Наших шуток генерал не принял. А стал браниться, правда, в корректных выражениях, поскольку с нами находилась молодая дама в лице Полины. Оказывается, генерал места не находил, когда пришла информация с ночной трассы о гибели двух машин. Уж он, грешным делом… Хотя наш автомобильчик тоже на вид — путь на свалку истории и металлолома.

— Товарищ генерал, — отрапортовал я. — Задание родины выполнено…

— Иди ты… — и покосился на Полину. — Охламонище… Каких свет не видывал.

— Но симпатичный, — улыбнулась девушка.

Джип выехал на набережную реки. По ней тянулась вся та же, кажется, ржавая баржа с пирамидами гравия. Майский блатной шарик катился по золотым маковкам кремлевских церквушек.

Мы с генералом Орешко решили прогуляться вдоль гранитной набережной. Зачем? Видимо, поглазеть на самоотверженных рыбаков, пытающихся выудить в мутной, мазутной реке потравленную пищу для своих братьев меньших. Чтобы те сдохли сразу. Не мучаясь. (Шутка.)

— Ну, брат, вы потешились,[227] - сказал Орешко. — ГРУ в трауре. Дусев рвет и мечет. Господин Ш. готов на все… И тоже в трауре. Кто мог подумать, что Нинель Шаловна… Странно, такая сильная… Кстати, все в МУРе на ушах, ищут какого-то генерала Бармалейчика… Твои шутки, Саня, а?

— Упаси Боже, — удивился я. — На такие шуточки я уже не способен. А какие проблемы?

— Ну, говорят, шутил такой… На тебя похожий…

— Нет-нет, не знаю, — не признавался я.

— Ну, и я говорю… — махнул рукой. — Ладно, какой у нас улов?

— Богатый, — ответил я, кивнув на рыболовов. — Куда больше, чем у этих фартовых. — И передал пакет.

Генерал Орешко, он же Бармалейчик, заглянул туда, будто я принес помидоры на борщ и он проверял их сочно-спелость, вздохнул удовлетворенно:

— Молодцы, братцы. Спасибо. — И поинтересовался: — Смотрел киношку?

— Имел такое счастье, — признался я.

— И как?

— Не «Ленин в Октябре», но кому-то будет интересно, — ответил я. — Да, если не секрет, кто интересуется такими художественными картинками? Помимо господина Ш. и иже с ним.

— Есть люди, — невольно взглянул на золотые маковки кремлевских церквушек.

— Понятно, — хмыкнул я. — Нет ли среди них моего тезки? По имени.

Генерал Орешко легонько кивнул, вроде как пряча лицо от ветерка, конспиратор хренов, и мы пошли к машине. Рыболовы мужественно держали свою вахту у воды. По-моему, главное для них не результат, а участие. Олимпийский принцип — не результат, а участие, отговорка для чудаков на все ту же известную всему народу букву «м».

— Да, — вдруг остановился Бармалейчик, — а вы, случайно, копию не сработали? Знаю я вас, разбойников.

— Сработали, — признался я. (И сказал истинную правду. Сделали копию. Так, на всякий случай. Как говорится, все в хозяйстве пригодится.)

— Да ладно, — не поверил генерал, хлопая меня по плечу. — Ох, ребятки, с вами не соскучишься. Сейчас куда?

— К Резо, — ответил я. — Надо навестить Хулио. Взбодрить добрым словом и гранатами, которые фрукты.

— О, совсем забыл, — вытащил из кармана плаща конверт. — Премиальные, что ли. Вашей троице. Бери-бери, тити-мити народные. Из бюджета.

— Спасибо, — вздохнул я. — Никитину на бензопровод, мне на томик Пушкина, а Резо на витамины…

— Привет ему… От меня.

— Кому? Пушкину? — пошутил я.

— Какому Пушкину? Ах, Пушкину… Ох, Александр-Александр… Тоже, кстати, вы с ним тезки… С Пушкиным-то! — и поднял руку. Зачем? Чтобы тормознуть тачку с шашечками?

Я ошибся — из-за угла на крейсерской скорости вырвался служебный лимузин. Генерал Орешко буквально на ходу… И все. Был генерал. И нет генерала. Был Бармалейчик. И нет Бармалейчика.

Я открыл рот от удивления — вот это профессионалы. Умеют же работать, когда захотят. Узнаю старую выучку. Как понимаю, олимпийское движение продолжается. И вновь набирает силу.

