Вездеход давно остался позади.

Он по-прежнему ревел и моргал огнями. Только звук сирены стал заметно тише, и внутреннее освещение салона погасло. Видно сработала автоматика разрядки аккумуляторной батареи. Впрочем, мимо него Максим пробежал час назад. Возможно, что автомат сирену уже и вовсе отключил.

Он бежал в полной темноте, даже не делая попытки разглядеть что-либо впереди себя. Ему было всё равно. Стена так стена, пропасть… что ж, значит, будет пропасть. Его руки описывали окружности, раскручивая тело, ввинчивая его в пространство. В ритме с руками, будто в сцепке с невидимым шатуном, двигались ноги. Это была хорошая работа профессионального бегуна. Его скорость и время, в течение которого он бежал, наверняка стали бы гордостью престижных международных соревнований.

"Сегодня будем играть в "паровоз", – подумал Максим. – Ещё немного и дам протяжный гудок. И как всегда нет зрителей. А если бы и были, много ли они увидели бы в темноте"?

Темнота…

Человек с детства привыкает к её враждебности. Ещё не было ни одного случая, чтобы она на кого-то набросилась, укусила. Но её боятся. Почему?

Не потому ли, что фантазии человека изначально ориентированы на зло? Мы не знаем, что там, за пеленой тьмы. Но на всякий случай готовимся к худшему.

Пыльный тёмный угол, затянутый бесцветной, как время, паутиной, с высохшими от древности останками мух. Никто и никогда не видел здесь добрых фей или жизнерадостных клоунов – гномов. Это место для злых колдунов и неопрятной Бабы Яги. Интересно, чем выше интеллект, тем более яркими и глубокими становятся образы зла. Речь уже не идёт о тупых домашних хулиганах – домовых. Тут обитает злопасный Брандашмыг, не меньше.

А ведь это тенденция.

В этом определённо что-то прячется…

Нет у человека лучшего врага, чем тот, которого он выдумывает себе сам. Ничто так не выводит человека из себя, как длительное отсутствие жертвы. А может, просто включаются инстинкты: если не видишь добычи, значит, за спиной – хищник?

Неизвестно…

Неизвестность – та же темнота.

Дзю не знал, что собой представляют эти странные существа, и расстрелял их из автомата. Так, на всякий случай. А они в отместку вспороли ему живот. Первый контакт. Теперь обе расы могут похвастаться: "мы не одиноки во Вселенной"!

А ещё Дзю боялся темноты. Открыл стрельбу, чтобы не так страшно было… открыл ворота ужасу…

Максим застонал и побежал ещё быстрее.

Выложиться, устать, чтоб боль всплыла на поверхность, вернулась к телу, хоть на время оставила душу. Или стенку пусть поставят, чтоб вмазаться и несколько суток стекать с неё кровавым подрагивающим студнем…

Его горло сузилось до узкой щели, через которую лёгкие с хриплым надрывом пытались вобрать в себя всё больше и больше воздуха. Хорошо бежать в темноте! Не можешь оценить своё состояние по тому, как темнеет в глазах, как сужается поле зрения, оставляя полоску света, не шире беговой дорожки, не `уже щели в горле, откуда вместе с хрипом вылетает пена, которая, наталкиваясь на уплотнившийся воздух, прочно оседает на губах и подбородке. И нет сил стряхнуть её, или вытереть…

В топот его шагов, сиплый хрип и шорох одежды вплетается новый звук. Максим сбавляет скорость, ставит стопу на ребро и, сдерживая дыхание, прислушивается.

Так и есть: догоняют.

Уже через минуту кто-то бежит рядом, слева от него. Чуть скосив глаза, он видит Галину. Она бежит легко и свободно, ничуть не напрягаясь от заданного им бешеного темпа.

– Привет, Галка, – весело говорит ей Максим, удивляясь лёгкости, с которой ему удаётся произносить слова. – Как дела?

– Жизнь прекрасна! – с той же непринуждённостью отвечает она ему. – Совсем неплохое время, Костик. Пять километров за пятнадцать минут! Ещё не золото, но уже не бронза…

– Где же приятель твой, Галка? Опять отстал?

– После твоей дискотеки он со мной не бегает. Ни со мной, ни за мной. Он задумался…

– Галка, давай я за тобой бегать буду!

– Боюсь, не смогу убежать…

– А ты не убегай.

Она смеётся. Смех у неё отрывистый, резкий, такой же, как и она сама: лёгкой атлетикой занималась с восьми лет. Когда Константин пришёл в столичное "Динамо", в её послужном списке было уже восемь побед на мировых юниорах, и второе место в Европе: сто метров с барьерами. Она была заслуженным мастером спорта: спецпитание, загранпоездки, всё как положено. И приятель у неё – шестовик Андрей, не Бубка, конечно, но пятиметровую планку ставил так, для разминки.

Когда он, подняв шест, шёл на разбег, ударная волна тревожила траву футбольного поля до границы вратарской площадки. Он набирал скорость, как спускаемый со стапелей линкор. Потом шест с ювелирной точностью опускался в приёмник, чудовищной силой сгибался вдвое, выбрасывая своего хозяина наверх, а уже там Андрей действовал и вовсе безукоризненно: идеальный отвал, ноги прямо в небо, вот они уже над планкой, прекрасная координация, замечательная пластика движений.

Зрители визжали от восторга, когда он, отбросив шест и строго направив на неподвижную планку указательный палец правой руки, спиной падал в шестовую яму.

Он рисовал свой полёт настолько совершенно, что ему прощали даже пять девяносто, выше которых он так никогда и не поднялся. Он отлично пел, играл на гитаре и вообще был классным парнем, душой любой компании.

У Константина не было никаких шансов.

Он знал это.

Знал, и любил Галину.

Приехал Костя из Днепропетровска. Сразу после армии пришёл в милицию. Отработал в райотделе два года. Вот только за преступниками погоняться не дали. Начальство, обратив внимание на его упорство и выносливость, всё чаще стало освобождать от дежурств, направляя на тренировки по лёгкой атлетике. Удачно выиграв областные соревнования, показался перспективным для столичного полковника-тренера. Но областной уровень, это даже не ступенька к олимпийскому педьесталу. Это что-то среднее между удачным отсутствием настоящих мастеров: тот связку растянул, бюллетенит; этот в Японии зубами золото рвёт для Родины, и амбициями районных князьков, которым до дрожи в коленках охота отрапортовать, что у них тоже свой чемпион имеется.