- Серёжа, у тебя усталый вид, - озабоченно покачала Елена Семеновна головой. - Как у тебя сердце?
- Да всё в порядке, Лена, всё в порядке, - успокоил жену Сергей Васильевич, слегка похлопывая себя по левой стороне груди, не говорить же ей, что сердце сегодня опять покалывало острыми иголками. - Просто день был тяжёлый, ужасный день. То совещание, то Фешкин опять приходил. Понимаешь, Ленок, у него золотые руки, токарь - от Бога. Но пьёт по-чёрному.
- А почему? - так уж заведено было в семье Герцевых, что за общим ужином каждый мог рассказывать о своих делах, попросить совет, ведь сообща легче найти решение.
- Может быть, потому, что его когда-то бросила жена, уехала. Он женился снова на нашей же, заводской девушке, уже двое детей у них, а он до сей поры, наверное, помнит ту, первую. Семья извелась с ним, измучилась, а он всё одно - пьёт. В последнее время совсем одурел - жену бьёт, детей, деньги пропивает. Приходила ко мне его жена, просила помочь, и понимаешь, не узнал я её. Была - девчонка-хохотушка, заводила первая в цехе, а теперь - усталая больная женщина, а ведь ей только тридцать. Одним словом, уволили мы Фешкина две недели назад за прогулы. Теперь он приходит ко мне каждый день, клянётся - божится, что завяжет с этой пьянкой, а то просто сядет напротив и молчит. Ну, как помочь ему? – Сергей Васильевич задумчиво катал хлебный катышек по столу, собранный из крошек. Иришка отобрала у отца хлебный шарик, он и не заметил.
Дети молча пили чай. Старший сын тоже думал о чём-то и тоже катал хлебный шарик. В отличие от Иринки Сергей был точной копией отца, и когда его принесли впервые к Елене Семёновне после родов, она только руками всплеснула, до чего похож. Потому и приняли срочное решение назвать сына Сергеем, хотя давно уже было придумано другое имя. Вырос Сергей, у него оказались и манеры отцовские, и походка, и разговор такой же. Даже вот и шарик из хлеба так же скатывает. Уж сколько обоих ругает Елена Семёновна, а отучить от вредной привычки не может. У мужа, она знает, это с голодной военной поры, когда берегли каждую хлебную крошку, скатывали крошки воедино и с наслаждением бросали под язык и сосали потом, как конфету, а вот сын эту манеру просто перенял.
- А Серёжка у нас влюбился! - булькнул чаем Алёша, но Ирина возразила:
- Не болтай глупости! Это ведь только ты у нас подряд за всеми девчонками бегаешь!
Родители были заняты своим разговором и не слышали того, что сказали младшие, не заметили, как сыновья ушли, а спохватились - никого уже не было, только Иринка, недовольная чем-то, убирала со стола.
- А где же наши чада? - спросил Сергей Васильевич. - Вот это да, заговорились мы с тобой, мать, а дети поразбежались. Пойду-ка и я вздремну...
Сергей Васильевич ушёл в свою комнату, прилёг на постель, лежал, не зажигая света, думал о Фешкине, и решил, что всё-таки он примет обратно его на завод, иначе совсем погибнет мужик. А вот жене посоветовать надо, чтобы ушла от него. Впрочем, куда она уйдет? Где будет жить? Да и двое мальчишек у них растут...
В комнату зашел Сергей:
- Пап, ты спишь?
- Нет...
- Поговорить надо.
Дети ничего не скрывали от них, только старший больше делился с отцом, а младшие - с матерью, причём Алёшка умалчивал о своих многочисленных знакомых.
- Давай поговорим, - охотно откликнулся Сергей Васильевич. - О чем?
- Пап, а Луговой - хороший человек?
- Хм... Вопрос! По-моему - хороший.
- А по-моему - нет! - махнул Сергей кулаком, даже в темноте видно, как поблескивают недобро глаза.
- Ба-а... Сын! Ты, кажется, иного раньше был мнения о Луговом. Сам же говорил, что заводной, и прочее...
- Несправедливый он! - вновь рубанул Сергей воздух кулаком.
- Смотри-ка, критикан какой нашёлся! - засмеялся Сергей Васильевич. - Выкладывай свои сомнения и соображения.
Сергей начал торопливо рассказывать отцу историю Светланы, упустив своё отношение к ней.
