Изменить стиль страницы

И тут он меня огорошивает.

– Хочешь в кино? Прямо сейчас?

Ё-моё! Да чего бы мне не хотеть сходить в поселковый клуб?!

– Хочу!

Он тут же связывается с дежурным, мол, забираю своего воина до двенадцати ноль-ноль, я убегаю за шинелью, и через пять минут мы с ним идем в клуб. По дороге я стараюсь побольше курить и дышать в другую сторону. Приходим в клуб, а там… Там не только гражданское население кино пришло смотреть, но и половина наших офицеров, включая высших! Во попал!

Ну сели мы рядышком, я весь сеанс прилежно дышу в сторону, сеанс закончился, а через какое-то время я оказываюсь в родной казарме. Два увольнения за день! Такое только в сказке случается.

Я бы не стал рассказывать эту историю, если бы она не имела продолжения.

Через несколько месяцев у нас происходит ЧП – какой-то солдат напился и его на этом ловит командир. Далее следует гауптвахта и некое поражение в правах. В общем, как обычно. Мы этот эпизод мирно обсуждаем с моим начальником за партией в шахматы, и я выдаю тираду вроде того, что вот, де, лопух, попался. А я – помните? – полтора часа просидел рядом с вами в кино, и вы ничего не почувствовали. Мол, вот какой я молодец.

И получил.

– Да я чуть не задохнулся от твоего перегара!

Ну какая тут может быть мораль, когда речь идет о воинском братстве и взаимовыручке? Подстраховал меня начальник да и себя тоже. Спасибо за науку, вот такая мораль.

НА ВОСТОК!

Один мой хороший товарищ, назовем его Белов, читая эти записки, заметил, что, если им верить, то все такое происходит либо в армии, либо по пьяни. Я не мог с ним не согласиться, резюмировав, что происходящее по пьяни в армии далеко не исключение, взамен чего получил вот такую историю.

Одна тысяча девятьсот девяносто первый год, май месяц. Тогда еще живой Советский Союз выводит из Германии свои войска. Лейтенант Белов, год назад окончивший военное училище, получает приказ возглавить один из караулов, сопровождающих эшелон с воинским имуществом, большая часть которого составляют машины с аппаратурой спецсвязи и средствами радиолокационного обнаружения. Все секретно.

Погрузка в Германии проходила в страшной суете и спешке, что всегда сопровождается неразберихой и всяческими ошибками. То есть бардак. Загружали все – от оконных рас до бетонных столбов с колючей проволокой, потому что предупредили, что часть не просто передислоцируется на Дальний Восток, а фактически едет в чистое поле. Кстати, потом все это пригодилось, вплоть до последнего гвоздя.

Это был, как говорят летчики и военные, крайний эшелон. Если выражаться языком гражданских, то последним из трех, на котором вывозилась матчасть данного воинского подразделения. Поэтому понятно, что в этот эшелон до самой последней минуты что-то подвозили, довозили, докладывали. Был там такой водитель литовец. Безотказный, хороший парень. Ночью его разбуди – «Надо!» – сядет и без слов поедет. Вот он-то и довозил последние крохи из места дислокации к эшелону на почти новом ЗИЛ-131. Мотался туда сюда как челнок, спал урывками. Но его с машиной оставили последним, потому что всю остальную технику уже поставили на платформы.

Тепловоз уже гудит, караул уже в теплушке, последнее «прости», сопроводительные и путевые документы только что не закидывают в теплушку в тот момент, когда состав дергается, готовый тронуться с места. И трогается.

Помните, наверное, документальные фильмы 1945 года, когда радостные воины-победители, возвращаясь домой, почти висят на таких перекладинах, перегораживающих вход в теплушки? Ну, здесь то же, только теплушка железная, немецкого производства. Ну, о ней позже.

Состав трогается, и вдруг лейтенант Белов с ужасом видит, что записанный за его подразделением ЗиЛ, почти новый, числящийся во всех документах, во всех реестрах, остался стоять на немецкой земле. Эшелон уходит, а грузовик стоит! А ведь с тепловозом связи никакой нет, так что состав не остановить! Что делать?

