– Она такая худая, просто тощая, – жаловался Колин Уэйленду. – Эти уколы прикончат ее. Мне нужно поговорить с ней по этому поводу.

Она приказывала фотографам «Дивайн» совершать безумства во время съемок; они обливали водой моделей в вечерних туалетах; бросали в бассейны моделей в прозрачных творениях Диора, и девушки казались неземными созданиями. Они снимали даже из-под воды. Корал привела несколько самых модных моделей в подозрительный бар на Сорок второй улице и фотографировала их среди удивленных посетителей в поношенных плащах. О Корал постоянно говорили. «Дивайн» раскупали и обсуждали. «УУД» и «Лейблз» чуть ли не в открытую писали, что с редактором самого модного журнала не все в порядке.

– Колин, теперь дело не только в моде, – заявляла Корал во время их еженедельных встреч. Она постоянно жестикулировала. На ее пальцах было множество колец, и быстрые нервные всплески костлявых рук сопровождались сверканием камней. – Теперь это уже новое направление. Оно включает в себя протесты, искусство, общество, наркотики. Ты понимаешь, что теперь «Дивайн» раскупается более молодыми людьми? Ллойду не нравится то, что я делаю, но цифры не врут, а Ллойд любит большие цифры!

Колин одобрительно покачал головой. Проводить время с Корал стало довольно сложно, потому что у нее постоянно менялось настроение – перепады были жуткими! Сейчас у нее великолепное настроение, подумал он, и это было приятно. Они сидели за столиком в «Иль Джиардино» в дальнем зале. Корал с симпатией смотрела на Колина. Они выглядели странной парой – он был таким крохотным, но Корал не обращала на это внимания. Между ними существовало негласное соглашение – она никогда не упоминала о его маленьком росте, он делал вид, что не замечает ее шрама.

– Ты всегда шествуешь впереди всех, – сказал Колин с улыбкой. – Но меня очень волнует кампания, которую ведет против тебя Говард Остин.

– Ах, этот… – Корал скорчила гримасу. – В этом мире у всех есть враги, он оказался моим.

Позже Колин наблюдал, как она драпировала свои плечи в кашемировую шаль.

– Дорогая моя, ты не собираешься худеть еще больше? – спросил он.

– Ну-у-у, не знаю, доктору Роббинсу нравится, что я такая худая.

Она полетела к выходу. Колин придержал тяжелую стеклянную дверь перед ней. Потом он провожал ее домой, и они глубоко вдыхали холодный ночной воздух Манхэттена.

– Корал, дорогая, ты знаешь, как называют твоего доктора Роббинса? Доктор Приятных Ощущений…

Она радостно захлопала в ладоши.

– Колин, но это же прекрасное имя! Он действительно доставляет приятные ощущения.

– Я знаю несколько моделей, которые тоже пользуются его услугами. Они не показались мне пышущими здоровьем.

– Ты что, сошел с ума? – Она уставилась на него сверкающими глазами. – Эти уколы комплекса витамина «В» заставляют работать и поддерживают половину людей, действующих в сфере моды!

– Но, Корал, ты же не знаешь состава этого комплекса! Она резко остановилась, глаза у нее горели, как у маньяка.

– Колин, в пятидесятые все были такими милыми, воспитанными леди. Ты это помнишь? Я никуда не выходила, не надев белых перчаток. В шестидесятые мы начали протестовать и посещать всякие «хэппенинге» и попробовали наркотики. И что, если в уколах содержатся наркотики? Разве врачи не прописывают их иногда своим пациентам?

– Но ты стала такой дерганой, – запротестовал Колин. – Твое… поведение совершенно непредсказуемо, и о тебе постоянно сплетничают. Корал, я так переживаю из-за тебя!

Она молча взяла его под руку, и они продолжали свой путь.

– Дорогой, я так тебе благодарна за твою заботу, – прошептала Корал. – Но, пожалуйста, тебе не стоит волноваться из-за меня. Я никогда так хорошо себя не чувствовала, у меня никогда не было столько энергии. Мне нужно столько сил, Колин, чтобы бороться с Донной Брукс! Она очень стремится на мое место, так же сильно, как я хочу сохранить его за собой. Что может случиться, когда неодолимая сила столкнется с Корал Стэнтон в дверях офиса с табличкой «Ответственный редактор»? Колин, что тогда будет? Кому-то придется отступить, не так ли? Но она на пятнадцать лет моложе меня. О Колин, дорогой… – Она умоляюще посмотрела ему в глаза. – Не презирай меня! Это все, что у меня есть!

