Я был с визитом у Вазгена Манукяна 24 ноября 1992 года, и он с порога заявил:

– Позиция России нас озадачивает. Ощущает ли она свои стратегические интересы в Закавказье? Она что, отказывается от своих позиций в ближнем зарубежье во имя концентрации на собственных внутренних проблемах с тем, чтобы вернуться туда в будущем, а пока – будь что будет? Но наша граница – это и граница России. Мы ваш южный форпост. Поэтому хотим, чтобы здесь стояла дивизия ПВО. А вы, похоже, решили уйти за Кавказский хребет? Непроясненность концепции ведет к ошибкам в политике. Договор о коллективной безопасности стран СНГ от 15 мая 1992 года не работает, на него опираться невозможно.

Вазген Манукян перешел к карабахской проблеме:

– Для Армении это – самый существенный вопрос. И тут у нас впечатление такое: Россия заинтересована в нестабильности, надеясь таким путем удержать и Азербайджан, и Армению. Но это ошибочный расчет. Будет Карабах азербайджанским или не будет, Азербайджан все равно уйдет под крылышко Турции. А вот если Карабах останется армянским, сохранится серьезная привязка Армении к сильному союзнику в лице России. Если же Карабах окажется поглощенным Азербайджаном, эта привязка ослабнет, и Армении ничего не останется, как обратиться к той же Турции во имя хотя бы материального благополучия. Нечеткость политики России влечет за собой нечеткость в политике бывших республик. Несмотря на это, для Армении сейчас характерна пророссийская ориентация. Армения заинтересована в присутствии на ее земле российских войск и пограничников. А вот потеря Карабаха приведет неизбежно к смене ее внешнеполитической ориентации, это уж точно.

Все это слушать было неприятно, однако, сказанное Манукяном соответствовало моему собственному анализу и возражать не имело смысла. Поэтому я ограничился обычным в тот период для меня заявлением о том, что внешнеполитическая концепция России находится в процессе становления и судить о ней пока рано, а соображения собеседника представляют несомненный интерес и будут нами учтены.

Вот такой был Вазген Манукян осенью 1992 года. А его политический друг Давид Варданян уже тогда демонстрировал пренебрежительное отношение к договорам, заключенным как в рамках СНГ, так и в двустороннем порядке. И мне пришлось вступить с ним в дискуссию буквально через неделю после моего прилета в Ереван. Встречая вместе с ним делегацию российского Верховного Совета, я имел возможность констатировать, что председатель парламентского комитета по внешней политике – противник СНГ и российско-армянского договора о дружбе. Он же впоследствии сделал все, чтобы провалить и договор о статусе российских войск в Армении, а мне не раз заявлял, что эти войска могут убираться. Заявлял в частных беседах, естественно, ибо публично говорить такое не осмеливался, хотя я предлагал ему выйти к народу в любой аудитории. Эти разговоры он вел весной – летом 1994 года, когда в пользу пророссийской ориентации высказывались уже три четверти армян против одной трети два года назад. Группа НДС пошла против этого течения, играя на руку антинациональным силам, во всяком случае, в вопросе о российских войсках.

НДС был сначала оппозицией без партии. Но по мере приближения к референдуму о Конституции, парламентским и президентским выборам он сильно активизировался, начав собирать на площадях Еревана многолюдные антиправительственные митинги, интерес к которым подогревался зажигательными речами Ашота Манучаряна. В августе 1993 года этот очень близкий к президенту человек, один из активных членов комитета «Карабах», ушел со скандалом с поста главного советника президента по вопросам национальной безопасности и через некоторое время сталкнулся с людьми из НДС, выйдя на тропу войны с другим приближенным к президенту деятелем комитета «Карабах», писателем средней руки и всесильным министром внутренних дел Вано Сирадегяном, а затем и со всем АОДом, включая президента. Подключение к интригам НДС такого известного человека, как Ашот Манучарян, очень устраивало Давида Варданяна и его компанию. В октябре 1993 года национал-демократы провели свой первый съезд и стали «партией». И хотя число сторонников, к каковым вряд ли можно причислить зевак на их митингах, у этой партии не очень прибавилось, Давид Варданян в январе 1994-го довольно самоуверенно объявил о готовности НДС взять в свои руки государственную власть. Летние митинги в 1994 году с участием Ашота Манучаряна были очень шумными, но превращения НДС в массовую партию не произошло. И к выборам национал-демократы пришли отнюдь не внушительной силой. Правда, лично Вазген Манукян получил на президентских выборах примерно столько же голосов, сколько и Левон Тер-Петросян, но голоса эти были не свои, а полученные от сторонников других партий оппозиции и в первую очередь от дашнаков, поддержавших лидера НДС из тактических соображений.

