– И Зиедкалнс могла запятнать это доброе имя?

– Запятнать можно грязью – или же неопровержимыми доказательствами. Ольга же могла только, скажем, ошибиться по незнанию и тем бросить тень на коллектив. Это было нежелательно. – Ирена прищурилась и из-под длинных ресниц хитро взглянула на Стабиньша. Он ответил своей привлекательной улыбкой.

– Нежелательно кому: Зале или высшему начальству?

– Всем. Но прежде всего – самому коллективу.

«М-да, – подумал Стабиньш, – она из молодых, да ранних: словно бы и не говорит ничего – и в то же время дает понять многое. Что же, продолжим игру, милая, я не возражаю».

– Значит, Зиедкалнс все же могла представлять опасность для коллектива – или для директора? Недаром Людовик Четырнадцатый сказал: государство – это я.

– Видите ли, Зиедкалнс обладала преувеличенным чувством честности, правдивости. Таким трудно работать, и с ними работать тоже трудно. Вы сами знаете: у нашей работы своя специфика, и не всегда прямой путь – самый верный. – Ирена говорила серьезно, но в глазах все еще поблескивали озорные огоньки. – Директор Зале, особенно в последние годы, старалась обходиться без Зиедкалнс даже в вопросах, которые касались непосредственно отдела Зиедкалнс.

– А вы не могли бы поговорить о конкретных фактах?

Стабиньш тут же пожалел о своей поспешности: Ирена снова стала сдержанной.

– Вы, честное слово, плохо соображаете. И больше не услышите от меня ничего, и не старайтесь.

Тут ему было над чем подумать. «Ага, вот она какова. Из осторожности работает на два фронта. А то и на три. Она хочет вырыть яму Зале, но только моими руками. Только ли потому, что собирается занять ее место? Или за ней стоит кто-то более сильный и значительный?»

Они медленно бродили по Кировскому парку, пока, незаметно для самих себя, не вышли на улицу и не оказались перед витринами кинорекламы. Оба делают вид, что разглядывают фотографии.

– Значит, Зиедкалнс все-таки мешала Зале, – вернулся Стабиньш к так удачно начинавшемуся разговору.

– И поэтому Зале ее устранила? – Ирена фыркнула. – Чепуха! Извините, но так думать просто глупо. Если бы так бывало, убийства ежегодно происходили бы чуть ли не в каждом магазине, и ваша статистика преступлений выросла бы до небес. – Она смерила Стабиньша презрительным взглядом. – Вы же расследуете убийство, не магазинные дела? А об убийстве я действительно ничего не знаю!

– Но если убийство действительно связано с магазином?

– Ошибаетесь! – нервно усмехнулась она.

– Тогда почему вы сами так усиленно интересуетесь убийством и пытаетесь в чем-то разобраться?

– Я? А, понимаю: я снимала на похоронах. Значит, и там за мной следили? Молодцы, ничего не скажешь. Ну, а если мне просто хотелось, чтобы у наших сохранилась память об Ольге, с которой вместе многие проработали немало лет?

– И у вас в том числе?

– Я не бог весть какой положительный персонаж, но к хорошим людям и я отношусь с уважением.

Они шли по улице Андрея Упита – тихой, созданной словно для того, чтобы людям было где передохнуть после пролегающих рядом шумных центральных улиц. Стабиньш, заложив руки за спину, неторопливо шагал рядом с Иреной. Ее каблучки звонко стучали по тротуару. У шестиэтажного серого дома они замедлили шаг, потом остановились. Стабиньш сказал:

– Мне бы очень хотелось оценить этот ваш гуманный поступок.

– Что вы имеете в виду?

– Да ничего особенного. Хотел бы только посмотреть снимки, да и негатив заодно. Вы ведь здесь живете?

Ирена вздрогнула.

– Я живу в коммунальной квартире и не могу привести к себе чужого мужчину. Соседи – большие моралисты.

– У вас есть друг, которому придется потом объяснять?

– Я взрослая и достаточно самостоятельна, – обиделась Ирена. – И тем не менее, вам не надо показываться у меня дома.

– Тогда, может быть, мне надо пригласить этих ваших соседей в качестве понятых и произвести официальный обыск? Постановление у меня в кармане.

