Изменить стиль страницы

– Я буду очень польщен, – ответил я с едкой иронией, – в особенности, если вы соблаговолите объяснить мне, в чем именно заключается дело и к какой цели приведет нас исполнение этого поручения.

– Вы забыли наши условия, – возразил Дольчепиано.

– Сегодня – ни слова. Завтра – все, что вам угодно.

– Завтра! Что такое завтра? – взволновался я. – Может быть, это завтра никогда не придет.

– Терпение – первая добродетель сыщика, – ответил итальянец.

– А прозорливость – вторая! – отпарировал я.

– За чем же дело стало? – спокойно произнес он. – Догадывайтесь, если можете. Но только, ради всего святого, не заставляйте меня терять времени даром. Хотите вы мне помочь: да, или нет?

– Я обещал и сдержу слово! – с достоинством произнес я.

– Отлично. В таком случае снимите с себя прежде всего эту накидку, она слишком бросается в глаза. Так… Теперь снимайте куртку и жилет. Какая у вас рубашка? Серая фланелевая и довольно темная? Ничего, сойдет!.. Посмотрим дальше! Это уже хуже! Зеленый цвет слишком заметен. Надо что-нибудь темно-серое, это самое удобное…

Подтяжки тоже никуда не годятся. По одним этим черным полосам нас заметят за сто шагов.

По мере того, как он говорил, я снимал одну вещь за другой и оказался наконец в указанном выше костюме.

– Благодарю вас за драгоценные указания, – недовольно ответил я. – Если бы вы заранее предупредили меня, какую роль вы мне отводите, я постарался бы одеться так, чтобы избежать вашей критики.

– Надо всегда принимать во внимание местность, на которой приходится действовать, – произнес он нравоучительным тоном. – Выбор костюма одна из главных забот сыщика. Однако довольно болтать. Будьте добры, возьмите эту палку. – Он протянул мне большую жердь, поднятую им около сарая, и когда я взял ее в руки, привязал к ней поперек, наподобие креста, более короткую палку. Затем, порывшись в мешке, вынул кусок темной материи, задрапировал ею обе палки и на конец одной из них надел старую фетровую шляпу.

– Отлично! – сказал он, отходя на несколько шагов и издали смотря на сооруженное им чучело. – Теперь идите сюда.

Он привел меня к углу дома, откуда было видно все пространство, начиная от владений Саргасса вплоть до первых деревенских построек.

– Видите эту небольшую ограду, идущую вдоль кладбища? – спросил он.

– Конечно, – ответил я.

– Вы пойдете вдоль нее… Слушайте хорошенько, что я вам скажу, это очень важно… Вы пойдете вдоль ограды, согнувшись таким образом, чтобы вас с той стороны не было видно, понимаете? совсем не было видно.

– Понимаю.

– Важно, чтобы вы исполнили мои слова точка в точку. Не доходя шагов десяти до поворота на кладбище, вы остановитесь и осторожно, не подымая головы, посмотрите за ограду, она разваливается и вы легко найдете щель, в которую и заглянете.

– И что я там увижу? – спросил я.

– Не знаю. Вернее всего, ничего. В таком случае вы поднимите это чучело над оградой и держите его в таком положении до тех пор, пока все будет благополучно. Это будет для меня знак, что никто не приближается.

– Хорошо! – согласился я. – Я, кажется, начинаю понимать. А вы где будете в это время?

– Я? – улыбнулся Дольчепиано. – Я останусь здесь. У меня тут есть небольшое дело.

– Я догадываюсь какое, – сказал я. – Одним словом, я должен служить вам сигнальщиком и вся моя миссия сводится к тому, чтобы предупредить вас о возвращении Саргасса.

– Допустим, что так, – согласился итальянец.

– Желаю успеха! – насмешливо произнес я. – Если вы найдете то, что ищете, я буду готов изобразить из себя вьючное животное, чтобы доставить его в Пюже.

– Не говорите зря! – в том же тоне ответил Дольчепиано. – Желаю и вам успеха. И помните, если что случится, спасайтесь сами, не беспокойтесь обо мне.

– Хорошо. Там будет видно!

И я пошел по тропинке, смеясь про себя над наивностью итальянца.

Так вот каков был его план. И для такого ничтожного дела понадобилось столько предосторожности и таинственности?

