В первой четверти XVI в. встречаем краткия указания на то, что глухия лесныя пространства начали уступать усилиям оседлаго населения, по крайней мере там, где можно предполагать большое развитие промышленной деятельности и большую степень населенности. Иовию разсказывали, что леса, наполняющие большую часть Московии, в некоторых местах уже расчищены и заселены, и теперь не представляют таких страшных и непроходимых дебрей, как прежде. Герберштейн также видел в Московской области множество пней больших деревьев и заключает из этого, что недавно страна была еще лесистее.[217] Воздух вообще, особенно в центральных областях, хорош и здоров, так что там мало слышно о заразительных болезнях, которыя происходили бы собственно от климата. Оттого, когда в 1654 г. в Смоленске появилась моровая язва, все были изумлены, тем более, что никто не помнил ничего подобнаго.[218]

Иногда, впрочем, сильно свирепствует и здесь болезнь, похожая на язву, от которой страдают внутренности и голова; Москвитяне называют ее «огнива»; заболевающие этой болезнью скоро умирают, немногие выздоравливают.[219]

Пни, виденные иностранцами, были остатками вырубленнаго или выжженнаго леса: так мирный труд постепенно завоевывал себе почву.

VIII. Почва и произведения

Большая часть земель, которыми в XV и XVI вв. владел труд оседлаго московскаго народонаселения, далеко не принадлежала к самым плодородным местностям восточной Европейской равнины. Эти самыя плодородныя местности и в XVI в., как в X, были притоном кочевников, и хотя во второй половине XVI в. длинная полоса их по Волге вошла в состав Московскаго государства, но большей частию была еще недоступна мирному оседлому труду, и эти степи лежали впусте, продолжая быть спорною землей между Европой и Азией. Только по некоторым углам этих степей земля обработывалась и являлась во всей силе своего плодородия. В местах по нижнему течению Дона, где в XV в. Татары, не переставая кочевать, занимались немного и земледелием, даже и при их небрежном способе обработки, пшеница очень крупная зерном, по свидетельству очевидца, родилась сама 50 т, а также просо 100, и иногда жатва была так обильна, что кочевники не знали, куда девать хлеб, и часть его по необходимости оставляли на месте.[220] Но хотя почва Московскаго государства далеко не могла равняться в плодородии с почвою этих степных пространств, однако же она большею частию вознаграждала труд земледельца и, истощаясь в одних местах, представляла в других нетронутыя нивы, обещавшия, по крайней мере в первые годы по выходе из-под леса, богатую жатву. Мейерберг решается сказать, что едва ли есть в мире страна, которой Московия могла бы позавидовать как в доброкачественности воздуха, так и в плодородии полей. О почве Московскаго государства, замечает Олеарий, можно сказать вообще, что она производит больше хлеба и корма для скота, чем сколько потребляет страна. Голландцы не даром признавались, что Московия для них то же, чем была Сицилия для Рима. О дороговизне там редко слышно. Притом в краях, отдаленных от судоходных рек, откуда, следовательно, трудно возить хлеб на продажу, жители обработывают землю только в таких размерах, чтобы можно было просуществовать в продолжение года, не заботясь об излишке и запасе, ибо они знают, что земля всегда даст им необходимое. Оттого там много прекрасных, но нетронутых или запущенных земель, на которых растет одна трава, да и ту не стараются косить, потому что скот и без того имеет достаточно корма. Описание Герберштейна дает нам возможность сравнить качество почвы и зависевшее от этого развитие земледелия в разных краях Московскаго государства. По его словам, почва собственно Московской области не отличается особенным плодородием, потому что почти везде песчанистая и убивает жатву при малейшем излишке влажности или сухости. Хлеб и обыкновенныя овощи Московская область производит в достаточном количестве, но ей не достает хороших садовых плодов. Почва Владимирской и Нижегородской области гораздо плодороднее: одна мера пшеницы на ней дает иногда 20, даже 30 мер; но в этих областях тянутся обширные леса. Юго-восточная часть Владимирской области по р. Клязьме отличается особенным плодородием, в противоположность менее плодородной и населенной северо-западной части. Эти области занимают по плодородию и обилию произведений второе место после Рязанской области, которая считается самою плодородною из всех областей Московскаго государства; по разсказам, каждое зерно дает там по два колоса и больше, отчего нивы летом так густы, что с трудом пройдет лошадь и перепела не могут вылететь из чащи колосьев.

Таким же плодородием отличаются поля, лежащия по течению Оки. В северной стране почва, где обработывается, дает хороший урожай, но таких мест немного; там и сям попадаются обширныя пустыни; особенно много лесов; вокруг Брянска тянется огромный лес, имеющий 24 мили в ширину; страна подвержена постоянным набегам Татар.

Вокруг Смоленска лежат плодородныя возвышения, но область большею частию покрыта лесами. По ту сторону верхней Волги, в Новгородской, Вологодской и частию Тверской области почва неплодородна; это страны обильныя водой, во многих местах болотистая, скудныя хлебом, и этим оне резко отличаются от стран по сю сторону Волги, более сухих и почти везде имеющих плодородную почву. Ехавший из Новгорода в Москву резко чувствовал это различие двух областей в образовании поверхности и в качестве почвы: начиная со средины разстояния между Вышним-Волочком и Торжком, с того пункта, где проходила граница прежних Новгородских владений и Московской области, по направлению к Волге, земля становилась заметно ровнее, плодороднее, возделывалась тщательнее и повсюду представляла больше хлебных полей. В Ростовской и Ярославской области почва еще довольно плодородна, особенно в местах прилежащих к Волге; но далее, на севере, в областях Белозерской, Вологодской и Устюжской лежат обширныя, неплодородныя и невозделанныя пространства, наполненныя лесами, реками и частыми болотами. Это страны пушного, рыбнаго и соляного промысла; земледелие находится здесь в самом жалком состоянии, в большей части мест здесь не знают хлеба или очень редко употребляют его. Теми же самыми чертами отличается почва и на северо-востоке от средняго течения Волги, в областях Вятской, Пермской и т. д. Государство присоединяло их к своим владениям без особеннаго труда, но трудно завладевало ими мирное население государства; в XVI в. здесь среди лесов и болот много еще бродило хищных кочевников. Герберштейн прямо говорит, что эти страны пустынны от соседства с Татарами. О Вятской и Пермской области известия и XVI, и XVII вв. говорят, что земледелие здесь не распространено, что туземцы живут охотой и рыболовством, не заботясь о хлебе. Но замечательно известие о горных Черемисах и Мордве, живших на правом берегу средняго течения Волги: это также грубые люди, платящие дань мехами; но они народцы оседлые, непохожие на своих заволжских соседей, не имеющие такой наклонности к разбойничеству, как последние, и заботливо занимающиеся земледелием. Таким образом, мы можем принять верхнее и среднее течение Волги за черту, далее которой к северу и востоку в XVI в. заметно падали успехи земледелия и культуры.[221] Иностранныя известия не дают нам указаний на успех, с каким распространялось земледелие на севере и востоке от Волги в XVII в. сравнительно с прежним временем. С конца XVII в. вместе с русским населением земледелие стало распространяться и по ту сторону Камня, но есть ясныя указания, что и во второй половине XVII в. земледельческий промысел находился в Сибири, как и в Перми с Вяткой, исключительно в руках русских поселенцев, что туземцы речной области Тобола продолжали по-прежнему обходиться без хлеба, питаясь охотой и рыболовством. По описанию Флетчера, плодородныя места лежали между Вологдой и Москвою и далее на юг, до крымской границы, между Рязанью и Новгородом, между Москвою и Смоленском.[222]