Ожидавшая у входа Елка, в неподобающем месту, но стандартном своем мини, от неловкости переступала с ноги на ногу, как цапля. Было полное впечатление, что арабы приникали лицами к коврикам, исключительно чтобы заглянуть ей под юбку. Симулируя оживленность, Елка проводила нас в просторную комнату, устланную и обвешанную уже большими коврами, уставленную основательной, хоть и с завитушками мебелью. Джентльменский набор завершал большой поясной портрет раиса.[24] Я мстительно покосился на Вувоса, дождался ответного взгляда и перекрестился на портрет.

Вувос сунул Елке конфеты и мрачно огляделся:

— Пить тут не принято?

— Как у нас в школе, — хмыкнула Елка. — Главное, чтоб не при родителях.

Она осмотрела при ясном дневном свете кипу и автомат Вувоса, подумала и предложила:

— А не прокатиться ли нам, мальчики, куда-нибудь?

— Вот именно, — подхватил Вувос.

Мы уже было встали, но тут в комнату вошел широко улыбающийся усатый красавец. Пришлось церемонно ручкаться, знакомиться и снова рассаживаться.

Друга звали Халиль. Он был нам рад. Он светился доброжелательностью.

Пообещал, что сейчас принесут кофе. Он был врачом. Лицо его было определенно мне знакомо. Откуда — я понял только когда выломился за рамки конкретного профессионального мышления. Это было кошачье лицо Петра Великого, вернее его помеси с собственным арапчонком.

Четыре улыбки разной ширины и сладости витали над коротконогим столиком с восточными сластями. Сквозь улыбку Елка осознавала, что для присутствующих здесь друзей будет все-таки, наверное, лучше дружить с ней порознь, к сожалению.

— Пожалуй, мы с мальчиками куда-нибудь подскочим поболтать, ну, в кафе куда-нибудь, а то мне здесь как-то неловко, да и всем тоже, — ласково сказала она Халилю.

— Леля, — укоризненно пропел Халиль, — ты снова за свое, да? Тебе не должно быть здесь неловко. Оставь эти стереотипы, пожалуйста. Все мы твои друзья, интеллигентные люди, значит нам приятно провести время друг с другом…

Пришлось пить кофе с кардамоном, закусывать приторной пахлавой и слушать захватывающие истории о студенческих похождениях Халиля с Ахматом во время их совместного обучения в холодной, но такой теплой, и застойной, но такой живой Москве.

Минут через сорок мы с Вувосом и Елкой стали переглядываться, решив, что дань хорошим манерам уже отдана и можно отвалить. Халиль же поглядывал на Елку, считая что нам пора.

И тут зазвонил телефон, словно единственный наш общий знакомый почувствовал свою нужность. Оторопел от такого совпадения и Халиль, который так восторженно орал в трубку приветствия Ахмату, что даже я морщился. Он сообщил, что счастлив иметь такого замечательного друга, как Леля, и считает себя до конца жизни обязанным за знакомство с такой замечательной девушкой.

Он так навязчиво благодарил за переданный через Лелю подарок, что мне даже стало интересно — что же это такое было. Наконец, Халиль торжествующе воскликнул:

— Нет ничего проще, друг! Ее незачем искать. Я просто передаю Леле трубку.

Елка пожала плечами, вопросительно алекнула и отозвалась, мол, привет, все хорошо, рада слышать, спасибо, как раз этой ночью тебя вспоминали, фу, пошляк, все вспоминали — Фимка приехал к Ленке, рассказывал про дохлых крыс и ларискино дерьмо в пробирочке — Фимка его привез в термосе… в каком термосе? а в таком же, как у тебя, то есть абсолютно в таком же — это вообще не твой?..

Наверное, надо было вырвать телефонный провод, а я смотрел на ловящего каждое Елкино слово Халиля и надеялся, что она все-таки соскочит с темы. Но Ахмату явно было не жаль телефонного времени.

— …ну, не знаю, говорит, что будет антивирус разрабатывать. Что, мол, вирус такой опасный, просто кошмар. Через несколько дней — полный Армагеддон! Я его, кстати, здесь видела. Не вирус, а Армагеддон. Это тут такой холм древний, Мегидо называется… Что? Да нет, Фимка сказал, что стоит ему термосом помахать, как правительство сразу ему лабораторию откроет… Ну, это ты у него уже сам спроси. Телефон? Секунду. Боря, какой у тебя телефон?..

