— При чем тут я? — Саша пожал плечами. Все засмеялись, а Новиков сказал:

— Свадьбу замотаешь? По примеру некоторых товарищей?

— Замотаю, — глухо сказал Саша.

— Устинова-то дала результат довольно точно, — вспомнил Наумов. — Плюс-минус три метра.

Великодушно согласились, что ей действительно кое в чем удалось усовершенствовать метод Тонкова.

— По сравнению с нами — ерунда, — сказал Саша.

— Что ж, Андрей Николаевич, получается, — рассуждал Наумов. — Не только место порчи можно определять точно, но и аварии предсказать?

Саша тормошил сонного Якушева:

— Ты пойми, на всех линиях поставят наш локатор. Знаешь, какое значение это будет иметь? Линии передач построят на тысячи километров…

Мечты ширились. Телеграфные линии, телефон… Приборы будут просматривать обмотки электрических машин. Великолепие будущего кружило их усталые головы.

Андрей заговорил о том, что надо немедленно развернуть исследования новых свойств локатора.

Новиков вздохнул:

— Начинается. Снова муки. Снова ругайся с техотделом. Опять ломай голову над формулами. Опять неприятности и заботы.

— Модест Петрович, завтра же садитесь составлять план, — сказал Андрей.

— Не завтра, а сегодня, — вздохнул, поднимаясь, Усольцев. Гости ушли. В комнате было накурено и душно. Андрей открыл форточку. Морозный воздух белыми клубами валился на подоконник. Марина неподвижно стояла у книжного шкафа. Андрей медленно подошел к ней, осторожно взял ее руку, наклонился и поцеловал в ладонь.

— Марина, спасибо тебе, — сказал он, все еще не смея взглянуть на нее.

Голос его дрогнул. Марина видела, как на склоненной шее часто билась жилка.

Он стоял в смешной, неудобной позе, согнувшись, прижимая ее ладонь к своей колючей горячей щеке.

— Как ты смел… — начала она заготовленную фразу и остановилась, не понимая, зачем это говорить.

Он хотел выпрямиться, но Марина положила свободную руку ему на голову, боясь, чтобы он не увидел ее лица, боясь, что не выдержит и заплачет.

— Все-таки это безобразие, — сказала она, собрав остатки гнева. Ее только и хватило на эту фразу.

Он поднял голову. Она встретила его взгляд, счастливая, и пристыженная, и сердитая.

— Ну, а… как же мне быть перед твоими, перед всеми? Он отвечал смеясь:

— Мы завтра с утра поедем в загс. Мы с тобой будем ездить из загса в загс и регистрироваться… десять… двадцать раз…

— Ты думаешь, это самое главное? Как у тебя это все просто и легко… Ты понимаешь, что самое трудное у нас впереди? Кто знает, как оно все получится…

— У нас-то получится… — убежденно начал он.

— О чем ты?

Андрей покраснел.

— Так… Все не могу забыть. Ты заметила, как ухмылялся Смородин? Попробуй им все теперь доказать. И Борисова нет рядом.

Они долго молчали, следя за седыми клубами воздуха, которые все падали и падали из синего квадрата форточки.

— Я так и знала, — задумчиво сказала Марина.

Андрей засмеялся, бережно взял Марину за плечи:

— Ну и хорошо. А все-таки мне повезло.

— Может быть, — не сводя с него глаз, серьезно, без улыбки сказала Марина. — Наверно, мы узнаем об этом потом…

И это было последнее, что можно передать из их разговора. Все остальное было лишено всякого смысла для всех, кроме них двоих.

Ленинград

1951–1954