Изменить стиль страницы

Вдали послышался топот копыт.

Она! Что мне нужно делать? Что сказать?

Нак Мак Фигглы отскочили в разные стороны и спрятались за деревьями.

— С дороги отсунься! — прошипел Роб.

— Он может быть с ней! — ответила Тиффани, нервно стиснув ручку сковороды и вглядываясь в голубые тени меж деревьев.

— И чего? Мы после сыщем способ, как его выкрасть! Она Кралева! Лицом к лицу ты не смогёшь ее побити!

Копыта стучали все громче, и теперь было похоже, что это скачет не одно животное, а несколько.

Из-за деревьев появился взмыленный, окутанный паром олень. Уставился на Тиффани безумными красными глазами, потом вдруг напружинился и перепрыгнул через нее. Тиффани обдало тяжелым запахом его тела, когда она пригнулась, и его пот капнул ей на шею.

Олень был настоящий. Такую вонищу представить невозможно.

А вот и собаки появились…

Первая тут же отхватила прямой удар ребром сковороды и покатилась по снегу кубарем. Вторая развернулась к Тиффани, но тут удивленно нагнула голову, глядя вниз. Под каждой лапой у нее в снежном взрыве появились пиктси. Трудно загрызть кого бы то ни было, если у тебя все четыре лапы резко разъехались в стороны, а потом другие пиктси запрыгнули псу на голову, и кого-нибудь когда-нибудь загрызть уже стало… вообще невозможно. Пиктси жутко не любили Мрачных Псов.

Тиффани запрокинула голову, глядя на вставшего перед ней белого коня. Он тоже был настоящим, насколько Тиффани могла судить. И на нем сидел мальчик.

— А ты еще кто? — спросил он. Это прозвучало у него как «А ты что за штуковина?»

— А кто ты? — сказала Тиффани, откидывая волосы с глаз. Это было лучшее, что в тот миг пришло ей на ум.

— Это мой лес, — проговорил мальчик. — Повелеваю тебе делать то, что я скажу!

Тиффани пристально вгляделась в его лицо. Тусклый, тухлый свет Сказочной Страны плохо помогал зрению, но чем дольше она смотрела, тем больше была уверена.

— Твое имя Роланд, верно? — сказала она.

— Не разговаривать со мной так!

— Да, точно. Ты сын Барона!

— Приказываю тебе молчать! — У мальчика на лице появилось странное выражение: он порозовел и сморщился, как будто старался не заплакать. Поднял руку, в которой держал хлыст…

Послышалось негромкое «чпок». Тиффани глянула вниз. Нак Мак Фигглы сгрудились в пирамиду под животом коня, по их плечам один пиксти только что взобрался наверх и перерезал подпругу.

Она вскинула руку и крикнула, постаравшись, чтобы прозвучало твердо:

— Сиди, не двигайся! Шевельнешься — упадешь с лошади!

— Это заклятье? Ты ведьма? — Мальчик бросил хлыст и вытащил из-за пояса длинный кинжал. — Смерть ведьмам!

Он рывком погнал коня вперед, и случилось одно из таких особых длинных мгновений, когда вселенная говорит: «оп-па», и, по-прежнему сжимая кинжал, мальчик скатился с коня в снег.

Тиффани знала, что дальше будет. Голос Роба отдался эхом среди деревьев:

— Вот щас ты попал, друган! Дайте ему!

— Нет! — завопила она. — Не трожьте его!

Мальчик отползал от Тиффани назад, не сводя с нее полных ужаса глаз.

— Я тебя правда знаю, — сказала она. — Тебя на самом деле зовут Роланд. Ты сын Барона. Говорили, что ты погиб в лесу…

— Не надо про это!

— Почему?

— Плохое случится!

— Оно уже случилось и продолжается, — ответила Тиффани. — Слушай, я здесь, чтобы спасти своего…

Но мальчик уже был на ногах и бежал прочь от нее, вглубь леса. Обернулся и крикнул:

— Отстань от меня!

Тиффани помчалась вслед, перепрыгивая через заснеженный бурелом, увидела мальчика впереди, он перебегал от дерева к дереву, пытаясь прятаться за ними. Потом остановился и поглядел назад.

Тиффани подлетела к нему с разбегу, со словами:

— Я знаю, как тебя отсюда вытащ…

… и начала танцевать.

