на ней мы открываем наши каты.

9. Мы договорились честно и порядочно вести себя с нашими объектами вербовки. Мы не будем составлять никаких досье или вести какие-либо записи. Мы отвергли методы нажима, шантажа и компромата.

10. Мы договорились между собой сохранить этот наш план в тайне.

Такова была теория. До практики должно было дойти лишь тогда, когда Гассинг разрешит нам двоим работать вместе, а Фредди решит тут остаться. Теперь наступила моя очередь. В середине марта 1992 года я явился к шефу. Он принял меня любезно. Наши отношения большей частью вернулись в прежнее взаимно доброжелательное состояние. Он ценил результаты моей работы, и мы, как правило, избегали любых ссор. По его мнению, я слишком критически воспринимал роль американцев. Но эту тему в наших разговорах мы оба старались лишний раз не затрагивать.

Мы оба были согласны, что Фредди явно скатывался к нервной депрессии и потому вполне мог оказаться следующим из сотрудников, кто уйдет от нас. Я подчеркнул, что после предстоящего ухода Герта и Удо я могу себе представить тесное сотрудничество только с Фредди. Гассинг оценивал эту ситуацию из своей башни из слоновой кости. Фредди сам принял решение перевестись в Берлин. Теперь ему не положено было жаловаться и выпрашивать себе какие-то привилегии.

У меня захватило дух – старик просто игнорировал реальные проблемы нашего ежедневного бытия. Постепенно филиал стал работать как бы сам по себе. Ежедневные донесения были такими превосходны, таких у Службы еще никогда не было. И это при том, что большая часть собранной информации, так сказать, терялась в подвале. Работу Гассинга в Мюнхене оценивали очень высоко. У него из-за этого развилось чувство уверенности в себе, приправленное изрядной долей самолюбования. Поэтому постепенно изменился и его тон по отношению к сотрудникам. В трудные времена начальной фазы нашей работы он спрашивал каждого обо всех деталях и пытался защищать своих. А теперь он видел в них лишь исполнителей, помогавших его успехам.