Говоря коротко, Эмма, пока была жива, заставляла Джека врать всем, что он писатель; умерев, она дала ему возможность в самом деле стать писателем.

Она стерла в компьютере и неоконченный черновик сценария «Глотателя», и заметки для Джека; не осталось копий ни на винчестере, ни на внешних дисках. Существовал лишь единственный печатный экземпляр того и другого – он хранился в сейфе в офисе Алана Херготта (там они с Бобом и объяснили Бернсу-младшему, в какую историю он влип); его Джеку предстояло переписать от руки. Благодаря многочисленным интервью (в которых он врал без зазрения совести) весь мир знал, что Джек Бернс пишет от руки; даже Лесли Оустлер было известно, что у него нет ни компьютера, ни пишущей машинки и что он даже любит водить пером по бумаге.

Боб и Алан посоветовали Джеку начать переписывать сценарий Эммы как можно скорее. Потом он сможет потратить на обработку столько времени, сколько захочет.

– Вы считаете, я правда должен это сделать? – спросил Джек. – Я что хочу сказать, это правильно, это законно?

– Эмма хотела, чтобы ты это сделал. Однако ты не обязан исполнять ее волю, – сказал Алан.

– Да-да, решение принимаешь ты, и только ты, – подтвердил Букман, – но если тебе интересно мое мнение, то знай: сценарий, на мой взгляд, отличный.

Джек прочел его и согласился с Бобом; и уж если Эмма всю свою жизнь обо мне заботилась, подумал он, то какой смысл сопротивляться ее попыткам направлять меня даже из могилы.

Итак, ему предстояло стать писателем и в этом качестве, решил Джек, весьма пристало (пусть и по просьбе миссис Оустлер) произнести речь на поминках Эммы в часовне школы Св. Хильды, где когда-то миссис Макквот предупредила Джека, как опасно поворачиваться спиной к Господу.

Благодаря интервью, взятому итальянской журналисткой, публика лишь упрочилась во мнении, что Эмма Оустлер за долгие годы не написала ни строчки и из-за этого впала в депрессию и растолстела. Журналистка писала, что, как ей кажется, в отношениях Джека с Эммой (как говорят, совершенно платонических, хотя все знают, что они живут в одном доме) в последнее время наметилась трещина; и все же писательница проявила себя необыкновенно щедрой в своем завещании, оставив все свое состояние именно ему. «Энтертейнмент Уикли» написал в некрологе, что Джек уже много лет «пишет в стол», а теперь, по имеющейся информации, «разрабатывает» сценарий по «Глотателю» – который Эмма, пока была жива, «таинственным образом» не желала превращать в фильм.

Джек, возможно, переживал угрызения совести – в итоге ведь он стал считать переделанный сценарий Эммы своим; но эти чувства как бы уравновешивались его уверенностью, что Эмма не хотела, чтобы публика знала правду (а раз так, к чему ее оглашать?). Она ведь планировала сделать фильм из «Глотателя» – фильм, который следовал бы книге почти буквально; но такой фильм невозможно было бы сделать, если бы на первой странице сценария стояло ее имя. Вот Джек Бернс – другое дело. Он кинозвезда, и Эмма хорошо это знала; если он объявит себя автором сценария, никто не посмеет изменить в нем ни буквы.

Итак, кончилось тем, что Джек Бернс переписал от руки сценарий и примечания Эммы в самом безопасном месте – офисе компании «Адвокатская фирма Блум, Херготт, Димер и Кук». Сделав первое изменение – заменив где-то Эммино «уходит» на «выходит», – Джек понял, что может воспринимать результат переработки труда другого писателя как свой. Чем больше он менял, добавлял, удалял, тем сильнее росло это чувство – ложное чувство, что сценарий по праву его.

Тут не было для Джека ничего удивительного. Он давно крутился в кинобизнесе и видел, как переписывают сценарии, сколько любительских рук прикасается к работе мастеров. Изготовив две-три версии сценария, Джек чувствовал себя так, будто написал «Глотателя» сам, от начала и до конца. И все же структура сценария, его тон, авторский голос – все это осталось Эмминым; но Джек был актер и отлично научился имитировать ее голос.