Ее рука была в руке попугая. Или, по крайней мере, кого-то с головой попугая. Ноги сами несли Тиффани, двигаясь в идеальном ритме. Исполнили быстрый, легкий поворот, и теперь ее рука оказалась в руке павлина. Или, по крайней мере, кого-то с головой павлина. Она бросила взгляд через его плечо и поняла, что находится в зале — нет, в бальном зале, и этот зал наполнен танцорами в масках.

А, подумала она. Еще один сон. Смотреть надо было, куда бегу.

Музыка звучала странно. В ней был ритм, но приглушенный и причудливый, как будто играли задом наперед и под водой музыканты, которые никогда прежде не видели своих инструментов.

Тиффани надеялась, что на танцорах маски. Она заметила, что сама смотрит сквозь глазные прорези — хотелось бы знать, какая маска на ней. И еще на ней было в длинное платье, и оно поблескивало.

О-Кей, подумала Тиффани, тщательно следя за своими мыслями. Там был дрём, а я его в спешке проглядела. И сейчас я во сне. Но это не мой сон. Дрём должен сплетать его, пользуясь моими воспоминаниями, а там ничего подобного и близко нет…

— Фва ваа фвах ваа вха? — сказал павлин. Голос его был как музыка. Звучал почти словно голос, но не был им.

— О да, — сказала Тиффани. — Прекрасно.

— Фваа?

— О. Эмм… Вафф фавф фвафф?

Это вроде бы сработало. Павлиноглавый танцор слегка поклонился, грустно сказал:

— Мва ваф ваф, — и убрел прочь.

Где-то здесь находится дрём, сказала Тиффани себе. И он, должно быть, неслабый. Это большой сон.

Однако маленькие детали не удались. В зале были сотни гостей, но те, что вдали — хоть и двигались вполне нормально, были как те деревья: цветные пятна и полоски. Правда, чтобы заметить это, надо было смотреть очень внимательно.

Первое Зрение, думала Тиффани.

Гости в ослепительных костюмах и разнообразнейших масках спокойно проходили мимо нее под руку друг с другом, словно Тиффани была одна из них. Те, что не присоединились к новому танцу, направлялись к длинным столам, которые тянулись вдоль стены холла и ломились от яств.

Такие кушанья Тиффани видела только на картинках. На ее родной ферме никто не сидел впроголодь, но даже в самые изобильные дни — на Страшдество или сразу после осеннего урожая — она не видала такого зрелища. Еда на ферме в основном разных оттенков белого и коричневого. Никогда не ярко-розовая или голубая, и никогда сама собой не трясется.

Там было что-то на палочках, и что-то блестящее и мерцающее в чашах. Ничего простого. На всем был крем, либо шоколадные завитушки, либо тысячи маленьких разноцветных шариков. Все было или плетеное, или глазурованное, или добавлено к чему-то, или смешано с чем-то. Это была не пища. Это было то, во что превращается еда, если вела себя хорошо и попала в пищин рай.

Угощение предназначалось не просто для объеденья, но и для загляденья. Его обрамляли громадные сооружения из цветов и горы зелени. Прозрачные скульптуры высились, как ориентиры для путника, среди этого пейзажа лакомств. Тиффани протянула руку и дотронулась до сверкающего петуха. Он был изо льда, влажный под ее пальцами. Там и другие были: жизнерадостный толстый человечек, ваза с фруктами — все изо льда, лебедь…

Тиффани на миг почувствовала искушение. Кажется, прошло много-много времени с тех пор, как она ела. Но эта еда слишком очевидно была вовсе не едой. Это была приманка. Она специально говорила: здравствуйте, милые детки. Ешьте меня.

Я начинаю соображать в этих вещах, подумала Тиффани. Хорошо, что тварь не подумала о сыре…

…так вот же он, сыр. Внезапно… сыр все время был здесь.

Тиффани видела в Ещегоднике рисунки, где изображалось множество разных сыров. Она сама была мастером, и всегда хотела узнать, каковы на вкус другие сорта. То были чужедальние сыры со странно звучащими названиями, вроде Тройной Виббли, Ваней Лакомый, Старый Аррг, Красный Расползан и легендарный Ланкрский Голубой, который следует прибивать к столу гвоздями, а то он будет нападать на другие сыры.

Только попробовать на язык — вреда не причинит, конечно. Это не то же самое, что сьесть, правда ведь? Я же контролирую себя, так? Я этот сон вижу насквозь, разве нет? Поэтому он на меня не подействует, а?