§ 192. Эсхатологическая война и конец света

Эту чудовищную войну задумал Брахма для того, чтобы очистить Землю от ее жителей, число которых постоянно росло. Он попросил многих богов и демонов воплотиться и развязать истребительную войну. «Махабхарата» описывает конец света (пралайя) с последующим возникновением нового мира, которым будет править Юдхиштхира или Парикшит.[442] В поэме рассказывается о событиях последних времен: гигантской битве сил «добра» и «зла» (аналогия с войной между дэвами и асурами), о разрушениях космических масштабов, причиненных огнем и водой, о возникновении нового и чистого мира, ознаменованного чудесным воскресением Парикшита. В некотором смысле можно говорить о переосмыслении извечного мифо-ритуального сценария Нового Года. Однако речь на сей раз идет не о конце года, а о завершении космической эпохи.

Циклическая теория становится популярной лишь со времен пуран. Это не означает, что эсхатологический миф — создание исключительно индуистское. Он известен с древнейших времен и широко распространен во всем мире. Подобные мифы засвидетельствованы, к тому же, в Иране и Скандинавии. По зороастрийской традиции, в конце истории Ормузд победит Ахримана, каждый из шести Амеша Спента захватит по архидемону, и воплощения Зла будут окончательно низвергнуты во тьму (ср. § 216). Подобную эсхатологию мы уже встречали (§ 177) у древних германских племен: во время последней битвы (rаgnаrоk) каждый бог тоже возьмет на себя по одному демоническому существу или чудовищу; разница в том, что все — и боги, и их противники — погибнут в борьбе друг против друга. Земля будет выжжена, а затем погрузится в море. Однако из воды снова возникнет земля, и новое человечество будет наслаждаться жизнью в царствование молодого бога Бальдра.

Стяг Викандер и Жорж Дюмезиль блестяще проанализировали структурное сходство этих трех эсхатологических войн. Следовательно, можно сделать вывод о том, что миф о конце света был известен Индоевропейцам. Разумеется, есть значительные расхождения в его Вариантах, которые, однако, могут быть объяснены различной ориентацией каждой из трех индоевропейских религий. Правда, эсхатологический миф не засвидетельствован в ведическую эпоху, но это не доказывает, что его не было вообще.[443] По выражению Дюмезиля ("Mythe et Ерорее", 1, р. 218 sq.), «Махабхарата» — "эпическое переложение эсхатологического кризиса", т. е. того, что индуистская мифология называет концом юги. В «Махабхарате» содержатся некоторые не только ведические, но и доведические элементы.[444] Мы можем, следовательно, поместить миф о конце света среди древних арийских традиций — тем более что он был известен иранцам.

Однако тут же надо добавить, что поэма представляет собой грандиозный синтез — намного богаче индоевропейской эсхатологической традиции, которую он продолжает. Живописуя истребление людей и следующие за ним катаклизмы, «Махабхарата» использует яркую систему образов, заимствованную из пуран. Значительную роль играют богословские разработки и нововведения. «Мессианская» идея аватары выражена особенно четко и сильно. В знаменитом богоявлении из «Бхагавад-гиты» (XI, 12 и сл.) Кришна предстает Арджуне как инкарнация Вишну. Как мы уже отмечали,[445] это богоявление есть одновременно и пралайя, которая словно бы предваряет "конец света", описанный в последних песнях поэмы. Таким образом, явление Вишну(=Кришны) как Господина пралайи чревато богословскими и метафизическими последствиями. Так, за трагическими событиями «Махабхараты» можно угадать противостояние и взаимодополняемость Вишну (Кришны) и Шивы. «Разрушительная» деятельность Шивы уравновешивается ролью «творца» Вишну (Кришны). Когда один из этих богов или их представителей действует, другой бездействует. Но и Вишну (Кришна) тоже творит «разрушения» и «обновления». Поэма и пураны обнаруживают отрицательные свойства этого бога.[446]

Это означает, что Вишну как высшее Существо есть конечная реальность; следовательно, он управляет как созданием, так и разрушением миров. Он — вне добра и зла, как, впрочем, и все остальные боги: "добродетель и грех, о Царь, пребывают лишь среди людей" (XII, 238, 28).[447] В кругу йогов и созерцателей эта мысль была известна со времен упанишад. Но «Махабхарата» — и, в первую очередь, «Бхагавад-гита» — делает ее доступной, а значит, известной всем слоям индийского общества. Непрестанно прославляя Вишну как высшее Существо, поэма подчеркивает взаимодополняемость Шивы и Вишну.[448] С этой точки зрения «Махабхарату» можно рассматривать как краеугольный камень индуизма. Культы этих двух богов и Великой Богини (Шакти, Кали, Дурги) действительно господствовали в индуистской религии с первых веков н. э. и господствуют по сей день.

Взаимодополняемость Шивы-Вишну соответствует в некоторой степени неразрывности антагонистских функций, которыми обладают великие боги (созидание/разрушение и др.). Понимание такого устроения божества равносильно откровению и представляет собой образец в деле освобождения. В самом деле, с одной стороны, в «Махабхарате» описывается и возвышается борьба между добром и злом, дхармой и адхармой, борьба, которая приобретает значение вселенской нормы, так как она правит космической жизнью, обществом и личным бытием, но, с другой стороны, поэма напоминает о том, что конечная реальность — «брахман-атман» упанишад — находится за пределами не только пары дхарма/адхарма, но и любой другой пары противоположностей. Другими словами, освобождение предполагает понимание отношений между двумя «видами» реальности: непосредственной реальностью, т. е. исторически обусловленной, и конечной реальностью. Монизм упанишад отрицал непосредственную реальность. Тексты «Махабхараты», особенно дидактические, предлагают более развернутое учение: с одной стороны, в них вновь утверждается монизм упанишад, Окрашенный теистскими (вишнуитскими) опытами; с другой стороны, принимается любое сотериологическое решение, если оно открыто не противоречит священной традиции.

§ 193. Откровение Кришны

На первый взгляд, может показаться парадоксальным тот факт, что литературное произведение, которое дает описание устрашающей войны на истребление человечества и конец юги, представляет собой превосходный образец духовного синтеза, когда-либо известного индуизму. Со времен брахман для индийской мысли характерно стремление к примирению крайностей, но только в «Махабхарате» оценена важность его последствий. В целом можно сказать, что поэма:[449] 1) утверждает равноценность веданты (т. е. учения упанишад), санкхьи и йоги; 2) устанавливает равенство трех «путей» (marga), представленных ритуальным служением, метафизическим знанием и практикой йоги; 3) старается оправдать некий способ существования во времени, другими словами, принимает и высоко ставит исторический компонент человеческой обусловленности; 4) провозглашает превосходство четвертого, сотериологического, «пути» — поклонения Вишну-Кришне.

Санкхья и йога представлены в поэме еще не систематизированными. Слово «санкхья» означает "истинное знание" (таттва джняна) или "познание Себя" (атмабоддха); в этом отношении санкхья продолжает мысль упанишад. Йога означает любую деятельность, приводящую «Я» к Брахману и одновременно наделяющую бесчисленными" силами". Чаще всего под этой деятельностью подразумевают аскетизм. Слово «йога» может означать «метод», «силу» или "медитацию".[450] Две даршаны рассматриваются как равнозначные. Согласно «Бхагавад-гите», "лишь люди ограниченные, а не мудрые (пандиты) противопоставляют санкхье йогу. Кто владеет одной из даршан, тот добывает плод обеих… санкхья и йога — едины." (V, 4–5).