– Корал, я никогда не видел тебя такой, – пораженно отмстил Колин. Он старался найти слова, которые бы подействовали на нее. У него бешено стучало сердце. Они подошли к ее дому, и он взял ее за руку.

– Заходи, дорогой, и мы выпьем на ночь глядя, – пригласила она.

Он покачал головой.

– Мне сегодня нужно закончить одну рекламу. Но послушай меня, Корал. Я не собираюсь безучастно наблюдать, как ты разрушаешь свое здоровье. Ты заболеешь. Я знаю, что меня называют скрягой, и это правда. Я стараюсь все покупать подешевле, но у меня впереди цель. Я собираюсь приобрести маленький домик во Франции, и если ты приедешь туда, я постараюсь вернуть тебе здоровье.

Она радостно расхохоталась. В ночном воздухе было заметно ее дыхание.

– А что ты станешь делать, когда я уеду? Пропадешь от скуки?

– Я займусь садоводством. Он улыбнулся.

– Ерунда! – воскликнула Корал. – Ты даже больше помешан на моде, чем я!

Она наклонилась, чтобы поцеловать его.

– Мне кажется, что из всех моих друзей по-настоящему я могу рассчитывать только на тебя. Ты не можешь себе представить, как много это для меня значит.

Он грустно смотрел ей вслед, когда Корал вошла в дом. Подходя к лифту, она повернулась и помахала ему рукой.

Пока он шел домой, его не оставляло чувство огромной потери и грусти. Ее лицо в этот вечер вызывало предчувствие беды.

– Ма-а, я беременна!

Эстер Голдштайн тупо уставилась через столик в «Серендипити» на свою дочь.

– Ну! – воскликнула Маккензи. – Разве ты не собираешься поздравить меня?

Она протянула матери руку, но Эстер быстро убрала свою.

– Ты вышла замуж? – спокойно спросила она.

– Мама, ты же знаешь, что нет! Неужели я бы не пригласила тебя на свое бракосочетание?

Эстер Голдштайн сильно побледнела. Она покачала головой.

– Сказать тебе правду, я уже не удивлюсь, что бы ты ни придумала. Если ты потихоньку выйдешь замуж или родишь не… Его отец Элистер? Да?

– Да, он вскоре станет отцом. Но кажется, что это все тебя не радует!

Эстер покачнулась в кресле, ее голова свесилась, и она начала сползать на пол.

– Мамочка! – закричала Маккензи.

Она быстро окунула салфетку в ледяную воду и приложила ее ко лбу матери. Из-за соседних столиков взволнованно смотрели на них. На помощь Маккензи бежали два официанта.

– Все нормально… Все нормально… Мне уже лучше, – простонала Эстер. Она пыталась встать на ноги. – Пожалуйста, отведи меня в дамскую комнату…

Поддерживая мать под руки, Маккензи провела ее в дамский туалет, усадила на крышку унитаза и заперла дверь кабины.

– Все нормально… – сказала Эстер. Она выпрямилась и посмотрела на дочь.

– Ты что, сейчас упадешь в обморок? Может, тебе попробовать вырвать?

Маккензи суетилась вокруг матери, приложив ей ко лбу влажную салфетку.

– Я тебе уже сказала, что со мной все в порядке, – спокойно заметила Эстер. – Я просто притворилась, чтобы мы могли уйти куда-то от всех этих людей. Они смотрели на нас и слушали тебя, они наблюдают за тобой.

– Ну и что? – пожала плечами Маккензи. – Боже, как же ты меня перепугала – почему ты не можешь радоваться вместе со мной и за меня? Не заставляй меня чувствовать, что мне есть чего стыдиться…

Она поправила волосы, немного взбив их, и внимательно посмотрела в зеркало на свои глаза. Эстер с нетерпением щелкнула языком.

– Может, ты хочешь, чтобы я устроила прием для наших соседей и знакомых, чтобы отпраздновать появление моего первого внука, который будет наполовину «гоем» и еще вдобавок родится вне брака!

Маккензи застонала.

– Ты что, все время собираешься себя так вести?

– Чего ты ждала? Ты относишься к семье, как к своим рабам. И мы должны радоваться, когда ты нас будешь мазать грязью?