За окном светлело, над крышами домов занималась заря. Вот так и в жизни десятиклассников занималась заря нового дня. Что значит жизнь человека для вечности? Один миг... И жизнь человека - как сутки в этой вечности со своим утром, полднем, закатом и ночью. И в этих сутках вечности для ребят занималась заря, наступал день, длиною в целую жизнь, пока не наступит вечер, а затем – закат… И Анне Павловне хотелось, чтобы все её воспитанники прожили свои «сутки» достойно.

Если бы Светлану Рябинину спросили, что такое - экзамены, она бы ответила: бег с препятствиями, кто-то одолеет преграду, а кто-то и споткнется...

В десятом «Б» ещё никто не спотыкался. К экзаменам готовились дружно, сообща, задолго до консультации являлись в школу, поднатаскивали друг друга по трудным вопросам. И лишь к физике готовились маленькими группами, а кто и в одиночку, видимо, сказывалось огромное напряжение, усталость, что росла от экзамена к экзамену. И думалось лишь об одном: скорее бы окончились эти экзамены, потому и на консультациях сидели так шумно, что преподаватель физики Валентина Андреевна сердилась не на шутку и безжалостно выгоняла всех, кто ей мешал. А на последней консультации мешала больше всех, как это ни было для Валентины Андреевны странно, Светлана Рябинина, такая с виду серьёзная и самостоятельная девочка. Валентина Андреевна преподавала в третьей школе первый год, до того работала в другом городе, и Светлана ей нравилась именно своей серьёзностью, но когда Рябинина громко подсказала Кире Воробьевой решение задачи, да при этом ещё и глаза закатила под лоб: «Не понимает, видите ли», - Валентина Андреевна не выдержала и выгнала Рябинину вон, при этом чуть не сказала: «Вернешься с родителями», - и самой стало смешно от этой мысли.

Светлана вышла из школы. Подняла голову, прижмурившись, посмотрела на яркое солнце, блеснувшее золотым слитком между туч, и побрела по тенистой зелёной улице, пока не увидела перед собой чьи-то ноги. Светлана сразу встопорщилась: кто посмел дорогу загородить! И, вскинув голову, сразу смутилась:

- Серёжка! Ты чего не на консультации?

- А, - махнул рукой Герцев. - Надоела эта зубрежка. А сама что прохлаждаешься?

Светлана беззаботно рассмеялась:

- Выгнали!

- Выгнали? Ну, ты даёшь! - Герцев пошёл рядом со Светланой, будто им по пути.

Старые ветвистые тополя раскинули кроны над тротуаром, и потому казалось, что шли они по зелёному тоннелю.

- А красивый у нас город, верно? - Светлана подняла руку,

коснулась пальцами шелестящих тополиных веток. - Зелёный... Я бы всю жизнь прожила здесь.

- А университет? Ты же хотела в университет, на факультет журналистики.

- Хотела, - с грустью откликнулась Светлана. - Но не буду поступать.

- Почему? - удивился Сергей: уж кто-кто, а Светлана Рябинина давно уж определила себе дорогу в жизни, распределила всё по полочкам.

- Я хочу на завод пойти, годик поработать, подумать, а вдруг не гожусь в журналисты.

- Ну, это ты зря. Год потеряешь. Зачем? А... - он запнулся, - выговор тебе так и оставили в газете?

- Оставили. Да что об этом? «Что было, то было...» - пропела, но совсем не весело. - А школу газетчиков всё же я окончила. Так что у меня уже есть одни «корочки». Хочешь посмотреть? - она достала из сумочки удостоверение в красном ледерине и горделиво протянула Сергею. - Всё-таки закончила... - и грустно улыбнулась.

Она могла бы рассказать Сергею, как посещала последние занятия, как невыносимо трудно было смотреть в глаза Лугового.

Но Светлана не знала, что Луговой, всякий раз приходя на занятия рабкоров, страстно желал не увидеть её. Упорство Светланы и раздражало его, напоминало о несправедливости, но удивляло и вызывало уважение необычное настырство девушки, ведь понимал, что трудно ей видеть работников редакции, трудно писать в газету, а она всё же писала, правда, значительно реже и совсем не обращалась за советом к Луговому.