Пусть себе копает землю хоть до утра, все равно ничего не найдет. Мне достаточно было одного взгляда, чтобы сразу понять, что никакого товара спрятано тут быть не может. Напрасно я считал Дольчепиано сильнее меня, просто-напросто он очень самонадеян и во что бы то ни стало хочет посадить меня в лужу.

– Или он думает, что ночью видно лучше, чем днем? – усмехнулся я.

Между тем я добрался до указанного им места и из желания поднять его потом на смех еще больше в точности исполнил его забавные наставления. Заглянув в одну из щелей ограды, я убедился, что на кладбище никого не было, и, следуя данным мне автомобилистом предписаниям, поднял кверху задрапированную материей и украшенную шляпой жердь.

В ту же минуту яркий свет прорезал окружавшую меня тьму, раздался звук выстрела, и чучело, точно срезанное ножом, упало прямо на меня.

Едва придя в себя от изумления, я заглянул в щель. Какая-то высокая фигура, с ружьем в руках, двигалась как раз на меня.

Не теряя присутствия духа, я опустил руку в карман, ища револьвер.

Он остался в куртке!

Делать было нечего. Оставалось одно: бежать. Неминуемая опасность придала мне крылья, и я бросился бежать со всех ног, защищенный оградой от взоров своего преследователя. Тот между тем перелез через ограду и нашел сраженное его пулей чучело. Ему все стало ясно. Он выпрямился, заметил меня и пустился вслед за мной, угрожающе размахивая ружьем.

Я добежал до того места, где оставил итальянца и свою одежду. И Дольчепиано, и мое платье исчезли.

Из груди моей вырвался крик отчаяния и ярости. Человек с ружьем должен был догнать меня с минуты на минуту, а я был безоружен.

– Дольчепиано! – закричал я не своим голосом. – Дольчепиано! Помогите!

Мне показалось, что я услышал чей-то смех, но откуда он донесся, я не мог разобрать. Меня вдруг охватила ужасная мысль. Я понял все. Дольчепиано заманил меня в ловушку и, слишком осторожный для того, чтобы выполнить эту задачу лично, предоставил разделаться со мной Саргассу. К сожалению, я понял это слишком поздно. Тем не менее я решил защищаться. В двух шагах от меня была гора, и если мне удастся взбежать наверх, я спасен – любой из утесов послужит мне убежищем.

Собравшись с силами, я бросился бежать по тропинке, причудливо извивавшейся между камнями. Но не успел я пробежать и двадцати метров, как до меня снова донесся топот ног и шум скатывавшихся камней. Саргасс гнался за мной, задыхаясь, осыпая меня проклятиями, и его голос, как раскаты грома, нарушал мирную тишину ночи.

Я не чувствовал под собой ног, дыхание мое становилось порывистым, сердце готово было разорваться; я с минуты на минуту ждал, что меня уложит на месте пуля. Но Саргасс, видимо, боялся промахнуться и ждал более удобного случая.

Он продолжал гнаться за мной, и я с ужасом задавал себе вопрос: кто из нас первый выбьется из сил: я или он? Силы мои начали ослабевать, я уже два раза чуть не упал. К счастью, расстояние между нами не уменьшалось и впереди себя я уже видел темные силуэты утесов, где я мог спрятаться. К ним вела небольшая тропинка. Я напряг последние силы и взбежал наверх.

Я был спасен!

Вдруг крик ужаса вырвался у меня из груди. Я стоял на верхушке горы, налево и направо зияли пропасти, прямо передо мной, покрытая зеленью и ползучими растениями, возвышалась отвесная скала. Вернуться назад? Спуститься вниз? Но Саргасс был уже в нескольких метрах от меня и навел на меня ружье.

Не соображая, что я делаю, я судорожно ухватился руками за выступ скалы и, прилагая неимоверные усилия, умудрился подняться почти вертикально на несколько футов. Над моей головой свешивалось несколько ползучих растений, я ухватился за них и так и остался висеть в воздухе. С трудом обернувшись назад, я увидел Саргасса, остановившегося на середине тропинки, спокойно наводящего на меня ружье. Меня охватила лихорадочная дрожь; я инстинктивно закрыл глаза и открыл их только после того, как услышал звук выстрела.