Но именно поэтому ты мне и помогал, правда?! Рассчитывал, что у меня не возникнет подозрений? Но потом понял, что не решишься сделать это самостоятельно и переложил все на плечи Юлера, а сам остался на подхвате. Мне с самого начала следовало догадаться, что тут дело нечисто. После того, как провалился замысел с засадой на берегу, ты решил натравить на меня банду революционеров. — Я холодно посмотрел на него. — Нет, нет, друг мой. Ты ни за что не решишься пожертвовать своей драгоценной жизнью только для того, чтобы избавиться от меня. Я сейчас в такой же безопасности, как дома в своей кровати. Так что прикажи своему парнишке отложить в сторону этот ametralladora или fusil automatica, или как там вы его здесь называете. Прикажи ему очень медленно положить оружие на капот фургона и отойти в сторону. Не забывай, пока мы здесь сидим, тебя отделяет от смерти два фунта, — меньше килограмма, по вашему исчислению.

На самом деле спуск требовал усилия в четыре фунта. Двух фунтов достаточно разве что для легкого пистолета двадцать второго калибра, но ему совсем не обязательно было это знать. Я молча сидел и наблюдал за ним — наблюдал, как он умирает внутри.

Рамон облизал побледневшие губы.

— Ты ненормальный, Мэттью. Все преимущества на моей стороне...

— Нет, — возразил я. — На моей. Потому что я знаю, что ты хочешь моей смерти, чтобы защитить человека, которого ты нанял избавиться от Диаса. Возможно, ты даже пообещал Эрниману, что избавишь его от меня, если трюк с банковскими счетами не сработает, возможно, это предусматривалось условиями вашего договора. В то же время тебе известно, что у меня нет никаких причин желать твоей смерти. Согласен, ты несколько раз покушался на мою жизнь, но местью я буду наслаждаться, когда управлюсь с заданием. — Я хотел было покачать головой, но этому помешало оружие Амадо, поэтому просто сказал:

— Нет, сдаться я не могу. В этом случае ты пристрелишь меня на этом самом месте, раз уж тебе известно, что я знаю, на чьей ты стороне. Но у тебя еще есть возможность отступить, и никто при этом не пострадает. Прояви рассудительность, Рамон. Иначе нам обоим не уцелеть.

— Если я отдам такой приказ, откуда мне знать, что ты не...

Я раздраженно оборвал его.

— Ты упрямо не желаешь шевелить мозгами! Если бы я хотел твоей смерти, ты был бы уже мертв. Я мог пристрелить тебя, пока ты отрывал себя от стекла, а затем быстренько смыться отсюда. Амадо на его хилой «тойоте» никогда не догнать мой «шевроле». Если бы хотел твоей смерти, если бы в мои планы входило истребление мексиканских агентов, стал бы я намеренно загонять себя в эту патовую ситуацию?

Долгое время царила тишина. Жаркое солнце пустыни быстро нагревало неподвижный фургон. Мимо проехала еще одна машина, водитель бросил на нас взгляд и испуганно рванулся прочь.

— Амадо. — Рамон прочистил горло. — Амадо...

— Что прикажете, jefe, — отозвался безразличный голос.

— Положи автомат на капот машины, Амадо. Положи и отойди в сторону...

Момент представлялся не самым подходящим для глубоких вздохов облегчения или выразительных движений бровями. Некоторое время мне еще предстояло изображать этакого железного человека, которому неведомо чувство страха. В других обстоятельствах я воспользовался бы шприцем и безболезненным препаратом, который почти на четыре часа погружает человека в сон (у нас имеются и другие препараты, более продолжительного действия), но мой медицинский комплект остался в Санта-Фе, в штате Нью-Мексико. К счастью, у меня имелся большой моток ленты, приобретенный для других целей.

Я отвел всех на обочину, где можно было заняться делом, не привлекая к себе излишнего внимания. Здесь Рамон под моим присмотром обмотал лентой Амадо, заложив ему руки за спину. Я проверил его работу и с его помощью перенес гориллу в заднюю часть фургона. После чего сам обмотал Рамона, с руками впереди и усадил его на пассажирское сидение. И наконец вернулся к «тойоте» и, повозившись с ручным сцеплением, съехал на ней с шоссе и пристроил посреди кактусов, где она не так бросалась в глаза.