Ну а что тут сделаешь? Ничего. Как рассказывали оставшиеся, этот ЗиЛ от безысходности продали какому-то немцу, а деньги пропили. Так что на другой день многих, очень многих, в том числе офицеров, пришлось закидывать в брюхо Ил-76 как бревна. Я впервые услышал, что в самолете могут быть трехярусные нары, а вместо туалета обыкновенное ведро. Через двое суток и после двух посадок основной контингент личного состава части приземлился в Комсомольске-на-Амуре.

Ну а «зилок»… Имелись в части два списанных ЗИЛ-147, старых, не на ходу. Позже, уже на родине, похимичили с документами, и новенький ЗИЛ-131 превратился в старый, ну и так далее. В общем, как-то обошлось.

А некоторые добирались туда поездом аж двадцать двое суток.

Сначала это был немецкий вагон для перевозки личного состава. Железная консервная банка с крохотной печкой-буржуйкой, которая ничего не обогревала. К счастью, ехать в нем предстояло меньше суток, но ночью было холодно до ужаса. Да к тому же сказывалось нервное напряжение последних суток, а то и недель, после которого наступил отходняк, как после долгой пьянки. Да еще за грузовик душа болит, в том смысле, что и машина была хорошая, и всыпать за нее могут по первое число, то есть, просто говоря, отдать под суд.

Словом, дорога начиналась с неприятностей.

На следующий день въехали на территорию порта и началась погрузка на паром. «Консервные банки», которые, наверное, и по сей день исправно бегают по европейским дорогам, оставили немцам, а вагоны и открытые платформы с материальными ценностями погрузили на борт. Поскольку эвакуация советских войск, больше похожая на поспешное отступление, шла уже давно, то здесь все было более или менее отработано. Сюда – подвижной состав, туда – состав личный, здесь – оружейная комната, тут – туалет и так далее, никаких забот, только выполняй команды. И еще наказы товарищей, в том числе старших.

Дело в том, что офицеры и прапорщики, годами служившие в Германии, зачастую находясь там с семьями, потихоньку обросли хозяйством и кое-каким барахлишком. Аппаратура, одежда, мебель. Да мало ли чего можно было купить в благословенной по тем временам ГДР! Конечно, кое-что отправлялось и контейнерами, но офицеры знали, что нередко те контейнеры по дороге и пропадали, и вскрывались, в результате чего пропадали годами нажитые вещи, причем вещи хорошие, по тем временам в Союзе жутко дефицитные. Поэтому все кунги с совсекретной аппаратурой под завязку забиты офицерскими вещами, которые нужно сохранить. А уже тогда таможня лютовала на этот предмет. Но не была еще столь вооружена опытом и законами против контрабандистов.

Лейтенанту Белову выдали кучу проволочек со свинцовыми пломбами, пломбир и приказ действовать.

На практике это означало то, что каждый кунг нужно опечатать. Около двадцати открытых платформ вмещает в себя в два раза больше автомобилей. Считаем, сорок. Но не надо думать, что это означает всего лишь опечатать сорок дверей, ведущих внутрь. В каждом кунге есть несколько лючков и створок, через которые не то что потенциально – вполне возможно, это я вам точно говорю, проверено! – забраться внутрь. Или хотя бы заглянуть. Таким образом на каждой машине количество таких дыр может доходить до семи-девяти. Да пусть даже всего пять! Сорок на пять – это поставить двести пломб. За ночь! И ведь это не просто пройтись вдоль шеренги и двести раз клацнуть пломбиром. Это означает, что нужно залезать на платформы, слезать с них, проверять каждую щель и качество пломбы. Это значит, что нужно хорошо знать матчасть, ибо на разных типов кунгов, предназначенных под разную аппаратуру, лючки и створки разные, расположены в разных местах и вообще это труд еще тот, учитывая, что кроме всего перечисленного действовать приходилось в незнакомых условиях парома.

Не без гордости за Советскую Армию скажу, что лейтенант Белов, с отличием окончивший военное училище и в совершенстве изучивший боевую технику, потомственный офицер, службу и армию не посрамил. Таможню прошли без сучка и задоринки; никто не решился вскрыть технику, напичканную совершенно секретной аппаратурой, которая не только способна опознавать самолеты в режиме «свой-чужой», но и обеспечивать связь высшего командного состава. Контрабандист родился! Но главное, спасено имущество товарищей, доверенное лейтенанту Белову, по сути, под честное слово. Это, надо полагать, сыграло немалую роль в уничтожении следов злополучного ЗИЛ-131.