— Ни хрена ты не понимаешь. — Григорий Иванович вытащил из шкафчика черную бутылку. Совершенно черную. Не разглядеть, что же там, внутри. Сургучом была запечатана. Сейчас сургуч сбит. — Не хочешь глотнуть? — спросил хозяин, хитро щурясь. — И правильно делаешь, что не хочешь. Сильная это штука. — Дядя Гриша спрятал бутылку обратно в шкафчик. — Жидкость там прозрачная, как слеза. От спиртяшки не отличишь. Но стоит пару капель в стакан капнуть — и ты уже никакой. Пока ты в усадьбе Марьи Гавриловны ее портрет в кабинете рассматривал, я в подвальчик слазал, да потайной погребок наш отыскал, и забрал оттуда инструментик мой, для колец потребный, да бутылочку эту. Последнюю. — Дядя Гриша вновь наполнил свой стакан.
Хлопнул, запрокинув голову. На красной шее дернулся вверх и вниз кадык. И на шее больше не было ожерелья. Роман даже не удивился. Почти.
— Где оно?
— Что?
— Да ожерелье.
— А… Да не держатся на мне ошейники, племяш. Растворяются. Хулиганство мое на них как кислота действует. Ядовито.
— Значит, у тебя уже было ожерелье? Ну да. Иначе ты бы через портал не прошел. И… растворилось… Так?
— Ну, вроде того.
— Но ты же вновь ожерелье принял! Такого не бывает! Второй раз ожерелье не подаришь.
— Почему? — искренне изумился дядя Гриша.
— Мой дед говорил, что второе ожерелье человека задушит. А ты и глазом не моргнул, когда ожерелье потребовал.
— А чего мне моргать-то? От страха, что ли? Так какой я после этого хулиган?
— Погоди… А может, ожерелье растворяется после того, как ты кольцо изготовляешь?
— Может, и так. Но не сразу. Дня два-три еще держится. А потом — впитывается в мою шкуру. Бесследно.
— Дядя Гриша, так ты назад пройти не мог в том, в шестидесятом…
— Э, хватит! — Григорий Иванович повел перед носом Романа пальцем из стороны в сторону. — Хватит свой длинный нос куда не надо совать. Мог — не мог, значения не имеет. Теперь здесь хулиганю, и точка. Выпьем. Ты из своей фляги, я — из стакана, за то, чтоб нам еще долго на этой земле хулиганить.
— А с женишком что сделаете?
Григорий Иванович посуровел:
— Ты в это дело не суйся. Не твое. Я сам ему такое хулиганство устрою, что он про свои хулиганства забудет. Тут я хулиганю. И точка.
И дядя Гриша наполнил вновь стакан. Бутылка опустела.