С востока синело небо, а на западе - чёрная ночь: на город надвигались тяжёлые грозовые тучи. В самом центре лилового полукольца край особенно зловещей тучи, подсвеченной бессильным солнечным лучом. Солнце робко пыталось отдать земле свой луч, но он так и не достиг ее, завяз в грозовых клубах. И только в том месте, где луч хотел вырваться из жёстких объятий, осталось пятно кремового цвета, напоминавшее орла со злобно раскрытым клювом и широко раскинутыми крыльями. И когда небо со сверканьем и грохотом раскололось надвое, Светлане показалось, что этот орёл, совсем, как живой, взмахнул крылами, ринулся вниз, на город.

Шквальный холодный ветер рванул верхушки тополей, пригнул цветы на газонах, и потоки воды обрушились на людей, застали их врасплох, заставили бежать по улице, искать укрытие от дождя.

Светлана и Сергей вскочили на крыльцо городской библиотеки под защиту крыши небольшой террасы.

Смеясь, они потешно отряхивались, как весёлые котята, угодившие по вине своего любопытства в бочку с водой.

Светлана слегка вздрагивала при каждом раскате грома.

Герцеву вспомнилось, как однажды Лариска Кострова высмеивала Светлану за то, что подруга боится грозы. И Сергею захотелось обнять девушку, сказать: «Не бойся, я с тобой». Но молча снял пиджак и накинул ей на плечи:

- Замёрзла?

- Нет, - выдавила Светлана посиневшими губами - дождь был неожиданно холодный, совсем не летний.

- Нет, а сама чечётку зубами выбиваешь, - проворчал Сергей.

Светлана хотела сбросить пиджак, но Сергей положил ей на плечи руки и негромко произнёс:

- «Будь, пожалуйста, послабее, будь, пожалуйста», - он читал стихи так, словно умолял, а плечи Светланы окаменели под его ладонями, глаза - как блюдца, и в них затаился испуг.

- Это ты сам написал? - прошептала Светлана, а глаза - тревожные, вопрошающие.

- Нет, Рождественский, - Сергей совсем недавно натолкнулся на это стихотворение, листая томик стихов, и сходство характера неизвестной девушки с характером Светланы Рябининой потрясло его. Как просто и ясно сказано: «Будь слабее». Ну, как можно полюбить её, такую самостоятельную и дерзкую, если она всегда топорщится, как ёрш, если она и сама в обиду себя не даст, не будет ждать защитника?

- А-а-а... - разочарованно протянула Светлана. - Я думала, ты написал, а стихи посвящены... Осиповой.

- При чем тут Осипова? - удивился вяло Сергей.

- Ну как - при чём? Новый год ведь вместе встречали?

Сергей рассердился: опять задирается. И спросил злорадно:

- А чего же друга твоего не видать?

- Олега? Дома, наверное, к экзаменам готовится.

- Нет, другой, Торбачёв с механического. Девчонки говорили, что он возле тебя целыми днями торчал, когда практику на заводе проходили.

- Ну и что? Он же друг брата моего, Вовки.

- Ага-а! Друг Вовкин, а ты по дружбе замуж за него собралась.

- Откуда ты взял? - изумилась Светлана, не понимая, к чему клонит Герцев, и всё ещё улыбаясь. А Герцев накалился - дальше некуда. Рубил слова, удивляясь своей злобной вспышке: подленькая память подкинула ему разговор с Горчаковым, Ларискиным парнем, что Светка Рябинина дружит с Торбачёвым и, похоже, замуж выскочить за него собирается после школы. Вот почему она на завод хочет идти, а ему, понимаешь, сказки рассказывает!

-Я хотел как-то поддать ему, да больно тощий, переломится ещё!

- Серёж, что ты на Юрку взъелся? Что с тобой? - недоумевая, хлопала ресницами Светлана.

- А то! Ходила с Олегом, а теперь Олег побоку? Да? За двумя зайцами решила погоняться?

- За какими зай... - Светлана споткнулась на слове, зарделась вся до корней волос, крикнула, почти плача: - Юрка - добрый, он всё понимает! А ты, ты... - так и не нашла Светлана слово, чтобы больнее уколоть Сергея, размахнулась и треснула Герцева по уху. Умело ударила, по-мальчишески хлестко, до звона в ушах, до оторопи. Резко развернулась, стряхнула пиджак Сергея на доски террасы, вынеслась под ливень. Ладонь у неё горела, как ошпаренная, на глаза навернулись слёзы. Или это просто капельки дождя на ресницах?