А теперь, месяц спустя, из-за этого ей приходится уезжать. Иджи совсем девчонка, шестнадцать лет, она вряд ли соображает, что говорит. Она не понимает, о чем просит, умоляя Руфь остаться жить с ними. Но Руфь-то все понимала и сказала себе: уезжай, и чем скорее, тем лучше.
Она не знала, почему ей хотелось быть рядом с Иджи — только с Иджи и ни с кем другим. Хотелось — и все тут. Она молилась об этом, плакала, просила, но, как ни крути, ответ был один: надо ехать домой и выходить замуж за Фрэнка Беннета — молодого человека, с которым она обручена — и попытаться стать хорошей женой и матерью. Руфь была уверена: что бы Иджи ни говорила, она сумеет себя переломить и заживет нормальной жизнью. И Руфь приняла единственно правильное решение.
Когда она сказала Иджи, что завтра утром уезжает, та просто обезумела. Заперлась в своей комнате и стала бить и крушить все, что под руку подвернется. Грохот стоял по всему дому.
Руфь сидела у себя на кровати, сжав до боли руки, когда в комнату вошла мама.
— Руфь, пожалуйста, пойди к ней, поговори. Ни меня, ни отца она не впускает, а дети к ней идти боятся. Ну пожалуйста, милая, а то вдруг она, не дай Бог, что-нибудь с собой сделает.
Они услышали, как что-то упало на пол и разбилось. Мама умоляюще посмотрела на Руфь.
— Ох, Руфь, она там как бешеный зверь. Ну прошу тебя, пойди, может, тебе удастся хоть немного её успокоить.
В дверях появилась Нинни.
— Мама, Эсси Ру говорит, что Иджи разбила лампу. — Она взглянула на Руфь, как бы извиняясь. — Думаю, это она из-за твоего отъезда так огорчилась.
Руфь медленно шла по коридору. Джулиан, Милдред, Пэтси Рут и Эсси Ру прятались за дверями своих спален, — только головы торчали с застывшими от ужаса глазами.
Мама и Нинни остановились в конце коридора. Нинни заткнула уши. Руфь тихонько постучала. Из комнаты донесся вопль Иджи:
— Оставьте меня в покое, черт подери! — И что-то тяжелое ударилось о дверь.
Мама кашлянула и мягко сказала:
— Давайте спустимся в гостиную, пусть они побудут одни.
Дети поспешно скатились по лестнице. Руфь опять постучала.
— Иджи, это я.
— Убирайся!
— Мне надо с тобой поговорить.
— Нет! Оставь меня в покое!
— Пожалуйста, не будь такой.
— А ну отвали от моей двери! Я серьезно! — И что-то опять вдребезги разбилось о дверь.
— Пожалуйста, впусти меня.
— Я сказала нет!
— Ну, пожалуйста, милая.
— Нет!
— Иджи, сию минуту открой эту чертову дверь, слышишь!
Наступила тишина, потом дверь медленно отворилась. Руфь вошла и увидела, что Иджи устроила в комнате настоящий погром. Некоторые предметы были разбиты дважды.
— Ну зачем ты так? Ты же знала, что когда-нибудь мне придется уехать.
— Тогда почему мне нельзя с тобой?
— Я уже объясняла.
— Тогда останься.
— Не могу.
Иджи закричала изо всех сил:
— Почему?!
— Не могла бы ты орать немного потише? Ты пугаешь меня и маму, на весь дом слышно.
— А мне плевать.
— А мне нет. Почему ты ведешь себя как ребенок?
— Да потому что люблю тебя и не хочу, чтобы ты уезжала!
— Иджи, ты с ума сошла? Что люди могут подумать о взрослой девочке, которая ведет себя как не знаю кто?
— А мне плевать!
Руфь стала поднимать с пола вещи.
— Почему тебе надо выходить замуж за этого парня?
— Я тебе уже объяснила.
— Почему?
— Потому что я хочу этого, вот почему.
— Да ты же его не любишь!
— Люблю.
— Нет, не любишь. Ты любишь меня… сама знаешь. Сама знаешь!
— Иджи, я люблю его и выйду за него замуж.
Иджи, совсем потеряв голову, начала рыдать и кричать:
— Ты врунья, я ненавижу тебя! Лучше бы ты умерла! Не хочу тебя видеть, никогда, никогда! Я тебя ненавижу!
