— Нет, есть что! Я это чувствую! Стен оглянулся. Лена шла к ним.

— Я тебя не отпущу.

— А я не оставлю Романа там, внутри. И ты не имеешь права меня удерживать. Если по справедливости. Не имеешь. Ну, скажи, можешь ты делать выбор за меня? А? Нет ведь!

Стен стиснул зубы, вновь оглянулся… Он мог бы применить силу, причинить боль. Шутя. Но не хотел принуждать.

— Хорошо, иди. Только не делай глупости.

— О'кей. Буду умненьким. Я — не ты. Всякую подлость сразу чувствую. Так вот, я знаю — там замышляется какая-то подлость!

И Юл побежал назад к стене Беловодья. Что Стен сказал Лене, мальчишка не расслышал.

Юл решил передвигаться под водой. На поверхности Сазонов или Гамаюнов легко могли его засечь. А вот ниже… Отцы-основатели не отваживались на прямой контакт со стихией, предпочитая шагать по ледяным дорожкам. У Юла явилась догадка, что отцы-основатели весьма смутно стихию эту понимали. А возможно, не понимали вовсе. И даже опасались.

— Привет! — сказал Юл Беловодью, погружаясь в его светлые воды.

— Привет! — услышал он вполне отчетливо в ответ.

Подумал, что померещилось, прочистил уши. Ну как же — вода в ушах, может все что угодно показаться. Вода, разумеется, в ушах осталась, куда ж ей деваться? А голос зазвучал отчетливее, нежели прежде:

— Ты меня слышишь и можешь уши не тереть, — сказал некто насмешливо.

Юл огляделся, но никого не увидел.

— Кто ты? Дева озера?

— Дева? Нет, я существо мужского пола.

И тогда Юл разглядел Грега. Он сидел в некоем подобии кресла, сотканном из воды. Кресло слегка покачивалось.

— Что ты здесь делаешь? — удивился Юл.

— Прячусь, — был ответ охранника.

Перед глазами Юла все плыло — голубое становилось зеленым, белое — голубым. Черное пропадало и растворялось, чтобы стать чистым ультрамарином, а поверх переливался узор жемчужной пены.

— Красиво, правда? — спросил Грег. — Я люблю здесь сидеть. Когда становится скучно, всегда сюда ухожу.

— Тебя отправил сюда Гамаюнов?

— Нет, я сам. Разве я не могу сделать чего-нибудь сам? — Вода вокруг замутилась, заколебалась, вверх устремились стайки пузырьков. — Ты понимаешь меня?

— Почти. Терпеть не могу, когда мне приказывают.

— Послушай, я знаю, зачем ты вернулся. Ты хочешь помочь Роману Вернону, но только не знаешь чем. Ведь так?

— Точно, — подтвердил Юл.

— Ты отличный парень. Ты мне нравишься. Будем действовать вместе. Думаешь, я глупый тупой охранник? Все так думали. Но я всегда понимал суть вещей куда лучше других, лучше Стена и лучше Гамаюнова. Но на мои слова никто не обращал внимания. Никто не верил. Охранник ты? Так охраняй! И все.

— Я тебе верю. Я тоже понимаю суть.

— Тогда слушай: сила в Беловодье непомерная. Но никто не умеет ею пользоваться. Примеряются и так и этак, а ничего не выходит. Вот у тебя бы получилось. Ты особенный. Ты можешь почувствовать стихию. А Беловодье — это стихия. Надо лишь уметь использовать ее. Ты можешь…

— Я пытаюсь.

— Так чувствуй скорее! Да, чувствуй скорее! Беловодье может всех осчастливить. Всех до единого!

— Оно исполняет желания?

— Нет, нет, оставь эти щучьи сказки. Оно не исполняет желаний. Оно позволяет делать все. Не ясно? Ну так слушай: оно не препятствует, оно — помогает. Если ты что-то задумал, оно поможет воплотить. Если ты начнешь действовать, оно в сто крат усилит твои усилия. Оно подхватит тебя, как волна, и вознесет на гребень. Ты уже не один — будто сотни, тысячи за тобой. И каждый протягивает руку помощи. Что бы ты ни замыслил — оно всегда с тобой. — Голос Грега звучал все более напевно. Наверняка сирены пели такими же голосами зазывные песни Одиссею, царапая острыми когтями камни неведомого острова.

Юл даже огляделся, потому что ему послышалось как раз такое наждачное царапанье.

— Оно может вернуть Наде жизнь?

— Оно — нет. Но Роман с его помощью может. Если Роман знает, как это сделать. Знай, как сделать, и с Беловодьем ты всемогущ!

Колдун очнулся. Разговор с Грегом прервался на половине. Странно… Почему он не принял Грега в расчет? Никто его не принимал. И Роман — как все?

День сейчас или ночь? Впрочем, неважно. Есть не хочется. Спать — тоже. Немного мутит. Но сил еще на многое хватит. Роман наконец подошел в воспоминаниях к главному — к Надиному воскрешению.

Прошлое аморфно. Мы сами создаем из него стройную систему, сами кристаллизируем его, как нам заблагорассудится. Чтобы создать прошлое, в котором был тот час и та минута, в которой Надя могла погибнуть, но не погибла, Роману надлежало заново выстроить все мгновения, начиная с того страшного, когда Колодин нажал на спусковой крючок. В новой последовательности возвращенная Надина жизнь не должна повредить настоящего, не должна ничего изменить в прошлом. Такое возможно только в Беловодье. Только оно дает неизмеримую власть над временем, власть над каждым мгновением. Потому что само оно — остановившееся мгновение.

И колдун вернулся в

ВОСПОМИНАНИЯ…

А вспоминая, вернулся в усадьбу Гамаюнова.

Вошел и распахнул дверь из гостиной в Надино прошлое. Серый туман вновь заклубился перед ним.

Он произнес заклинание. И возникли порталы, как два зеркала, обращенные друг к другу. Бесконечный ряд. Комната вытянулась вверх, утончилась в центре и обернулась огромной клепсидрой.

Загрохотали капли водяных часов. Все быстрее, быстрее… Сердце раскачивалось, как маятник часов механических. Раскачивалось и немело от страха. Ведь Роман не повелевал временем, но лишь притворялся, что повелевает. Но страх был как лед — кусками и как будто вне. Разум — холоден. Воля сжата пружиной. Каждое мгновение надо вновь собрать в сложнейшую цепочку, куда более сложную, чем цепочки ДНК, хранящие тайну жизни. Ошибешься — и нарушишь прошлое, и настоящее вместе с ним. Часы разобьются. Время сойдет с ума. Время, которое теперь двигалось вспять вслед за каждой каплей. Уже казалось, что над Романом — не потолок, а чистое небо, только фиолетовое, и в нем горят незнакомые яркие созвездия.

И вот — наступила нужная минута. Расчет оказался верен. Роман лежал на песке. Съежившись от страха и глядя, как кружится в воздухе сосновая хвоя, осыпаясь с ветвей. Он был в прошлом. Прошлое неподчинимо. А вот будущее подчинимо теперь фантазии колдуна. Что, если, сам того не желая, колдун нафантазирует себе смерть? Роман заставил себя выпрямиться во весь рост. Он видел, что Надя стоит за деревом.