Следует сказать прямо: становление НДС как партии сопровождалось явным усилением антирусского настроя некоторых его лидеров. Я уже упоминал о Давиде Варданяне. Думаю, вряд ли он работал против нас без ведома Вазгена Манукяна. Широкой публике не известно, что говорил этот лидер НДС послу России в кабинете Минобороны, зато ни для кого не было особым секретом, что обвинения в проведении прозападной и протурецкой политики, которые он и его друзья начали бросать в лицо Тер-Петросяну, им лучше было бы адресовать самим себе, ибо такой именно поворот намечался как раз тогда, когда Вазген Манукян был премьер-министром, а его тесть профессор Р.Ишханян затеял свой крестовый поход против русского языка.

Поэтому не приходится печалиться по поводу того, что в 1996 году Вазген Манукян президентом Армении не стал, как бы мы критически ни относились к методам проведения выборов, примененным Вано Сирадегяном.

В 1992-1994 годах национал-демократам было далеко до традиционных партий, имевших многолетнюю историю и перспективы расширения социальной опоры в Армении. Это три партии: рамкавар-азатаканы, то есть демократы-либералы, дашнаки и коммунисты, фракции которых насчитывали около двух десятков депутатов каждая. «Около» потому, что состав фракций был не очень устойчивым, многие народные избранники кочевали из фракции во фракцию, в том числе те, что принадлежали к мелким партиям, у которых не было своих фракций. Кроме того, в тогдашнем Верховном Совете Армении было немало независимых депутатов, что делало его решения подчас просто непредсказуемыми.

Руководители рамкаваров и дашнаков были моими постоянными собеседниками, но в моем кабинете побывал и секретарь ЦК новой компартии Армении Сергей Бадалян. После утраты власти в августе 1990 года, когда большинство мандатов в республиканском Верховном Совете оказалось в руках представителей АОД, а его председателем стал Левон Тер-Петросян и была принята Декларация о независимости Армении, старая компартия, бывшая частью РСДРП, ВКП(б), а потом КПСС, приказала долго жить, что и было официально оформлено в сентябре 1991 года XXIX-м съездом КПА, группа товарищей решила «продолжать историю коммунизма» в Армении и в октябре 1991 года провела ХХХ-й чрезвычайный съезд, который взял курс на реставрацию КПА. В феврале 1992-го она возобновила деятельность. В марте Минюст подтвердил регистрацию, оформленную еще в июле 1991 года старой компартией. Секретарем ЦК новой КПА стал ученый-физик Сергей Бадалян, побывавший в кресле секретаря ЦК и первого секретаря ереванского горкома перед роспуском старой КПА. Газета коммунистов «Мер хоскы», то есть «Наше слово», издается на армянском языке. А в Верховном Совете к марту 1993 года у них образовалась фракция в составе двух десятков депутатов. Это была, пожалуй, самая влиятельная фракция после АОД. Сам Сергей Бадалян депутатом не был, но в своей партии авторитетом пользовался более значительным, чем депутаты-коммунисты.

Мне он рассказал, что уже в старой КПА он занимал позиции «обновленца», пытаясь сочетать признание частной собственности с идеалами Кампанеллы. В своей деятельности он учитывал опыт поражения КПСС. К руководству Армении относился критически, но с готовностью к конструктивному диалогу. По его словам, некоторые силы оппозиции, рвущиеся к власти, могут оказаться худшим вариантом для страны.