Но он не мог уснуть. Чем больше он пытался, тем меньше ему это удавалось. Он пробовал Считать Овец[37], что порой неплохо помогает от бессонницы, но поскольку на этот раз овцы не помогали, он принялся считать Heffalump'ов, но это было еще хуже. Потому что каждый Heffalump, которого он считал, сразу норовил схватить Пухов горшок с медом и съесть его дочиста. Несколько минут он лежал совершенно опустошенный, но, когда пятьсот восемьдесят седьмой Heffalump облизал свою пасть и сказал себе:

«Славный медок, давненько я не едал такого!», Пух не мог больше этого переносить. Он выпрыгнул из постели и побежал прямо к Шести Деревьям.

Солнце было еще в постели, но на небе над Сто-Акровым Лесом сочился свет, и казалось, что солнце уже просыпается и скоро сбросит с себя одеяло. В этом полусвете Сосновые Деревья глядели холодно и отчужденно, а Очень Глубокая Яма казалась еще более глубокой, чем была на самом деле, а Пухова банка с медом на дне ямы выглядела каким-то таинственным призраком, но не более того.

Однако, когда он подошел к ней ближе, его нос сказал ему, что это действительно был мед, а его язык высунулся и начал полировать рот, готовый приступить к делу.

«Зараза!», сказал Пух, сунув нос в банку. «Heffalump съел его!», Затем он подумал немного и говорит: «Да нет, это я съел. Совсем забыл!»

Тем временем проснулся Поросенок. Как только он проснулся, он сразу сказал себе «О!». Потом он храбро сказал себе «Да!». И затем еще более храбро «Именно так». Но он не чувствовал себя вполне храбрым, так как слово, которое крутилось, ёрзало у него в мозгу, было Heffalump.

Что такое был этот Heffalump?

Был ли он Свиреп?

Приходил ли он на свист?

И как он приходил?

Нежен ли он вообще с Поросятами?

Если он нежен с Поросятами, То Смотря с Какими Поросятами?

Положим, он нежен с Поросятами, но не повлияет ли на это тот факт, что у Поросенка был дедушка по фамилии Нарушитель Гарри?

Он не находил ответа ни на один вопрос... а ведь он собирался идти смотреть своего первого Heffalump'a, и не далее, как через час.

Конечно, Пух будет с ним рядом, а вдвоем гораздо веселее. Но что, если Heffalump очень нежно любит Поросят и медведей? Не будет ли лучше притвориться, что у тебя болит голова, и не ходить к Шести Деревьям в это утро? Но тогда предположим, что день окажется удачным, в Западню не попал ни один Heffalump, а он все утро попусту проваляется в постели, теряя время. Что же делать?

И тогда ему пришла в голову Умная Мысль. Он тихонечко придет к Шести Деревьям, весьма осторожно заглянет в Западню и посмотрит, есть ли там Heffalump. И если Heffalump там, то он убежит и снова ляжет в постель, а если там его нет, то нет.

Итак, он пошел. Сначала он думал, что в западне не будет Heffalump'a, а потом думал, что будет. Подходя ближе, он уже был уверен, что Heffalump там, потому что он мог собственными ушами слышать, как тот хеффалумпил, как не знаю кто.

«Боже милостивый, о боже милостивый», сказал Поросенок.

Он хотел убежать прочь. Но поскольку он подошел уже очень близко, он почувствовал, что должен хоть одним глазком взглянуть на Heffalump'a.

Итак, он подполз к краю Западни и заглянул в нее…

Все это время Winnie Пух пытался стащить с головы банку из-под меду. Чем больше он тряс ею, тем глубже он в нее влезал. «Зараза!», говорил он изнутри банки, а также «Ох, на помощь!», а чаще просто «Оу!» Он пытался разбить ее обо что-нибудь, но так как он не видел того, обо что бился, то и это не помогало. Он попытался выбраться из Западни, но, так как он ничего не видел, кроме банки, и то совсем немного, он не мог найти дороги… Наконец он задрал голову, банку и все прочее и издал громкий рычащий вопль Печали и Отчаянья… и это было как раз в тот момент, когда Поросенок заглянул в Западню.

