– Ну, может быть, в другой раз.

– Идем со мной, мой маленький актер, – шепнула мама Джеку на ухо, и его папа закрыл глаза – Уильям не хотел видеть, как он уходит.

Джек вновь оказался в отеле «Бристоль» в апреле 1998 года, пошел обедать в тот самый уютный старинный ресторан и лишь тут понял, что видел в тот день своего отца.

– Ну, может быть, в другой раз, – сказал тогда Уильям, Джек взял маму за руку, и она увела его.

Уильям видел Джека еще не единожды – и в Хельсинки, и в Амстердаме, это Джек понимал хорошо; но для него та встреча с отцом оказалась первой и последней. Подумать только, он даже не знал, кого видит перед собой!

Интересно, а кто была его дама и почему он привел ее с собой? Они правда любили друг друга? Уильям ведь знал, что идет смотреть на сына, он просто не был готов, что ребенок с ним заговорит. Он был ошарашен, не говоря уже об Алисе. Мальчик явно удивил их обоих.

Джеку было не по себе от мысли, что само событие он запомнил правильно, но перепутал момент времени, когда оно произошло. Осознав это, он решил, что ему не стоит слишком доверять своей памяти в том, что касается хронологии. Если получается, что он встретил папу (не подозревая об этом) не в первый, а в последний их с мамой вечер в Осло, то когда же состоялся разговор мамы с Андреасом Брейвиком? В какой день она предложила ему сделать бесплатную татуировку? Когда они с мамой встретили прекрасную юную девушку по имени Ингрид My, у которой были трудности с речью?

Джек отправился в Кафедральный собор Осло на такси. Он сразу узнал здание – медный купол, отливающий зеленым, высокая внушительная колокольня. Джек решил посетить собор с утра и поговорить с органистом. Там его ждал первый сюрприз – органистом оказался сам лично Андреас Брейвик (на этом сюрпризы отнюдь не закончились).

В соборе стоял новый орган – уже не немецкий «Валькер», в котором, как помнил Джек, сто два регистра; заменили не только «Валькер», но и орган, пришедший ему на смену. Новый инструмент был необыкновенный, с какой стороны ни гляди, Брейвик прожужжал про него Джеку все уши. Алиса разговаривала – то есть не разговаривала, а соблазняла (делала невидимую татуировку, как сказала бы она сама) – с шестнадцатилетним учеником, Джек – с сорокапятилетним маэстро, знаменитостью в органном мире. Много лет назад Андреас чувствовал себя не в своей тарелке, ныне же выглядел внушительно и солидно.

Когда-то он был голубоглазый блондин, глаз не оторвешь; человеку с такими чертами лица нужно следить за собой – ныне Андреаса отличали немного отвислые щеки, видимо, попивает, и давно не красавчик. Фактически он прочел Джеку обширную лекцию о здешнем органе, оказывается, его установка завершилась ровно за неделю до приезда Джека; работал над инструментом финн, переехавший в Норвегию. На все эти подробности Джеку, конечно, было глубоко плевать.

Инструмент просто сверкал золотым и зеленым, а Андреас Брейвик вещал:

– Все это великолепие мы имеем благодаря покойному королю Улафу Пятому, светлая ему память. Его отпевали в январе 1991 года, никогда этого не забуду. Старый наш инструмент от Йоргенсена издавал такие звуки, что стыдно было даже тем, у кого и вовсе нет слуха. Сбор денег на новый орган возглавил сам премьер-министр!

– Вот оно что, – сказал Джек.

Андреас Брейвик занимался хоровым пением в Штутгарте, а на органе учился играть в Лондоне; Джек решительно не желал ничего об этом знать, но вежливо кивал, для самого же Брейвика его академические успехи, а особенно обучение в Лондоне значили не меньше, чем какой-нибудь орден.

– Я, конечно, видел все ваши фильмы, весьма занимательно. Но, как бы это сказать, вы не пошли по стопам отца. Он-то был музыкант.

– Да-да, музыка прошла мимо меня, я больше в маму, судя по всему.

– У вас есть татуировки?

– Нет, а у вас?

– О боже, конечно нет! – воскликнул Андреас Брейвик. – Ваш отец был весьма талантлив, отличный педагог и невозможно обаятельный человек. Но татуировки свои он держал при себе; мы никогда не говорили с ним о них, и я никогда их не видел.