– Вы все-таки не более, чем милиционер. Делайте, как знаете.

– Выбирайте!

– Ладно. Разрешите задержанной сбегать наверх и выяснить, кто из соседей дома.

– Не стоит. Сейчас вторая смена на работе. Кроме старой Берзинь с внуком, никого не должно быть.

– Вы и здесь успели побывать.

– Зачем? В домоуправлении можно получить сведения обо всех работающих и неработающих жильцах.

– И вас заинтересовала старуха Берзинь?

– Нет, меня заинтересовали именно вы и окружающее вас общество, в том числе и соседи по квартире.

– Может быть, вы поручили кому-то из них следить за мной?

– В этом тоже не было надобности.

– Спасибо за откровенность! – На миг настала неловкая, тишина. Первой ее нарушила Ирена: – Ну ладно, приглашаю в гости. Если уж вы так настаиваете…

В подъезде было темно: кто-то разбил лампочку. Стабиньш, стараясь не отстать от Ирены, слышал ее учащенное дыхание и чувствовал, что нервы ее напряжены до последнего; малейшая неосторожность – и произойдет взрыв. Трясущимися пальцами она достала из сумочки ключ и отворила дверь. В прихожей никого не было. Дверь своей комнаты она отперла уже спокойнее, ногой распахнула ее и включила свет.

Крохотная комнатка была обставлена красиво и уютно. Импортная мебель, внушительный ковер, несколько неплохих картин, кое-какое серебро и хрусталь. Везде – идеальная чистота и порядок.

– Вот мое жилье, – не очень ласково сказала она. – Откуда начнете обыск? Соседей звать?

– Надо быть идиотом, чтобы нарушить идиллию со столь привлекательным существом. – Стабиньш закрыл дверь и остановился посреди комнаты.

– Банально.

– Истина не может быть банальной.

– Послушайте, джентльмен, вы что, пришли объясняться мне в любви?

– Боюсь, что в данных условиях это было бы напрасно.

– А вы рискните! Простите…

Она подошла к зеркалу и, подчеркнуто не обращая внимания на инспектора, подкрасила фиолетовой помадой губы, черной тушью подрисовала глаза. Все это она делала очень серьезно, словно выполняя трудную работу. Улдис понял, что ей трудно взять себя в руки и ей нужно время, чтобы оценить ситуацию и приготовиться к дальнейшему.

– А, понимаю, – не отходя от зеркала, продолжала она. – В провинции так не принято. В провинции, когда кавалер впервые приходит в гости, женщина развлекает его старыми фотографиями. Я несколько более прогрессивна, но не стану перечить вашему провинциальному вкусу.

Она подошла к книжной полке, отодвинула стекло, вынула толстый пакет и швырнула на стол фотографии с такой силой, что они разлетелись в разные стороны.

– Вот они. Самые свежие.

Улдис вопросительно взглянул на нее.

– Не пугайтесь, я не обманываю. Пленка тоже здесь, можете сверить. – Она бросила на стол пленку, выдвинула стул, уселась и подперла подбородок ладонями, ожидая, что будет дальше.

Улдис принялся просматривать фотографии.

– В провинции девушка не только кладет снимки на стол, но и сама садится рядом, чтобы комментировать, – заметил он.

– Рядом – не обязательно, – отрезала Ирена. – Но поскольку за ложные показания и отказ от них тоже грозит наказание, придется кое-что рассказать. Предложите мне расписаться в предупреждении и спрашивайте, не стесняясь!

– Из вас, Ирена, получился бы толковый фотокорреспондент, – с уважением промолвил Стабиньш. – Честное слово, у вас есть хватка. Вот, например, этот человек, что несет гроб, это…

– Это Пуце, – подтвердила Ирена. – А вот его пьяная харя крупным планом. – Она взяла из кучи другой снимок.

– Какая злобная усмешка кроется под приличествующей скорбью!

– Но ни страха, ни раскаяния.

– Вы полагаете…

– Моих предположений касаться не будем.

– А кто этот седой интеллигентный человек у гроба?

– Это и меня интересует. Интересный мужчина, не то что красавчики с женскими чертами лица. – Она с усмешкой взглянула на непрошенного гостя. – С таким и я не отказалась бы провести время, совершенно добровольно. – Последнее слово она подчеркнула.