«На помощь, на помощь!», кричал Поросенок. «Heffalump! Отвратительный Heffalump!» И он пустился наутек тяжелым галопом, продолжая выкрикивать: «На помощь, на помощь, ажусный Heffalump! Мощь, мощь! Лумпасный Horralump! Хвощь, хвощь, атасный Hellerump!» И он, не переставая кричать, галопировал, пока не добрался до Кристофер-Робинова дома.

«Что за дела, Поросенок?», говорит Кристофер Робин, который как раз только что встал.

«Щоп!», говорит Поросенок, тяжело дыша. «Heff-а Heffalump».

«Где?»

«Там», сказал Поросенок, махнув рукой.

«Как он выглядит?»

«Как – у него – у него Огромная голова, такая огромная, какую только можно представить, Кристофер Робин. Огромная ненормальная вещь, как – как – ничто. Гигатское – как я не знаю что, как ненормальное ничто. Как банка».

«Ладно», говорит Кристофер Робин, надевая ботинки. «Я пойду и посмотрю. Пошли».

Когда с ним был Кристофер Робин, Поросенок не боялся. Итак, они пошли…

«Я слышу его, а ты?», говорит Поросенок тревожно, когда они подошли ближе.

«Я что-то слышу», говорит Кристофер Робин.

Это был Пух, бьющийся головой об корень дерева, на который он наткнулся.

«Вон!», говорит Поросенок. «Ужас какой!»

Он теснее прижался к Кристоферу Робину.

Вдруг Кристофер Робин начал смеяться… и он смеялся и смеялся… и смеялся. И пока он смеялся – Crack! – с грохотом голова Heffalump'a ударилась об корень, банка разлетелась вдребезги, и на свет Божий появилась голова Пуха…

Тогда Поросенок понял, каким Глупым Поросенком он был; ему было так стыдно за себя, что он прибежал домой и тут же слег с головной болью. А Кристофер Робин и Пух вместе пошли завтракать.

«О, Медведь», сказал Кристофер Робин, «как я люблю тебя!»

«Так же, как и я тебя», говорит Пух.

И-Ё, старый Осел, сидел на берегу ручья и смотрел на себя в воду.

«Душераздирающе», говорит, «вот как это выглядит. Душераздирающе». Он повернулся, отошел от воды, медленно спустился на двенадцать ярдов вниз по ручью, бултыхнулся в него, переплыл на другую сторону и медленно пошел назад по другому берегу. Затем он опять посмотрел на себя в воду.

«Как я и думал», говорит, «никаких улучшений с этой стороны. Но никто не берет в голову. Душераздирающе. Вот как это выглядит».

Позади него из-за папоротника раздался хруст, и на сцене явился Пух.

«Доброе утро», сказал Пух.

«Доброе утро, Пух-Медведь», сказал И-Ё мрачно. «Если это действительно доброе утро», говорит. «В чем я», говорит, «сомневаюсь».

«Почему? Что за дела?»

«Ничего, Пух-Медведь, ничего. Мы все не можем, а некоторые из нас просто не хотят. Вот, собственно, и все».

«Чего все не могут?», сказал Пух, потерев нос.

«Развлечения. Песни-пляски. Танцы-шманцы. Широка страна моя родная».

«О!», сказал Пух. Он долго думал, а затем спросил: «Какую страну ты имеешь в виду?»

«Святая простота», продолжал И-Ё мрачно. «Это выражение такое есть „Святая простота“», объяснил он[38]. «Я не жалуюсь, но Дело Обстоит Именно Так»[39].

Пух уселся на здоровенный камень и попытался обдумать все это хорошенько. Для него это звучало как загадка, а он был не силен в загадках, будучи Медведем Весьма Умеренных Умственных Способностей[40]. Итак, вместо этого он спел «Коттлстонский Пирог»:

Это был первый куплет. Когда он его закончил, И-Ё вслух не сказал, что ему это совсем не по душе, поэтому Пух по-доброму спел ему второй куплет: