Это этическое правило кажется мало отличающимся от предыдущего. Добавление в обе части формулы двух отрицаний вроде бы ничего не меняет. На самом деле разница есть, и немалая.

Именно это правило может быть сформулировано в виде "золотого правила морали": не делай другим того, чего не хочешь себе. Эту фразу, знакомую всем нам с раннего детства, сочинили на Востоке. Впрочем, в этой фразе есть одно слабое место: оно — в слове «хочешь». На самом деле имеется в виду, что нельзя делать с другими того, чего они с тобой не делают (хочешь ты этого или нет).

Вторая этическая система не требует прямо, чтобы человек был как все. Тем не менее она существенно ограничивает его оригинальность и инициативу, поскольку запрещает ему поступать иначе, чем другие. На первый взгляд может показаться, что в обоих случаях имеется в виду одно и то же. На самом деле активное требование делать то же, что и другие, является куда более жестким, чем пассивное требование не делать того, чего не делают другие, поскольку оставляет человеку возможность хотя бы не участвовать в том, что ему не нравится. Это не очень большая свобода, но это все-таки свобода.

Итак, система пассивного подражания (как еще можно было бы назвать вторую этическую систему) принципиально консервативна. Она может эволюционировать только в сторону сужения сферы допустимого поведения, отбора (из всего возможного спектра действий) наиболее приемлемых. Это значит, что культура такого общества является консервативной (то есть подавляющей свои возможности ради сохранения традиции). При этом традиционность такого общества только нарастает с течением времени, поскольку сфера допустимого поведения неуклонно сужается. Происходит это так. В начальный период существования такого рода общества можно делать многое или почти все. Некоторые люди, однако, отказываются участвовать в некоторых делах, которые им (по разным причинам) не нравятся. Такое поведение (в рамках Второй этической системы) вполне допустимо. С другой стороны, если их пример будет заразителен и достаточно много людей тоже перестанут совершать эти действия, это начинает давить на все общество в целом: согласно логике Второй этической системы, раз уж много людей не поступает каким-то образом, значит, в самих этих действиях есть что-то нехорошее и делать так не следует.

Итак, общества, основанные на Второй этической системе, не являются совершенно неизменными: если их предоставить самим себе, они медленно коллапсируют, схлопываются, ставя все более жесткие рамки человеческому поведению.

В учебниках по истории такие культуры называются "традиционными". При рассмотрении их истории очень важно не сделать одной типичной ошибки, а именно напрашивающегося предположения, что эти общества всегда были такими, какими мы их видим сейчас[56] — несвободными, замкнутыми, скованными репрессивной моралью и отягощенными множеством бессмысленных запретов и предписаний. На самом деле в период расцвета этих обществ в них имел место определенный прогресс. Особенно замечательными были те моменты в их истории, когда культура уже отфильтровала и отсекла наименее приемлемые виды поведения, но еще не сузила границы допустимого слишком сильно. Расцвет классической Индии или древней Персии приходился как раз на такие моменты.

Назвать эти общества закрытыми (как общества в рамках Первой этической системы) нельзя. Их, скорее, можно было бы определить как закрывающиеся или сжимающиеся. "Нельзя" становится со временем слишком много, и кончается это тем, что «нельзя» становится делать почти все. Таким образом, именно то, что в какой-то момент содействовало прогрессу общества (очищая его от некоторых форм поведения), в дальнейшем обрекает его на застой.

Общества, основанные на Второй этической системе, являются историческими. Происходящие события не являются просто актами приспособления к меняющейся среде — например, описанный выше "этический коллапс" происходит независимо от обстоятельств (хотя последние могут его ускорить или задержать). На Востоке существует и поддерживается память о прошлом, и возможно сравнение настоящего с ним.

Следует отметить, что консервативные настроения и даже идеализация прошлого, столь характерные для Востока, имеют совершенно иную мотивацию, нежели на Западе. Дело в том, что на Востоке они продиктованы воспоминаниями об утраченных возможностях: их общества более открыты в прошлом, нежели в настоящем, хотя и более хаотичны.[57]

В сжимающееся общество импульсы развития могут прийти только извне. Очень часто ценой за это оказывается разрушение сложившейся культуры и норм традиционной морали. Например, войны, неурожаи, какие-то несчастья, заставляющие людей думать прежде всего о выживании любой ценой, способствуют появлению и развитию новых моделей поведения. В дальнейшем это поведение проходит через фильтр этической системы, постепенно делаясь все более приемлемым и окультуренным. Примером могут послужить события, произошедшие на Востоке в XVII–XX веках в связи с агрессией европейцев. В некоторый момент истории все или почти все традиционные общества Востока были практически разрушены, или, во всяком случае, деморализованы. В наше время некоторые из этих обществ, преодолев этот кризис и усвоив (во время кризиса) некоторые новые модели поведения (частично пришедшие извне вместе с европейцами, частично же выработанные самими этими обществами), успешно встают на ноги и даже процветают (как, например, Япония или Корея). При этом они продолжают оставаться восточными обществами, со своей этической системой. На какое-то время они даже могут в чем-то обогнать или превзойти Европу или Америку, поскольку в период "золотого века" таких обществ (когда худшие варианты поведения уже отброшены, а схлопывание еще не зашло далеко) они могут быть очень эффективны. Однако этот расцвет со временем завершится так же, как и в прошлый раз — постепенным коллапсом, выход из которого может быть только кризисным.

Очевидно, что основной целью, признаваемой этими обществами, является стабильность. Прежде всего здесь имеется в виду стабильность сложившихся отношений между людьми, их ясность и определенность. Зачастую такие общества достигают в этом отношении поразительных успехов. Примером тому может послужить Китай, где в результате тысячелетнего развития была выработана очень сложная система взаимоотношений между родителями и детьми, начальством и подчиненными и т. д. и т. п. Все допустимые виды поведения были строго регламентированы, а недопустимые быстро пресекались. Только события последних двух столетий (европейская и японская оккупации и революция) смогли нарушить эту замкнутую систему. В этом отношении действия Мао во время культурной революции (как бы отвратительно они не выглядели) действительно ломали устоявшиеся нормы поведения, создавая тем самым некоторый простор для будущего — так что название "культурной революции" эти акции имели вполне законно.[58] В сочетании с европеизацией, также несущей новые модели поведения, все это предотвратило схлопывание общества и обеспечило базу для нового расцвета, который уже начинается в Китае.[59]

Развитие и дальнейшее "этическое схлопывание" обществ Второй этической системы можно было бы изобразить в виде графика:

Как и общества, существующие в рамках Первой этической системы, данные общества, естественно, не одобряют никаких новшеств, особенно в поведении. Но идеал человека в обществах первого и второго типа сильно различается. Если "самым лучшим" в обществах первого типа считается "свой парень", ничем не отличающийся от окружающих (то есть выдающаяся посредственность), делающий то, что делают все (и делающий это лучше всех), то в обществах второго типа складывается идеал праведника, то есть человека, который не делает ничего сколько-нибудь сомнительного с точки зрения общества. В идеале "абсолютный праведник" не делает вообще ничего. С точки зрения Первой этической системы такой идеал абсурден, равно как и с точки зрения третьей ("западной"). Но в рамках восточной логики это действительно идеал, к которому можно и нужно стремиться: человек, никогда никому не делающий ничего плохого.