После отъезда из лагеря Занкевича Глоба снова собрал членов Совета, чтобы обсудить создавшееся положение. Он дал исчерпывающую по своей полноте характеристику генералу Занкевичу и всем его мероприятиям, направленным на подавление революционного движения среди русских солдат во Франции, на раскол их сил. Глоба вскрыл всю подлость и низость контрреволюции, не останавливающейся ни перед чем для достижения своих целей. [168]

— Борьба двух противоположных лагерей, — сказал в заключение Глоба, — пока протекает мирно. Но она обостряется с каждым днем. И мы должны быть готовы ко всему. Задача каждого члена Совета сейчас заключается в том, чтобы донести до сознания каждого солдата ту мысль, что наша борьба за возвращение на родину, за прекращение войны вступает в новую полосу своего развития. Успех этой борьбы будет зависеть от нашей сплоченности и преданности делу революции. Совет обсудил и отношения с третьей бригадой. Если стать на путь открытой вооруженной борьбы с курновцами, рассуждал Совет, то, имея численное и моральное превосходство, он бы легко заставил противников прекратить свое антинародное дело. Но поступить так — значит, играть на руку контрреволюции. Ведь подавляющее большинство солдат 3-й бригады не являются реакционерами. Они лишь подпали под влияние своих контрреволюционных вожаков. Следовательно, задача заключается в том, чтобы, не применяя силы, вырвать солдат 3-й бригады из-под влияния контрреволюции, разъяснить им цели и смысл борьбы, начатой солдатами 1-й бригады с темными силами реакции.

Куртинский Совет все время занимала именно эта мысль. И это заставляло его вести большую разъяснительную работу среди солдат 1-й бригады, как следует относиться к изменническим действиям комитета 3-й бригады, в чьих интересах раскол сил и солидарности русских войск во Франции.

27 августа рано утром в лагерь ля-Куртин снова приехала делегация артиллеристов. На этот раз она прибыла без всякого предупреждения и в большем составе, чем раньше. Для встречи делегации Куртинский Совет теперь уже не выстраивал почетного караула, не рапортовал о политико-моральном состоянии в 1-й революционной бригаде, а полковые оркестры не исполняли встречного марша и «Марсельезы». По прибытии в лагерь делегаты направились в Совет. Совет принял делегатов очень холодно. Члены Совета были раздражены той бесцеремонностью, с какой делегаты от артиллеристов обращались и с членами Совета и с солдатами лагеря ля-Куртин при своих визитах в лагерь. Они были уверены, что и на этот раз «делегаты» будут говорить с чужого голоса. И не ошиблись. Возглавлявший делегацию артиллерист сказал: [169]

— Товарищи, есть новый приказ генерала Занкевича. Прошу внимания.

И без предисловий стал медленно читать:

Зачитав приказ, артиллерист добавил:

— Солдаты, которые подчинятся этому приказу, получат денежное и вещевое довольствие по тыловому окладу за все время. Неподчинившиеся будут считаться изменниками родины. Все чины, привлеченные следственной комиссией, будут судимы. Те солдаты, которые будут принуждены к повиновению силой оружия, и те, кто окажут сопротивление, будут преданы военно-полевому суду.

Совет спокойно выслушал приказ генерала Занкевича и комментарии к нему. Смысл и цель этого приказа были настолько ясны, что Совет не счел даже нужным обмениваться мнением по содержанию приказа и предложил делегации зачитать этот приказ на общем собрании солдат лагеря.

Приказ Занкевича и комментарии к нему солдаты тоже выслушали внимательно. Слово попросил ефрейтор Чуприна. Быстро взбежав на трибуну, он громко сказал:

— Товарищи! Этот приказ — новая ловушка, в которую нас хочет заманить генерал Занкевич. Мы с радостью отправимся в Россию, но со своим оружием и всей бригадой. Мы не должны позволить разоружать нашу боевую часть и делить ее на маршевые батальоны. Мы вместе воевали и вместе поедем на родину.

Сказав это, Чуприна повернулся к артиллеристам:

— Просим вас, товарищи делегаты, передать это генералу Занкевичу и военному комиссару Раппу. [170]

Затем он обратился к солдатам:

— Правильно я сказал, товарищи?

— Правильно! Правильно! — ответили сотни голосов.

Делегаты артиллеристы были смущены такой встречей приказа Занкевича. Они робко жались к своему вожаку, который был смущен не меньше их. Попрощавшись с членами Совета, делегаты поспешили покинуть собрание.

После собрания все разошлись по казармам. Вечером состоялось заседание Совета. Были приглашены и делегаты артиллеристы. Совет должен был дать ответ на приказ генерала Занкевича и заслушать отчет делегата Совета солдата Симченко, вернувшегося из поездки в Париж.

Поездка делегата Совета в Париж к русским и французским властям была задумана давно. Ее целью являлось довести до сведения русского посольства и высших французских властей истинное положение дел в лагере ля-Куртин и просить высокое начальство вмешаться в конфликт, возникший между солдатами 1-й бригады и русским военным командованием во Франции, и справедливо разрешить его.

Куртинский Совет солдатских депутатов не строил никаких иллюзий в отношении этой поездки. Он был убежден в ее безрезультатности. Но об этой поездке много говорили солдаты, и Совет решил осуществить ее.

За несколько дней до приезда в Куртинский лагерь делегации от артиллерийской бригады представитель Совета рядовой солдат из штабных писарей Симченко, снабженный необходимыми документами, отправился в Париж.

Как и следовало ожидать, Симченко не был принят ни русскими, ни французскими властями. Провалилась и попытка его связаться с русским эмигрантским комитетом в Париже. К этому времени все подлинно революционные члены этого комитета были уже в России, остались лишь эсеры, меньшевики и «оборонцы», которые не одобряли революционных требований русских солдат Куртинского лагеря и не проявляли никакого интереса к их судьбе.

Симченко вернулся в лагерь ля-Куртин в подавленном состоянии. Его беседы со второстепенными лицами русского посольства и некоторыми русскими эмигрантами эсеро-меньшевистского толка поколебали его веру в успех дела куртинцев и породили у него упадочническое настроение. С таким настроением он и явился в Совет.

Уже по дороге в Совет Симченко в беседе с сопровождающим его членом Совета солдатом Смирновым поделился [171] своими настроениями, свидетельствовавшими о его отступничестве от общего дела куртинцев.

Наблюдая за тем, как солдаты лагеря свободно и непринужденно отвечали на приветствия и вопросы членов Совета, Симченко раздраженно проговорил:

— Не солдаты, а черт знает что! Ни дисциплины, ни порядка. Прав Занкевич, да и офицеры правы, что ушли.

— Что с тобой, Симченко? — спросил Смирнов. — Солдаты наши какими были, такими и остались. За несколько дней твоего отсутствия они не могли измениться к худшему. Дисциплина у нас товарищеская, но твердая, порядок есть, жалоб от населения не поступает. Что еще нужно?

— Вы все еще продолжаете верить, что наше дело не проиграно, — возразил Симченко несколько недовольным тоном. — Ведь, как меня информировали в Париже, большевики в России разбиты, их политика потерпела крах, народ не пошел за ними...

— Наше положение, когда мы не имеем прямой связи с Россией, — сказал Смирнов, — обязывает нас не относиться легковерно к разного рода слухам, не поддаваться на провокации наших противников. Относительно поражения большевиков в России скажу тебе уверенно, что это неправда. Народ в России с большевиками.