Посмотрев на вечную реку, вечных рыбаков и вечные церковные купола, я вздохнул и побрел к джипу.

Что наша жизнь — суета сует. Вот ещё одна проблема решена, порвана финишная ленточка — и что? Ничего, никакой радости и чувства победы. Усталость и обреченность. Вся наша деятельность похожа на работу золотаря, черпаком выбирающего говно из нужников подмосковных садово-дачных кооперативов. Неприятно для духа, да надо. И так каждый день. Год из года.

Радужная перспектива у нас, что там говорить.

Я сел в джип, и Полина сообщила, что баба Катя требует пропащие души на обед. В категорической форме. И в полном составе.

— То есть? — не понял я.

— Маленького, говорит, с носом, как у орла, взять с собой.

Мы переглянулись, хмыкнули — ай да калбатоно Катя — и поехали за маленьким, но могучим духом и нюхательным агрегатом, нашим незабвенным другом и товарищем Резо.

Знаю по себе, болеть приятно. В том смысле, что окружен вниманием и заботой. И стоящие у изголовья ловят каждый твой шепот, каждое движение, взгляд… Тебя пичкают меловыми лекарствами, но и витаминами экзотическими фруктами и овощами. И ты в конце концов чувствуешь себя аборигеном на теплых островах Полинезии. Хорошо!

Видимо, подобные чувства испытывал и Резо. Он князем восседал на престоле с колесами и мотался на нем по коридору. За медсестричками. Те повизгивали и отбивались от него «утками».

Разумеется, нам он обрадовался и принялся показывать Полине совершенное искусство вождения. На коляске. Я все это уже видел. В первое посещение. И отправился на поиски человека, способного дать точный диагноз болезни нашего Хулио.

Я познакомился с профессором. Он оказался типичным представителем интеллигентной медицины, на мои вопросы отвечал с извиняющейся улыбкой, мол, видите ли, молодой человек, у вашего друга произошел психологический надлом, этакая психоинфлюинтернеция, то есть он совершенно здоров на свои конечности, но страх боли застрял, как шип, в мозгу; мол, мы, молодой человек, делаем все возможное, но пока, увы…

— Спасибо, доктор, — сказал я. — Я вас понял.

И пошел ловить наглеца в коляске.

Дальнейшее лучше пересказать словами Полины. Чтобы не вдаваться в излишнюю детализацию переговоров, которые я поначалу повел с Резо. Когда втащил коляску в палату. Напомню, палата была одноместная и очень удобная для душевных бесед.

— Давай, родненький, поднимайся, — сказал я травмированному навсегда другу. — Доктор говорит, ты в норме!

— Вах, Алекс! Что эти убийцы в белых халатах понимают? Посмотри, ноги холодные, как горы…

— Не дури, Хулио…

— Саша, ты ж меня знаешь…

— Резо, тебя Фро ждет, забыл? Во глубине сибирских руд.

— Подождет…

Ну и так далее. Теперь эти же события глазами Полины, так сказать, объективный взгляд: минут через пять, после того как мы с Хулио удалились в палату, раздался выстрел. И дикий вопль. Дверь палаты распахнулась — и оттуда, выписывая невиданные кренделя, вырвался орущий Резо. И гигантскими скачками, как кенгуру, помчался по коридору. За справкой. О полном восстановлении функций своих волосатых конечностей. Вслед за несчастным появился я. И, пряча пистолет в кобуру, сказал:

— Первый раз вижу, чтобы оружие так хорошо лечило. Эффективно, ей-ей!

Наверное, так оно и было. С единственной поправкой, что выразился я более эмоционально:

— Хулио!..…! Ты меня понял……..!

Так или иначе, но через полчаса мы загрузили брыкающегося Резо в джип и под радость медперсонала, которому каскадер в коляске осточертел хуже контуженного при строительстве собственной дачи генерала из палаты № 157 (вояка прибыл принимать важный стратегический объект, и на его голову свалилось полотно шифера, вот такая неприятность), отправились на обед. В честь славной советской медицины. И нашу тоже.

Обед проходил в обстановке повышенной эмоциональности и витаминизации. Заехав на рынок, мы приобрели всевозможную экзотическую зелень, фрукты и овощи. И теперь сидели в каких-то кущах и общались друг с другом, как в райском саду.