— Роман Васильевич, я бы с вами согласился… — Чудодей вздохнул. — Только мне противно думать, что все обстоит именно так.

— А кто весь это бардак прибирать будет? — зло спросил Слаевич.

— Твои поклонники, — буркнул Большерук. — Я на тебя столько энергии извел, что мне теперь вольный воздух придется всю неделю лично для себя собирать. А если учесть, что скоро Синклит… — И Большерук горько пожалел о свершенном добром деле.

Чудодей вывел Романа Вернона на крыльцо.

— Вы отдали осколок Гавриилу, как я просил?

— Вчера еще.

— И что он?

— Обещал помочь. Чудодей вздохнул:

— У меня сомнения. Я к вам очень хорошо отношусь, клянусь «Мастером и Маргаритой». Но вы не представляете, какие у меня сомнения, Роман Васильевич.

— Насчет чего? — не понял господин Вернон.

— Расстегните куртку, — скорее не попросил, а приказал Чудодей.

— Это еще зачем?

— Я же сказал: расстегните.

Роман пожал плечами и выполнил просьбу Чудака.

— Теперь рубашку… Ну, вот… И откуда у вас эти шрамы? — Чудак коснулся пальцем так и не зажившего пореза на груди водного колдуна.

— Не помню! — огрызнулся господин Вернон.

— То есть?

— Я все забыл, что случилось за последний год. — Роман стал спешно застегивать рубашку. — Одно ясно: кто-то вырезал из моей кожи водные нити. Причем насильно. У меня был колдовской шок.

Чудодей вздохнул, как показалось Роману — облегченно.

— И что вы намерены делать теперь, Роман Васильевич?

— Вспоминать. И кое-что мне уже удалось. Еще дня два-три, и память восстановится полностью.

— До Синклита успеете?

— Должен.

— Тогда торопитесь. — Чудодей положил ему руку на плечо. — И спасибо за Слаевича. Он хороший парень. Кстати, как ваш ассистент?

— Я держу его в кабинете. Наложил дополнительные заклинания, чтобы получить полное экранирование внешней колдовской энергии.

— Да? А если он на вас нападет? Вы в таком случае не сможете воззвать к стихии. Он же вас сожрет… простите за грубое слово. И вы свое ожерелье, в отличие от меня, разомкнуть не можете.

Надо же! Как в воду глядел. Нет чтобы раньше предупредить. Впрочем, умные мысли, видимо, самые тяжелые, потому что приплывают в сознание непременно с опозданием.

— Я сильнее, — кратко сказал Роман.

— Самоуверенность тут ни к чему. Будьте осторожны.

Когда Роман Вернон вернулся домой, то застал Тину на кухне. Она баюкала Казика и бормотала что-то слащаво-сюсюкательное.

— Где Лена?

— В кабинете.

— Что?

— Она попросила, чтобы я пропустила ее туда, внутрь. Я не могла отказать. Он все же муж ей.

— А заклинания?!

— Я тоже кое-чему в этом доме научилась.

— Да? Прежде не замечал!

— Тише, Казика разбудишь, — шикнула Тина.

Роман провел над ребенком рукой. Но ничего шептать не стал. Не знал — можно ли. Ведь у малыша — собственное ожерелье.

— Что ты наделала, а? Понимаешь хоть?

— Ничего особенного. Жена любимого мужа немного поддержит в трудный час. Обычное дело. Я бы для тебя не задумываясь на что угодно пошла.

— Да? Тинуля, милая, что ты знаешь о колдовском вампиримизме? — И сам ответил: — Да ничего шеньки ты не знаешь. И я не знаю наверняка, хватит у Лены сил поддержать Лешку или нет. А с двоих я снять порчу не могу зараз. Сил не хватит.

— Да что с твоей Леной случится? Вы, мужики, с начала патриархата за наш бабский счет вампирите, а мы ничего, выживаем. А как только стали вас с загривка ссаживать, так вы сразу завопили: ой-ой-ой, что ж это деется, женщина должна быть женщиной, мужа слушаться, силы в нем поддерживать, дела неинтересные за ним доделывать, дело мужчины — поиск и риск, а женщины — очаг стеречь. Носки стирать, сопли вытирать. И постоянно убеждать: ты самый умный, самый сильный, самый, самый.

— Не знал, что ты феминистка.

— Я не феминистка, а обычная баба. Несчастная баба… — Тина заревела. И, разумеется, разбудила Казика. Тот тоже подал голос.

— Унеси его наверх и уложи!

— Ему есть пора, молочко маменькино сладенькое… — Тина причмокнула, а Казик заревел еще громче. С пеленки на пол полилось.

— Памперс на него надень, — посоветовал колдун.

— Чего ты злишься? Мальчик пописал. Это же естественно. Ах, Роман, вот этот ребенок и есть самое сильное колдовство. Да нет, не колдовство. Акт творения. Казика не было месяц назад. И вдруг — появился. Лежит в кроватке, спит. Плачет, сосет молоко. Смотрит на мир. Скоро начнет ходить, говорить. Почему люди не замечают, какие они удивительные творцы? Счастливые творцы.

— Потому что их творения орут слишком громко и не дают спать по ночам. — Колдун сморщился, уловив запах. — И гадят под себя.

Роман прошел в кабинет.

Ну, разумеется, они лежали в постели.

— Так, без вывертов, раз, два, и дама на выход. Двоих мне вытащить точно не по силам. — Роман бросил Лене ее одежду и отвернулся. — Терпеть не могу самопожертвования. Особенно глупого.

— Что ж тут такого глупого? — обиделась Лена.

— Глупо, когда бесцельно.

— Роман, я старался сдерживаться, — заявил Стен.

— Ага… сказал отец десяти детей, заделав одиннадцатого, — огрызнулся колдун.

Лена и не подумала одеться: собрала одежду в охапку и направилась к двери. Не спешила. После родов она почти не располнела. Нет, пожалуй, бедра раздались немного. Ну и грудь налилась — загляденье. Никакого силикона не надо. Лена открыла дверь и остановилась.

— Теперь ты должен его спасти, Роман.

— Понял. Будет сделано, — отозвался колдун. — А знаешь, брак оказал на нее очень благотворное влияние, — улыбнулся Роман, когда дверь за Леной закрылась. — Во всех отношениях.

— Я тебя когда-нибудь убью.

— Знаешь, сколько раз я от тебя уже слышал эту фразу? Давай выпьем! — предложил Роман и поставил на стол бутылку с пустосвятовской водой.

— Что будем пить? Водку? — Стен оживился. Все-таки свампирил он у любимой женушки изрядно. Впрочем, это и к лучшему: неизвестно, сколько сил ему понадобится, чтобы связь с Беловодьем разорвать, даже если колдун все умение свое приложит.

— По воздействию — чистый спирт.

Роман заговорил стопки и разлил. Высокие фужеры наполнил чистой водой. Стен глотнул и на миг окаменел.