– Уважаемый господин Брейвик, – сказал наконец Джек, – пожалуйста, расскажите мне, как все было. Вы понимаете, о чем я.

Джек помнил, что в церкви их с мамой встретила уборщица; их появление повергло ее в ужас, она глядела на них с отвращением. Помнил он, как мама соблазняла Андреаса (он только теперь догадался, зачем она поднялась к мануалу), помнил, как Ингрид пришла к маме за татуировкой – она хотела разбитое сердце, а мама сделала ей целое. Джек вот чего не понимал – зачем маме вообще нужно было говорить с Ингрид My и что она надеялась узнать об Уильяме от Ингрид и Андреаса? Ведь на самом-то деле Уильям не убегал от Алисы, а Алиса не пыталась его найти. Чего такого Алиса не знала об отце своего сына?

Вся солидность Андреаса Брейвика мигом улетучилась, едва он принялся рассказывать Джеку, что произошло между ним, Ингрид и Алисой. Поведение его, как выяснилось, не давало ему повода для гордости, ему нелегко было говорить об этом с Джеком. Впрочем, картина, суть которой до сих пор ускользала от Джека, оказалась довольно банальной.

Куда бы Джек с мамой ни приезжали после Копенгагена, они оказывались там раньше папы. Алиса не просто рассчитывала, что Уильям последует за ней (она хорошо понимала, как сильно отец хочет видеть сына), – она заранее знала, куда Уильям сам собирается ехать. Брейвик объяснил Джеку, что церковь и орган не выбирают с бухты-барахты; устроиться учеником или вторым органистом дело непростое и занимает много времени. У каждой церкви свои традиции и правила выбора учеников для главного органиста (имеется даже своя иерархия претендентов), плюс сам главный органист должен быть относительно опытным, а кандидат в его помощники – молодым, относительно неопытным.

Учеников у главного органиста всегда немного, и выбирают, разумеется, только самых талантливых. Требования весьма жесткие – орган очень сложный инструмент, поэтому кандидат должен обязательно уметь бегло играть с листа плюс иметь достаточно широкий кругозор, гибкость вкуса и любовь к некоторым «обязательным» композиторам. Если ты не соответствовал этим требованиям, тебе намекали, что успеха ждать не стоит. Еще, конечно, многие молодые ученики любят играть «красивые», броские вещицы, погромче да позаливистее; учителя это выводит из себя.

– Короче говоря, молодому органисту нужно сразу ковать много мечей, – сказал потомок викингов Джеку; в переводе на человеческий язык – планы нужно составлять загодя и иметь набор запасных вариантов. Нужно хорошенько подумать – вот ты поучился у такого-то, к кому ты хочешь попасть теперь (список)? В какой церкви ты хочешь теперь играть (список)? На каком органе (список)? Ну и, конечно, всякий органист – одновременно и ученик и учитель; нужно отправиться в такое место, где ты будешь учиться у главного, но при этом сможешь и себе найти учеников (пару-другую, чтобы доходов от уроков хватало на оплату жилья).

Так это все и работало – Уильям еще играл на органе в копенгагенской Цитадели, но уже думал о Швеции, Торвальде Торене и органе в стокгольмской церкви Ядвиги Элеоноры. Будучи в Стокгольме, он уже положил глаз на Осло, где намеревался учиться у Рольфа Карлсена и играть на органе Кафедрального собора.

Алиса, стало быть, из кожи вон лезла, чтобы узнать, куда собирается Уильям, какие у него планы, какой следующий город стоит в его списке первым. Как только она узнавала это, они с Джеком снимались с якоря, отправлялись в соответствующий город и вставали там лагерем; Алиса запускала свой тату-бизнес и ждала Уильяма, а как только он приезжал, переходила к следующей стадии – уничтожению (в самых разных смыслах) людей, которыми Уильям дорожил, всех до единого, от первого до последнего. Прежде всего она старалась испортить, отравить жизнь его друзьям в церкви, особенно его учителю. Чаще всего она шла по пути наименьшего сопротивления, обращая свои удары на цели попроще, и в Осло избрала себе в жертвы учеников Уильяма, Андреаса Брейвика и Ингрид My.