Вот уже вторую неделю Сергей без конца думает о том, что произошло со Светланой Рябининой. И не думать не мог, потому что видел ежедневно молчаливую Рябинину. С переходом Насти Веселовой в другую школу она как-то стала меньше ввязываться в словесные перепалки с учителями, а после публикации той злополучной заметки совсем замкнулась. И Людмила Владимировна, которая цеплялась к Светлане на каждом уроке, сейчас, наверное, нарадоваться не может, ведь Рябинина теперь внимательно её слушает, не таращится в окно, но Сергей видел со своей парты поникшие плечи девушки и думал, что скорее всего Рябинина слушает учителей и не слышит. Впрочем, её состояние никак не отразилось на учебе, она по-прежнему чётко отвечала на вопросы, потому в классе и заподозрить не могли, что у Светки Рябининой, такой отзывчивой на чужую беду, случилась беда. Но ведь Герцев знал!..
- Жаль девчонку, - задумчиво произнёс отец. - А знаешь, Сержик, она у тебя боевая.
- Чего это она моя? - буркнул сердито и неуверенно Сергей, темнота спасла его, отец не заметил, как он покраснел неожиданно.
- Боевая, - повторил отец, словно не слышал возражения Сергея. - Её токарь один из механического цеха знает, Торбачёв, так о ней только с восклицательными знаками говорит. - При имени Торбачёва Сергея что-то неприятно кольнуло внутри. - А давно вы с ней дружите? Что же молчал до сих пор?
- Не дружим совсем, - ответил недовольно Сергей: понял, что отец уловил гораздо больше из его рассказа. - Просто так получилось, что она все мне рассказала, мы же в одном классе учимся. Под руку подвернулся, и всё!
Он не видел, как на лице отца мелькнула хитроватая усмешка:
- Ну, а от меня что ты хочешь?
- Поговори с Луговым, пусть в газете опровержение дадут! Ну несправедливо же так делать!
- Да чем же я помогу? Луговой - человек принципиальный, уж если так поступил, то справедливо, наверное, зря же не будут в газете о таком писать...
- Да не виновата она, понимаешь, не виновата, это всё назло ей!
- Что за птица твоя Рябинина, если взрослые люди ей назло что-то делать будут! Выдумал тоже! - он в темноте удержал руку Сергея: тот дёрнулся, чтобы уйти. - Ну ладно, не горячись, поговорю я с ним, да только, по-моему, безрезультатно это будет.
Сергей обрадовался:
- Пап, только ты побыстрее поговори с Луговым, ладно?
- Договорились... Да, я все спросить тебя хочу: ты давно курить начал?
- Я? - Сергей растерялся. - В девятом классе...
- А спорту это не мешает?
- Ругает меня тренер, конечно.
- Ты бы бросил, Сергей, курить. Мать расстраиваешь. Договорились?
Сергей помолчал немного, озабоченный, ответил неуверенно:
- Я папа, попробую, привык вообще-то уже.
- Ну, сы-ы-н! - ответ совсем не тот! Не мужской!
- Хорошо, папа, я брошу курить, - твердо пообещал Сергей.
«Ну, Сережка, задал же ты мне задачу! - размышлял Сергей Васильевич. - Как же поговорить с Луговым? Так, мол, и так, одна знакомая моего сына схлопотала от вашей фирмы выговор... А он мне задаст вполне резонный вопрос, дескать, а ты-то, Сергей Васильевич, тут при чём? Н-да...»
Мысли Сергея Васильевича прервал телефонный звонок. Он встал, подошел к письменному столу, взял трубку:
- Герцев у телефона...
- Добрый вечер, Сергей Васильевич! - раздался звонкий, совсем мальчишеский голос. - Как у тебя со временем? Свободен или решаешь вопросы государственной важности?!
Сергей Васильевич обрадовался: на ловца, как говорится, и зверь бежит, отозвался Луговому:
- Добрый, добрый вечер, Олег Яковлевич! У тебя дело ко мне?
- Да так просто, хочется партийку-другую в шахматишки сыграть...
- Идею поддерживаю, спускайся ко мне!
- Хорошо! Иду! Лучше бы ко мне, конечно, а то супруга твоя поругивает меня за дым, но у нас молодёжь сегодня собралась, Герке-то ведь семнадцать, ну мы с матерью решили им не мешать, пусть без нас порезвятся, супруга уже ушла, а я вот решил к тебе...
- Добро. Жду.
В трубке послышались гудки отбоя, и Сергей Васильевич осторожно положил трубку на место.