— Транспа-арт с кушем! — слышалось между играющими.

— Семитка око…

— Имею… На-пере-пе…

— Угол от гривны!

За столом, где не было лампы, а стояла пустая бутылка и валялась обсосанная голова селедки, сидел небритый субъект в форменной фуражке, обнявшись с пьяной бабой, которая выводила фальцетом:

И чай пи-ла, я, бб-буллки-и ела, Паз-за-была и с кем си-идела.

За столом средним шел оживленный спор. Мальчик лет тринадцати, в лаковых сапогах и «спинчжаке», в новом картузе на затылке, колотил дном водочного стакана по столу и доказывал что-то оборванному еврею:

— Слушай, а ты…

— И што слушай? Что слушай? Работали вместе, и халтура[1] [1 Халтура — барыш] пополам.

— Оно и пополам; ты затыривал — я по ширмохе, тебе двадцать плиток, а мне соловей.

— Соловей-то полета ходить небось.

— Провалиться, за четвертную ушел…

— Заливаешь!

— Пра слово… Чтоб сгореть!

— Где ж они?

— Прожил; коньки вот купил, чепчик. Ни финажки в кармане…[2] [2 Затыривать — помогать карманнику, ширмошнику, Плитка - рубль. Соловей — золотые часы. Часы вообще — собака. Коньки — сапоги. Финажки — кредитки] Глянь-ка, Оська, какой стрюк заполз!

Оська оглянулся на вошедшего.

— Не лягаш ли?

— Не-е… просто стрюк шатаный…[3] [3 Стрюк шатаный — загулявший барин] Да вот узнаем… Па-алковница, что кредитного[4] [4 Кредитный — возлюбленный], что ли, привела?

Стоявшая рядом с вошедшим женщина обернула к говорившему свое густо наштукатуренное лицо, подмигнула большими, черными, ввалившимися глазами и крикнула:

— Барин пива хочет! Monsieur, садитесь!

Тот, не вынимая правой руки и не снимая низкой, студенческой шляпы, подошел к столу и сел рядом с Иоськой.

Игравшие в карты на минуту остановились, осмотрели молча — с ног до головы — вошедшего и снова стали продолжать игру.

— Что ж, барин, ставь пива, угости полковницу, — заговорил мальчишка.

— А почем пиво?

— Да уж расшибись на рупь-целковый, всех угощай… Вон и барон опохмелиться хочет, — указал Иоська на субъекта в форменной фуражке.

Тот вскочил, лихо подлетел к гостю, сделал под козырек и скороговоркой выпалил:

— Барон Дорфгаузен, Оттон Карлович… Прошу любить и жаловать, рад познакомиться!..

— Вы барон?

— Ma parole…[1] [1 Честное слово (фр.)] Барон и коллежский регистратор… В Лифляндии родился, за границей обучался, в Москве с кругу спился и вдребезги проигрался…

— Проигрались?

— Вчистую! От жилетки рукава проиграл! — сострил Иоська.

Барон окинул его презрительным взглядом.

— Ma parole! Вот этому рыжему последнее пальто спустил… Одолжите, mon cher[2] [Мой дорогой (фр.)], двугривенный на реванш… Ma parole, до первой встречи…

— Извольте…

Барон схватил двугривенный, и через минуту уже слышался около банкомета его звучный голос:

— Куш под картой… Имею-с… Имею… Полкуша на-пе, очки вперед…

— Верно, сударь, настоящий барон… А теперь свидетельства на бедность — викторки строчит… Как печати делает! — пояснял Иоська гостю… — И такцыя недорога. Сичас, ежели плакат — полтора рубля, вечность — три.

— Вечность?

— Да, дворянский паспорт или указ об отставке… С орденами — четыре… У него на все такцыя…

— Удивительно… Барон… Полковница…

— И настоящая полковница… В паспорте так. Да вот она сама расскажет…

И полковница начала рассказывать, как ее выдали прямо с институтской скамьи за какого-то гарнизонного полковника, как она убежала за границу с молодым помещиком, как тот ее бросил, как она запила с горя и, спускаясь все ниже и ниже, дошла до трущобы…

— И что же, ведь здесь очень гадко? — спросил участливо гость.

— Гадко!.. Здесь я вольная, здесь я сама себе хозяйка… Никто меня не смеет стеснять… да-с!

— Ну, ты, будет растабарывать, неси пива! — крикнул на нее Иоська.

— Несу, оголтелый, что орешь! — И полковница исчезла.

— Malheur![1] [1 Несчастье! (фр.)] Не везет… А? Каково… Нет, вы послушайте. Ставлю на шестерку куш — дана. На-пе — имею. Полкуша на-пё, очки вперед — пятерку — взял… Отгибаюсь — уменьшаю куш — бита. Иду тем же кушем, бита. Ставлю насмарку — бита… Три — и подряд! Вот не везет!..

— Проиграли, значит?

— Вдребезги… Только бы последнюю дали — и я Крез. Талию изучил, и вдруг бита… Одолжите… до первой встречи еще тот же куш…

— С удовольствием, желаю отыграться.

— All right![2] [2 Превосходно! (англ.)] Это по-барски… Mille mersi[3] [3 Тысяча благодарностей (фр.)]. До первой встречи.

А полковница налила три стакана пива и один, фарфоровый, поднесла гостю.

— Votre sante, monsieur! [4] [4 Ваше здоровье, господин! (фр.)]

Другой стакан взял барон, оторвавшийся на минуту от карт, и, подняв его над головой, молодецки провозгласил:

— За здоровье всех присутствующих… Уррра!.. Разбуженная баба за пустым столом широко раскрыла глаза, прислонилась к стене и затянула:

И чай пила я с сухарями, Воротилась с фонарями…

Полковница вновь налила стакан из свежей бутылки. Около банкомета завязался спор.

— Нет, вы па-азвольте… сочтите абцуги… девятка налево, — горячился барон.

__ Ну, ну, не шабарши с гривенником… говорят, бита…

— Сочтите абцуги… Вот видите, налево… Гривенник имею… Иду углом… Сколько в банке?

— В банке? Два рубли еще в банке… Рви… Бита… Гони сюда.

А с гостем случилось нечто. Он все смотрел на игру, а потом опустил голову, пробормотал несколько несвязных слов и грохнулся со стула.

— Семка, будет канителиться-то, готов! — крикнул банкомету мальчишка.

— Вижу!..

Банкомет сгреб деньги в широкий карман поддевки и, заявив, что банк закрыт, порастолкал игроков и подошел к лежавшему.

Полковница светила.

Мальчишка и банкомет в один момент обшарили карманы, и на столе появилась записная книжка с пачкой кредиток, часы, кошелек с мелочью и кастет.

— Эге, барин-то с припасом, — указал Иоська на кастет.

Барон взял книжку и начал ее рассматривать.

— Ну что там написано? — спросил банкомет.

— Фамилии какие-то… Счет в редакцию «Современных известий»… постой и… Вот насчет какой-то трущобы… Так, чушь!..

— Снимайте с него коньки-то!

— Да оставьте, господа, простудится человек, будет, нажили ведь! — вдруг заговорила полковница.