И неосмотрительно протянула водному колдуну руку для поцелуя. От прикосновения Романовых губ она вздрогнула всем телом: поцелуй колдуна оказался болезненным, как укус гадюки. Аглая выпучила глаза и раскрыла рот, готовая закричать. Но пересилила. Показать, что колдун своим поцелуем причинил ей боль, значит признаться в бессилии своего колдовства перед его могуществом. Лицо ее пошло красными пятнами, а губы задергались, но все же крик она сдержала, лишь жадно глотнула воздуху.

— Вы непредсказуемы, как всегда, — проговорила она внезапно охрипшим голосом. — Ах, негодник! — И погрозила колдуну пальцем.

Предсказательница даже попыталась улыбнуться. Однако происшедшее не укрылось от внимания Гавриила. Он протянул водному колдуну руку для пожатия. В том, что повелитель темных сил хотел не просто так пожать руку господину Вернону, сомневаться не приходилось.

Ладони колдунов соприкоснулись. На мизинце Гавриила неярко блеснуло золото массивного перстня — в оправе тусклый черный камень саркофаг, тот, что прежде клали в древние склепы, и камень этот разлагал плоть за сорок дней так, что ничего не оставалось, кроме зубов.

Но у Романа была своя защита. Не страшен водному колдуну камень саркофаг, и плевать на два черных кожистых крыла, что поднялись за спиной Гавриила и попытались обхватить Романа и отгородить от остальных черных ширмой. Крылья эти увидел только господин Вернон, и расслышал их громкое хлопанье тоже только он. Остальные гости, заполнившие холл, видели мужчин в смокингах, пожимающих друг другу руки.

И каждый любезно улыбался…

Водная нить ожерелья стала пульсировать в такт ударам сердца и не позволила темным крылам замкнуть кольцо вокруг своего хозяина. Крылья громко захлопали, напрасно пытаясь сомкнуться.

— Как поживаешь, господин Вернон? Нашел хозяина обруча? — Гавриил улыбнулся. Улыбка эта водному колдуну не понравилась.

— Я знаю, кто сделал обручи.

— Да ну! И каково наказание для этого долбану-того придурка? Бошку отвернуть?

— Синклит должен решить.

— Не дрейфь, скажи. Или боишься, что твой приговор окажется слишком суровым?

Догадался повелитель темных сил, что внутри обруча прежде протекала водная нить. Что ж, этого следовало ожидать. То есть как колдун Гавриил, может, и не очень сильный, но как человек умен — этого у него не отнимешь.

Их разговор остальные слышать не могли: черные крылья отгораживали.

— Да, нити в обручах мои, — признался Роман — отпираться было по меньшей мере глупо. — Но их вырезали из моего тела насильно.

— Еще скажи, что есть свидетели. — Гавриил Черный Роману Вернону не верил.

— Свидетелей достаточно. Послушай, назначь расследование, и я все разъясню. А сейчас, на Синклите, не поднимай этот вопрос.

— Струсил?! — Глаза Гавриила сузились.

— Боюсь, что Синклит превратится в драку.

— Значит, ради собственных амбиций ты готов похерить Синклит, господин Вернон?

— И ты ради собственных амбиций готов разрушить Синклит, Гавриил Черный?

В это мгновение Роман зеленым ноздреватым камнем кольца коснулся камня саркофага. Гаврииловы крылья тут же разнесло в стороны. Одно из них кожистой перепонкой задело по затылку стоящую невдалеке даму. Та упала в фонтанчик зимнего сада, обрызгав гостей и выплеснув на каменный пол золотую рыбку. Впрочем, рыбка была самая простая и лишь за красоту называлась золотой. Крылья Гавриила с громким хлопком спрятались за спиной, и оба колдуна разомкнули руки. Повелитель темных сил снисходительно хмыкнул:

— А ты упрям. Но запомни — я не добросердечный мямля, вроде Чудака.

— Чудодей не был мямлей, — возразил Роман, хотя понимал, что спорить бесполезно.

— А ваш спутник, кто он? — спросила Аглая.

— Гость, по приглашению покойного Михаила Евгеньевича. И мой друг. — Роман не торопился афишировать способности Стена.

— А, гость, — разочарованно протянула Аглая. — Учтите, гости Синклита не голосуют.

Роман и Стен поднялись по широкой, отделанной мрамором лестнице на второй этаж, прошли в буфет, Роман заказал себе стакан минералки. Вода была чистая, но с едва заметным душком. Впрочем, пить можно. Стен взял бокал муската. Выбор вин был великолепен. Официант, чопорный и предупредительный, наполнял бокалы по первому требованию гостей. Роман уловил тонкий букет токайских вин и будоражащий крепкий дух коньяков.

К столу пока не приглашали, и колдун, держа в руке нетронутый бокал с минералкой, двинулся по просторному холлу второго этажа, рассматривая гостей. Приезжих было много. Но попадались и свои, темногорские, как известные, много раз виденные, так и новички.

Тина явилась немного раньше патрона и теперь отыскала колдуна в толпе. На ней было длинное черное платье, в волосах заколка из черного стекла в виде бабочки. Щеки раскраснелись, глаза блестят.

— Все говорят, что председателя Синклита не смогут выбрать. Никто не получит большинства. У каждого претендента своя группка.

— Хорошо это или плохо?

— Откуда мне знать?! Когда мы будем обсуждать кандидатуры?

— Как всегда, за столом. После десятой рюмки наступит консенсус.

— Ты представляешь, Эмму Эмильевну не пригласили. Сказали: все приглашения уже разосланы, она не член Синклита. При жизни Чудодея ее не позвали, значит, и после смерти ей здесь делать нечего. Вот свиньи! — Она говорила достаточно громко. Кто стоял рядом, слышал все дословно. — Могли бы хоть гостевой дать. Что ты улыбаешься? А?

— Пытаюсь проникнуть в логику твоих рассуждений.

— Какая тут логика? Элементарное чувство справедливости.

— Справедливость? У колдунов? Тина, девочка моя, не вздумай сказать это кому-нибудь другому.

В этот момент раскрылись дубовые двери в столовую, и все устремились внутрь. Длинный, покрытый белой скатертью, обрамленный с двух сторон черными арками стульев, стол являл взору такое великолепие, что вмиг началась толчея — каждый торопился разыскать табличку со своим именем. А разыскав, тут же шлепался на стул, опасаясь, как бы в толпе приглашенных не нашелся второй Максимка Костерок или еще одна Тамара Успокоительница. Роман сначала проводил к ее месту Тину, а потом направился к своему стулу. Слева от него уже уселась Тамара Успокоительница. Соседство для Романа не самое приятное. Спору нет, Тамара была женщиной молодой и красивой. По не во вкусе господина Вернона. Справа был стул Слаевича, а за ним — Алексея. Роман хотел, чтобы Стен сидел подле, но Слаевич наотрез отказался меняться.