Эти цифры никогда не попадали в национальную прессу, ибо психологи полагали — не без оснований, — что их публикация лишь ухудшит положение вещей. Они также считали, что самое лучшее будет рассматривать каждый случай как обособленную вспышку.

Чем больше я занимался этой проблемой, тем больше убеждался, что мы не знаем настоящих причин её возникновения. У моих коллег опускались руки перед этим, как признался мне профессор Эмис в мою первую же рабочую неделю в "Трансволд Косметикс". Он сказал, что достичь корня проблемы крайне сложно, поскольку, по-видимому, их слишком много: бурный рост населения, переполнение городов, чувство собственной незначительности и всё большей изолированности, недостаток приключений в современной жизни, отчуждение от религии и так далее. Он добавил, что не уверен, что в промышленности эта проблема рассматривается правильно: основные затраты идут на психиатров и улучшение условий труда — короче, рабочих заставляют чувствовать себя пациентами. Но, поскольку наши средства к существованию зависят от этой ошибки, едва ли мы осмелимся предложить какие-то изменения.

И вот, в поисках ответов я обратился к истории. Когда же я нашёл их, то по-настоящему задумался о самоубийстве. Ибо, согласно истории, всё это было совершенно неизбежно: цивилизация достигла своего пика, и она была обязана пасть. Но одна вещь всё-таки не была учтена в этом приговоре — способность человека к самовосстановлению. Ведь, не будь её, Моцарт должен был совершить самоубийство, так как его жизнь была столь несчастна. Но он не сделал этого.

Что уничтожило в человеке способность к самовосстановлению?

Я не могу объяснить, как я понял, что этому может быть только одна причина. Это медленно доходило до моего сознания в течение многих лет, и во мне всё более и более росла уверенность, что цифры промышленных преступлений абсолютно не объясняются так называемыми "историческими причинами". Это можно сравнить с тем, как если бы я был главой фирмы и вдруг начал инстинктивно чувствовать, что мой бухгалтер подделывает отчётную документацию, хотя и понятия не имел бы, как он это делает.

И однажды я заподозрил о существовании Вампиров разума. С тех пор буквально всё подтверждало мою догадку.

Впервые это случилось, когда я обдумывал применение мескалина и лизергиновой кислоты для лечения промышленных неврозов. В принципе, действие этих наркотиков не отличается от действия алкоголя или табака: они расслабляют нас. Человек, вынужденный работать слишком много, привыкает постоянно находиться в напряжении и не может избавиться от него простым желанием, а рюмка виски или сигарета воздействуют на его движущие уровни и снимают это напряжение.

Но человек имеет и гораздо более укоренившиеся привычки, нежели перенапряжение — за миллионы лет эволюции он развил все типы привычек для выживания. И если одна из них выходит из-под контроля, то развивается психическое заболевание. Например, у человека есть привычка быть готовым к столкновению с врагами — позволь он ей довлеть над ним, и это превратит его параноика.

Но одна из самых укоренившихся привычек человека — постоянно быть начеку перед внешними опасностями и трудностями, в следствие чего он вынужден отказываться от исследования своего собственного разума — оторвать взгляд от окружающего мира он просто не смеет. По этой же причине человек не замечает красоты, так как предпочитает сосредотачиваться на практических вопросах. И эти привычки въелись столь глубоко, что от них не могут освободить ни алкоголь, ни табак. Но мескалин может, так как он может оказать воздействие на глубинные атавистические[84] уровни человека и снять с него бессознательные напряжения, делающие человека рабом собственной скуки и окружающего мира.

Должен признаться, что поначалу я был склонен винить именно эти атавистические привычки за рост числа самоубийств и промышленных преступлений. Человек должен научиться отдыхать; иначе, переутомившись, он становится опасным. Он должен научиться контактировать со своими глубочайшими уровнями, чтобы возбуждать свое сознание. Поэтому мне и казалось, что наркотики мескалиновой группы разрешат эту проблему.

До сих пор, по вполне понятной причине, эти наркотики не использовались в промышленной психологии: мескалин высвобождает человека до такой степени, что дальнейшая работа с ним становится просто невозможной. Он не хочет делать ничего, кроме созерцания красот мира и тайн своего разума.

Я считал, что доходить до этого совсем необязательно. Небольшое, правильно подобранное количество мескалина может высвободить творческие силы человека без погружения в наркотический ступор. В конце концов, человеческие предки два миллиона лет назад практически не различали цветов, поскольку имели подсознательную привычку игнорировать их. Жизнь была так сложна и опасна, что им было просто не до этого. А современный человек сумел избавиться от цветовой слепоты без всякой потери своей энергии и живости. Все дело заключается в соблюдении равновесия.

Итак, я начал серию экспериментов с наркотиками мескалиновой группы. И первые же мои результаты были столь катастрофичными, что мой контракт с "Трансволд Косметикс" был немедленно расторгнут. В течение нескольких дней покончили с собой пятеро из десяти моих подопытных, двое сошли с ума и были помещены в психиатрическую больницу.

Я был потрясён. Во время учёбы в университете я экспериментировал с мескалином на самом себе, но счёл результаты неинтересными. Развлечение с мескалином очень приятная вещь, но всё зависит от того, насколько вы получаете от этого удовольствие. Я — не очень, так как считаю, что работа гораздо интереснее.

Но результаты эксперимента заставили меня снова употребить наркотик. Я принял полграмма. Итог был столь ужасен, что я до сих пор покрываюсь испариной, вспоминая его действие.

Поначалу было обычное приятное состояние: пятна света, вращающиеся и медленно разрастающиеся. Затем наступило непередаваемое чувство мира и спокойствия, проблеск буддистской нирваны, тихое и прекрасное созерцание Вселенной, отстранённой и одновременно бесконечно раскрытой. Приблизительно через час я вывел себя из этого состояния, и мне так и не удалось выяснить, что же послужило причиной самоубийств. Тогда я попытался обратить своё внимание внутрь, определить точное состояние своих ощущений и эмоций. Результат был весьма странен: я как будто смотрел в телескоп, а кто-то намеренно закрывал рукой другой его конец. Все попытки заглянуть внутрь себя проваливались. С невероятным усилием, я постарался всё-таки пробиться сквозь эту завесу тьмы — и тут же ясно почувствовал, как нечто живое и чуждое стремительно скрывается из поля моего зрения. Я, конечно же, говорю не о физическом зрении, это было исключительно чувство. Но какой-то миг оно имело такую печать реальности, что я чуть не сошёл с ума от ужаса. Можно убежать от очевидной физической угрозы, но от этого бежать было некуда, потому что оно было внутри меня.

Почти всю следующую неделю я был охвачен самым малодушным страхом и находился на грани безумия, как ещё никогда в жизни. Хотя я и был в обычном физическом мире, но в безопасности себя не чувствовал. Возвращаясь к будничным делам, я чувствовал себя страусом, прячущим голову в песок — ведь это означало, что я всего лишь не видел угрожающей опасности.

К счастью, я тогда не работал, да и всё равно это было бы невозможно. Спустя ещё одну неделю я вдруг подумал: "Ну и чего же ты боишься? Ведь тебе ничто не причинило вреда," — и сразу почувствовал себя бодрее. Через несколько дней "Стандард Моторс энд Энжиниринг" предложили мне пост начальника медицинской службы, и я принял его, сразу же окунувшись в работу огромной и сложной организации. Долгое время занятость не позволяла мне размышлять о произошедшем или придумывать новые эксперименты, да и когда бы я не возвращался в мыслях к своему опыту с мескалином, я чувствовал такое сильное отвращение, что всегда находил благовидный предлог, чтобы заняться другим.