Руфь взяла её за плечи и сильно встряхнула. Слезы текли по лицу Иджи, она продолжала кричать:
— Ненавижу тебя! Чтоб ты сгнила в аду!
Руфь сказала негромко:
— Прекрати, слышишь? — И неожиданно для себя ударила Иджи по лицу — изо всех сил.
Иджи ошеломленно смотрела на неё и молчала. Они стояли, глядя друг на друга, и больше всего в эту минуту Руфи хотелось схватить девушку и прижать к себе — как можно крепче. Но она знала, что если сделает это, тогда наверняка не сможет уехать.
Поэтому она приняла самое трудное решение в своей жизни: повернулась и вышла, закрыв за собой дверь.
Старое шоссе Монтгомери, Бирмингем, штат Алабама
9 февраля 1986 г.
Эвелин принесла коробку тэко[14], которые продавались в трех кварталах от нее, и миссис Тредгуд просто растаяла от восторга.
— Это первая заграничная еда, которую я пробую, если не считать франко-американских спагетти, м-м-м, вкусно. — Она внимательно разглядывала тэко. — А он величиной с гамбургер "Кристалл, правда, похоже?
Эвелин не терпелось услышать, что дальше случилось с Руфью, и она попыталась переменить тему:
— Миссис Тредгуд, а Руфь в то лето все-таки уехала из Полустанка или осталась?
— Точно, они были величиной с бисквитное пирожное, а сверху посыпаны маленькими колечками лука.
— Кто?
— Гамбургеры «Кристалл».
— А-а, ну да, на них был лук маленькими колечками, так что было с Руфью потом?
— А что было с Руфью?
— Вы говорили, она должна была вернуться домой. И как, уехала она или нет?
— Ну разумеется, уехала. Знаете, их можно было купить пять штук на четвертак. А сейчас цена осталась прежней?
— Вряд ли. Так когда она уехала?
— Когда? Дайте-ка сообразить… Где-то в июле, а может, в августе. Вспомнила, в августе. Вам действительно интересно про неё слушать? Я вас совсем заговорила, ни разу не дала вам слово вставить. Все болтаю и болтаю.
— Нет, миссис Тредгуд, мне интересно. Расскажите.
— Интересно? Слушать истории с вот такущей бородой?
— Ага.
— Ну что ж… В конце августа мама и папа стали умолять Руфь остаться и помочь им заставить Иджи окончить школу: она как раз последний год училась. Говорили, что заплатят ей, сколько она попросит. Но Руфь сказала, что не может. Она обручена с одним человеком в Валдосте, и осенью должна состояться свадьба. Но Сипси шепнула мне и маме: что бы эта девочка ни говорила, ясно одно: уезжать ей не хочется. У неё каждое утро подушка сырая от слез, будто в неё всю ночь проплакали.
Не знаю, что Руфь сказала Иджи в тот вечер перед отъездом, но мы слышали, как Иджи ушла в свою комнату, а через несколько минут раздался такой грохот, словно взбесившегося осла засунули в стойло с жестяными стенками. Она схватила один из футбольных кубков Бадди и перебила в комнате окна и все, что ей под руку подвернулось. Это было просто ужасно!
Я бы ни за какие деньги даже близко к этой комнате не подошла. Утром она не спустилась попрощаться с Руфью. Понимаете, сначала Бадди её покинул, а потом Руфь. Это было слишком. На следующий день Иджи исчезла. Она так и не вернулась в школу. Ей оставалось год доучиться.
В доме она показывалась лишь изредка — когда у папы был сердечный приступ, когда Джулиан женился и когда девочки выходили замуж.
Только Большой Джордж знал, где она живет, но он её не выдал. Если мама хотела поговорить с Иджи, она обращалась к Большому Джорджу, а тот обещал передать Иджи, как только увидит её. И она всегда приходила.
Но я-то, конечно, знала, где она обреталась.
Уорриор-ривер, штат Алабама
30 августа 1924 г.
Если проехать восемь миль к югу от Полустанка и свернуть налево на дорогу, ведущую вдоль реки, то ещё через две мили вы увидите изрешеченную крупной дробью табличку. Она гласит: КЛУБ И ЛАГЕРЬ РЫБАКОВ «ФУРГОННОЕ КОЛЕСО», а стрелка указывает на песчаную тропинку.
14
Свернутая горячая маисовая лепешка с начинкой из сыра, лука, рубленого мяса и бобов, с острой подливкой.