Я уже собирался запереть дверцу и уйти, когда мне пришло в голову, что если Рамон поддерживал связь с Эрниманом, а так оно по-видимому и было, то скорее всего описал мою машину, но вряд ли стал уделять внимание внешнему виду своего транспортного средства. Я вздохнул, подвел «тойоту» к фургону и ценой немалых усилий переправил в нее пассажиров и багаж.

И только после этого позволил себе запоздалый вздох облегчения. Трогаясь с места, я вытер лицо носовым платком. В зеркале отражался оставшийся позади большой голубой фургон. Интересно, удастся ли мне получить его назад в целости и сохранности. Хотя для этого нужно было прежде всего самому пережить несколько ближайших часов или дней. Что ж, моя служба зачастую требует жертв.

Сидящий рядом со мной Рамон молчал. Мне стало его жаль. Жаль, несмотря на то, что именно его слабость не раз спасала мне жизнь в этом сафари. Некогда я знавал певца, громогласный баритон которого претендовал на выступление в «Метрополитен». И вдруг, без каких-либо очевидных причин, голос исчез. Еще я вспомнил гонщика, разбившегося во время соревнований. Раны его благополучно зажили, но за руль он больше не сел. Что-то безвозвратно ушло.

— Это была засада, — как будто отвечая на мои мысли раздался мягкий голос Рамона. — Insurgentes проявили беспечность: они сочли меня мертвым, но я выжил. Однако после этого я так и не смог... Мне часто хотелось... — Он не договорил. Я молчал. Некоторое время спустя он спросил: — Почему ты меня заподозрил?

— Ты вел себя слишком беспомощно, — ответил я. — Известный профессиональный убийца и очаровательная агентесса разгуливают по твоей стране, а опытный сеньор Солана-Руис не в силах выяснить ничего, ровным счетом ничего. Полковник с маркизом, когда им приспичило, разузнали об Эрнимане все, что их интересовало, за четыре часа. Ты же вел расследование несколько дней и все напрасно. Во всяком случае, меня ты пытался убедить именно в этом. Напрашивалось предположение, что от старого друга ты скрываешь не только готовящуюся здесь революцию. Согласен, агенты, работающие на разные страны, редко до конца доверяют друг другу, и до любопытной истории, случившейся в Лагуна де ла Муэртэ я подозревал тебя разве что в излишней скрытности. Но ты вновь демонстрируешь полную несостоятельность: я рассчитывал на твое прикрытие, а в результате чуть не лишился жизни. Ты перестал быть Рамоном, которого я когда-то знал, моя жизнь интересовала тебя значительно меньше, чем застреленные мной люди. Признаю, ты сделал отличный ход с этими удостоверениями, доказывающими, что ответственность несет Бюро Внутренней Безопасности, да еще миссис О’Херн немало тебе помогла, когда закатила истерику и попыталась меня изрешетить — чем ты не замедлил воспользоваться. Ты с самого начала старался бросить подозрение на нее, чтобы отвести мое внимание от собственной персоны. В этой истории с БВБ ты допустил всего лишь одну промашку.

— Какую промашку, амиго?

— У нас, в Штатах, все сейчас просто помешались на стрельбе обеими руками. Люди позабыли, что пистолет изначально создавался для стрельбы одной рукой; они так привыкли хвататься за рукоять и второй, что если ее оторвать, они умрут от разочарования. Мне не так давно довелось видеть в деле одного сотрудника БВБ. Все то же фанатичное желание ухватиться за рукоять, обязательно двумя руками. Так вот, одному из устроивших на меня засаду типов, представилась возможность выстрелить в меня. Времени у него было достаточно, чтобы прицелиться. Что же происходит? Этот человек вытягивает руку — подчеркиваю, одну руку — и стреляет. Это меня несколько удивило. Люди из нашего великого Бюро Внутренней Безопасности так не стреляют.

— Однако удостоверения были самые что ни на есть настоящие, — неуверенно возразил Рамон.

— Разумеется, — согласился я, глядя на мчащуюся навстречу мне черную ленту дороги, блестящую, как серебро, там, где между холмами ее заливал ослепительный солнечный свет. — Только вот сравнить фотографии с их лицами мне так и не удалось. А потом я встретил Норму и услышал весьма занимательную историю о том, как в Тихуане ее пытались похитить двое неизвестных.