Я, как зомби, пробормотал телефон и увидел напряженно-запоминающие глаза Халиля. Арафат с портрета напротив одобрительно взирал на нас. Вувос ерзал.

Елка положила трубку, Халиль тут же рассказал нам, как они с Ахматом долго стояли в длинной московской очереди за китайскими термосами и так замерзли, что из принципа уже взяли по два — больше, как это там говорили «в одни руки» не давали, но зато у них всегда был и горячий кофе, и горячий чай. И знаете, оба термоса привез.

Он вышел и вернулся с пресловутым термосом, прижимая его к груди, как Умница утром. Китаянка и Арафат обменялись загадочными восточными улыбками.

— Такой, да, Леля?

— Просто тот же самый, — провела опознание Елка.

— Ва-у! — фальшиво взвыл я. — Какой термос! Ну надо же, какая странная судьба — всю жизнь в России мечтать о таком, и теперь держать его в руках тут. Можно его подержать? Ничего, что я его открыл? Вот так пробка, умеют же китайцы делать термосы!

Термос, естественно, был пуст. Странно было бы получить от Халиля термос с вирусом. Однако, я продолжал восторгаться до тех пор, пока хозяин дома не заставил принять этот термос в дар. Зачем я это делал? Наверное, интуиция шепнула, что в начавшейся игре лишний термос может оказаться лишним козырем.

Вувос смотрел на меня тоскливо и презрительно, Елка — изумленно. В каком-то смысле термос был отступным за Елку. Я встал, поблагодарил за любезный прием, пожал руку:

— Будешь в окрестностях Маале-Адумим — звони…

Елка проводила нас до ворот в молчании и недоумении. В последний момент Вувос просунул в закрывающуюся калитку визитку и пригласил ее посмотреть скульптуры и картины.

6. По трупам — за океан

Подниматься домой с термосом, уподобляясь Умнице, мне не хотелось. Я решил закинуть его в багажник. Верная «Шкода» была припаркована как-то по-уродски. Ездить без меня Ленка до сих пор боялась, значит причина была веская. Скорее всего, гоняла за вирусом к Капланчикам. Километраж это подтверждал. Капот был горячим, Ленка тоже.

— Ну, что Капланчики? В глухой несознанке? — утвердительно спросил я и нарвался:

— Глухой здесь ты! И слепой!

Кажется, моя проницательность не вызвала должного восхищения ни у Ленки, ни, тем более, у «доктора Ватсона». Чтобы дать жене остыть, пришлось добавить:

— Умнице уже звонили из России? Голос с кавказским акцентом?

— Звонили… — слегка растерялась Ленка. — Только что.

— И о чем был разговор?

Ленка посмотрела на меня, как на медузу — недоуменно и брезгливо:

— Ты что, считаешь, что я подслушивала разговор?

— Что ты! Но может быть ты что-нибудь случайно…

— Не может!

Ну да, если много миллионов пионеров долгие годы воспитывать на Павлике Морозове, то появляются такие воинствующие антиподы. Очень симпатичная черта в девичестве.

— После разговора он выскочил, как ошпаренный, — процедила Ленка после некоторого раздумья.

И на том спасибо.

— Ражговор был непроштой, Боря, — Софья Моисеевна неторопливо закурила и улыбнулась мне на все тридцать два отсутствующих зуба. — От Фимошки што-то требовали, видимо вируш. Потому што он жалобно клялшя, што украли… Мне даже кажетшя, што ему угрожали. Еще он клялшя, што не убивал…

— Кого не убивал? — слегка опешил я.

— Мутанта. Так он шкажал. Я не уверена, што это клишка блатного. Фимошка утверждал, што это нешшаштный шлушай.

— Нешша… чего? — тупо спросил я.

— Инцидент, — терпеливо объяснила теща. — Роковое штешение обштоятельштв. Я думаю, Фимошка имел в виду оштавшуюшя в Рошшии культуру вируша, а не шеловека… А в конце он уже пошти кришал, штрашно нервнишал. Кришал: «Ты шам конокрад пробирошный! Это моя идея!» А потом брошил трубку и вышкошил жа дверь…

Теща демонстрировала готовность к сотрудничеству, что было непривычно, а, следовательно, подозрительно. Может, это она? Вроде, уж ей-то точно незачем, разве что из общей стервозности. Ну да, мстит Умнице за зубы.