Не всякое искусство – имитация, но Джек Бернс лучше всего умел именно подражать и копировать. Ему достаточно было пары направляющих намеков; Эмма же оставила ему целый ворох ценных указаний, и благодаря им переписывание сценария превратилось просто в еще одну актерскую работу. Джеку нужно было всего лишь сыграть писателя, и он отлично его сыграл.

Дать голосу Мишель Махер роль закадрового рассказчика решила Эмма; но сделать ее первой репликой предпоследнюю фразу книги («В Лос-Анджелесе случаются истории и похуже») придумал уже Джек. Мы видим главную героиню, Мишель Махер, читателя сценариев, в постели с порнозвездой, она держит в руках его пенис (впрочем, этого мы не видим, мы только угадываем – ее руки и то, что они держат, под одеялом). Все сделано с большим вкусом. История их знакомства (и чтения чудовищного сценария, написанного порнозвездой) – картинки из прошлого. Разумеется, мы ни разу не видим пенис главного героя (то бишь Джека).

С первой фразой романа Джек поступил с точностью до наоборот; она всегда ему нравилась больше других, и он сделал ее последней репликой фильма, снова вложенной в уста рассказчика-Мишель. В конце фильма эти слова – «Или в этом городе ничто не случайно, или же все, что здесь случается, – чистая случайность» – звучат весомее, так казалось Джеку. Слишком хорошая реплика, чтобы тратить ее на начальные титры.

В общем, Джек честно выполнил все пожелания Эммы. Персонаж Мишель остается ангелом надежды для бесталанных сценаристов, она, как и в книге, проливает слезы над их писаниной, она все такой же несгибаемый оптимист в циничном мире «производства сценариев».

Эмма посоветовала Джеку сменить имя порнозвезде с Мигеля Сантьяго на что-нибудь более англосаксонское.

– Конфетка моя, ведь ты ни капли не похож на латиноса, – написала Эмма.

Поэтому Джек решил назвать актера Джеймс Стронах. Услышав эту фамилию, мама будет прыгать до потолка, а Джеймс – полное имя от прозвища самого актера, «Джимми», под которым он появляется в бесчисленных порнофильмах, от «Скучной жизни домохозяек» до «Корпорации «Стоит по стойке «смирно». Кроме того, конечно, имя Джеймс – поклон Джимми Стюарту, ставшему таким образом не только альтер эго, но и тезкой главного героя; любимые кадры Джека в этом фильме – как он, Джек Бернс, играет Джеймса Стронаха, который заучивает наизусть реплики Джеймса Стюарта из «Этой прекрасной жизни» и других лент.

Джек не очень походил на бодибилдера, но для «Глотателя» сменил диету и накинул пару чугунных блинов на свои обычные гантели. Конечно, он так и не стал по-настоящему похож на бодибилдера, но все же производил впечатление человека, тягающего штанги в мужском, а не женском углу спортзала. Персонаж его татуирован – но Джек, конечно, обошелся гримом.

Лучшие фразы романа вроде «я жила на расстоянии одного вздоха от помойки суши-бара в Венисе» Эмма заранее подарила рассказчику-Мишель. Она посоветовала Джеку убрать сцену взаимной мастурбации: «В этом фильме и так достаточно мастурбации и намеков на нее, надо не переборщить».

Эмма была права – хотя «Глотатель» вышел в один год с другим фильмом, полным кадров мастурбации, «Красотой по-американски», который собрал пять «Оскаров». Мисс Вурц когда-то возмущалась, что Энтони Хопкинс получил «Оскара» за поедание пациентов; по поводу Кевина Спейси, который получил «Оскар» за то, что дрочил в душе, она предпочла промолчать.

Еще Джек решил вырезать роман Мишель Махер с бодибилдером, шведом по имени Пер Разрушитель, – тот слишком походил на человека, избившего Эмму в «Золотом зале». Вместо этого эпизода Джек написал другой. Джеймс ищет в спортзале бодибилдеров с небольшими болтами, но однажды совершает ошибку – у парня, с которым он знакомит Мишель, длиннее, чем Джеймс думал. Дело кончается плохо.

– У него оказался больше, чем ты предполагал, – говорит Мишель (в фильме ни разу не произносят ни слова «болт», ни слова «пенис»).

– Ты разве не могла сказать ему, что тебе больно? Попросить его остановиться? – спрашивает Джек-Джимми.