— Зачем? У кума ототрусь.

— Не стыдно перед родственниками?

— Чего стыдиться? Я б и вас на ночлег позвал, да только тесно у кума, и баба в положении. Не обессудьте.

— Ничего. — Успокоил спутника Безымян. — Сами справимся.

— Как-нибудь свидимся. — Махнул рукой рычанский и бойко зашагал к серевшим на горизонте избам.

— Бывай, — сказал полянин. Грусти от неожиданного расставания он почему-то не испытывал. Безымяну хотелось только одного — отмыться, завалиться на лавку и проспать дня три кряду.

— Скользкий тип. — Прошептал Стрелок вдогонку и, обняв Арпашку, двинулся к воде.

— Зря ты так. — Прошептал полянин. — В каждом человеке есть хорошее. Как — никак, не первый день вместе странствуем.

Степан хмыкнул, но промолчал.

Свернув у развилки, странники вышли на поросший кустарником, пустынный берег водоема. Обосновавшись у запруды, они принялись счищать с себя сажу и стирать одежду, вытряхивая набившийся в карманы пепел. По студеной поверхности поползло большое черное пятно.

— Эка мы ручей загадили. — Озадачено произнес Безымян.

— Ничего, очистится. — Натягивая сырую одежду, успокоил стрелок. — Одевайтесь живее, и в путь. Не хватало еще от простуды помереть.

— Нужно было про постоялый двор у Карпа разузнать.

— Найдем, не заблудимся. — Взбодрил спутников Степан и зашагал по берегу к виднеющимся в розоватой закатной дымке темным очертаниям селения.

— Все равно дымом пахнет. — Догнав, пожаловался Арпашка.

— К утру выветрится. — Подбодрил мальчугана стрелок, укладывая ладонью мокрые волосы.

Тем временем Карп благополучно добрался в Маковку и направился прямиком к дому Никодима. Воровато оглядываясь, он взялся рукой за бронзовое кольцо, вставленное в ручку, выполненную в виде быка, и три раза ударил в крепкую дубовую дверь. Горевшая в окне лучина дрогнула и поползла по избе, освещая дорогу впереди хозяина. Несмазанные петли глухо скрипнули, и сухой голос изнутри гнусаво произнес:

— Заходи.

— Чего это вы в темноте сидите? — Спросил Карп, протискиваясь в открывшуюся щель.

Прежде, чем захлопнутся, дверь приотворилась чуть шире, и на улицу высунулась плешивая голова Хозяина. Косой глаз осмотрел округу и остановился на бредущем восвоясье пьянчуге.

— Сосед. — Позвал Никодим.

Прохожий вопросительно поднял голову.

— Хочешь заработать алтын? Сгоняй в корчму за бражкой.

— Чего сам не идешь? — Хрипло спросил пьяница, принимая денежку.

— Гость у меня. Не бросать же?

— Понятно. — Пожав плечами, произнес сосед.

— И еще, подбери закуски на все. Только смотри, чтобы без обмана.

— Само собой. Ты ж меня знаешь. — Проворчал мужик и побрел на постоялый двор, пересчитывая деньги.

— Знаю я тебя, как облупленного. — Прошептал Никодим и, плюнув ему вслед, захлопнул дверь.

Пьяница хлопнул себя по карману, проверяя не выскочил ли аванс, и в свою очередь прошептал:

— Вот людям деньги девать некуда. Да я бы за алтын не то, что сам за брагой сходил, воробья бы на коленях в поле до смерти загонял.

Пьянчуга шел, не оборачиваясь, и не видел, как в серой пелене сумерек во двор Никодима шмыгнула размытая длинная тень.

В шумной корчме за дальним столом в самом углу, у засаленной бревенчатой стены сидели певцы. Который день они всматривались в лица приходящих сюда людей, но все без толку. Ратибор продолжал утверждать, что след затерялся недалеко от Маковки, и призывал не по годам горячего Чудина ждать. Герои слушали разговоры, оставаясь недосягаемыми за призрачной пеленой отводящего заклятия, но ничего, кроме обычного кабацкого трепа до них не доходило. Они давно бы потратились, но выручал неразменный пятак, с завидным постоянством возвращавшийся в карман своего хозяина. Из-за этого приходилось заказывать часто, но помалу. Бездействие тяготило. Только Белый волхв мог подсказать верное направление, но он исчез. Ратибор пробовал достучаться до сознания учителя, но натыкался на холодное, непрошибаемое молчание. Волхв не мог или не хотел отвечать. Теперь посланцам предстояло искать путеводную ниточку самостоятельно, и они не сдавались. Ратибор поднимал голову каждый раз, когда открывалась дверь, и в корчму заходил новый человек. Он мог проделывать это сутками, удивляя Чудина неисчерпаемой энергией. Вот и сейчас старик встрепенулся, завидев ввалившуюся в зал странную компанию из двух взрослых и одного ребенка. Посиневшие от холода зайды уселись за стол около огня и махнули половому, чтобы тот принял заказ. В нос ударило гарью. Запах был настолько силен, что стало нечем дышать. Певцы молча переглянулись.

— Кузнецы? — Спросил Чудин.

Ратибор тряхнул седыми волосами.

— Не похожи. Разве, что тот, здоровый. Про пожар слышал?

— Вчера всю ночь около деревни полыхало. Зарево можно было за версту разглядеть. Не с того ли они пепелища?

— Может, и с того.

— Спросим? — Предложил Чудин.

— Нельзя. Если кто-нибудь остановит на нас взгляд — сетка упадет, и заклятье потеряет силу. Посидим, послушаем, авось сами расскажут.

Время шло, а пришлые молчали, как рыбы. Они с жадностью набросились на еду и, расправившись с ней, попросили еще. Самый здоровый из них развязал оборки и разулся, поставив истоптанные, прохудившиеся в дороге лапти к огню.

— Видно, издалека путь держат. — Прошептал Чудин и замолчал, заметив, что их должны потревожить. К певцам направлялся заросший кучерявым рыжим волосом, похожий на медведя, мужик. Он нес наполненный до краев шкалик, балансируя, чтобы не расплескать живительную жидкость.

— Занято. — Мирно, но твердо бросил Чудин.

— Мы люди не гордые. — Запинаясь, произнес пьяница и, покачиваясь, подсел к соседям.

Пригорюнившись, мужик опустил голову и заплакал. Здоровяк протянул руку, чтобы утешить его, но второй, с огромным составным луком за спиной, перехватил его и произнес:

— Не лезь, Безымян.

Певец сдержался, едва не издав возглас удивления.

— Узнал? — Спросил Чудин.

— Имя дюже редкое. Если б ни оно, ни за что бы не подумал. Все-таки пошел геройствовать. Далеко же от дома его занесло.