Гарри совсем не удивился, когда обнаружил, что Тео сидит в этой же комнате, забившись под потолочную балку, и старательно водит пером по пергаменту, одновременно прислушиваясь к их разговору.
— Пишешь летопись своей жизни Тео? — поинтересовался он, давясь от хохота.
— Жизнеописание святого Теофилуса, гы, — ухмыльнулся Алистер, взглянув наверх.
— Да бросьте вы над ним смеяться! — возмутилась Гермиона, всегда защищавшая маленького писаку. Ее взгляд стал внимательнее. — Тео, когда ты жил в Гластонбери, ты не встречал одного парнишку по имени Джеффри Монмут?
От удивления Тео чуть не слетел с перекрытия.
— Джеффри! Конечно, я его знаю! Мы вместе с ним пропадали в библиотеке, нас вместе читать обучали. Мировой парень, и тоже истории разные любил писать! Жалко, он магл, а то бы мы и дальше вместе бы учились. А откуда вам известно его имя, леди Гермиона?
Гермиона зарделась. В Хогвартсе жили дети из самых разных семей, попадались и богатые и бедные, но к женщинам, какого бы они ни были происхождения, все относились одинаково уважительно, преклонялись перед ними, как перед королевами, и подобное отношение не могло не нравиться Гермионе. Если бы не слизеринское шипение за спиной (прозвище «маглокровка», как обнаружилось, изобрели довольно давно), она бы чувствовала себя почти на верху блаженства, так как раньше с ней считались только из-за ее ума, а когда девушку называют ходячей энциклопедией, то этот комплимент можно считать достаточно двусмысленным. Тем более что обнаружился удивительный факт: если раньше в Хогвартсе первыми красавицами считались сестры Патил, то теперь Гермиона обратила внимание на несколько пар глаз, которые постоянно следят за ней, куда бы она ни пошла. Следят восторженно, с упоением. И глаза Рона не были в их числе, это даже Гарри с удивлением заметил. Взгляд Рона все чаще обращался к зеленоглазой красавице со зловещей фамилией Гриндельвальд, и это почему-то заставляло Гарри содрогаться от странного предчувствия.
На исходе двух недель, накануне Хэллоуина, Гарри, Гермиона и Рон сидели вечером за гриффиндорским столом в Большом зале и потирали промерзшие ладони. Второй день мела метель, а ветер так завывал в холодных коридорах, что кашлять начала не только бледная худая леди Эдит, но и многие другие ребята. Все жались к большим каминам зала, стараясь не обращать внимания на гуляющий между столами сквозняк, и зябко кутались в мантии и плащи. То и дело над их головами проносился шепот — Валери Эвергрин обновляла Согревающее заклятие, но из-за того, что зал был чересчур велик, а детей много, это помогало не настолько эффективно, насколько хотелось бы. Северус Снейп выглядел еще более угрюмым и похудевшим, его нос сильно заострился, и язвительный профессор как никогда сегодня напоминал свое любимое домашнее животное. Сидя за учительским столом, он что-то мрачно мешал в большом котле, понемногу добавляя то один, то другой ингредиент из корзины, которую ему принесла Хельга Хуффльпуфф. Над залом тянулся едкий запах перечной микстуры.
Гарри уткнулся носом в окно, защищенное заклятием от снега и мрачно смотрел на то, как мастер Мастерс, ругаясь и путаясь в порывах ветра, ловит во дворе то и дело убегающую от него метлу. Где-то рядом Китто тонким голоском рассказывал всем желающим послушать очередной свой сон. Гарри невольно пожалел мальчика — неужели никто до сих пор не додумался дать ему Зелье для сна без сновидений? Он только хотел повернуться к Рону и Гермионе, клевавшим носами на подоконнике рядом с ним, но тут произошло нечто непредвиденное.
Двери Большого зала распахнулись, словно от удара ноги, и на пороге показалось странное существо. Человечек был по самые уши закутан в большую клетчатую… простыню? Ноги в кошмарно огромных сапогах, совершенно промокших от снега и оставляющих грязные следы на полу, прочавкали мимо изумленных Джинни и Клары, вправляющих крыло одной из контуженных метелью сов, затем мимо Невилла, резко проснувшегося над старинным пособием по Трансфигурации («Воплощения и Развоплощения для тщащихся к разумению») и зашагали прямо на Гарри. А Гарри вместо того, чтобы посторониться, широко раскрытыми глазами смотрел на низкорослого кривоногого человечка, разматывающего свой необъятный плащ в красную и желтую клетку, открывая всему миру острые колени, торчащие из-под коротковатого килта, здоровенный меч, раздражающе царапавший камни пола и полдесятка кинжалов за поясом большой ребристой кольчуги. Капюшон плаща отлетал назад, незнакомец одним рывком сдернул с головы большую потрепанную шляпу и одним движением руки отправил ее сушиться на большой кривой крюк над камином, обнажив бритую голову, на которой над многочисленными ссадинами и следами от старых ран местами клубился какой-то несолидный, почти детский рыжеватый пушок. Колючая нижняя челюсть что-то брезгливо пережевывала, а сломанный в нескольких местах нос упорно смотрел на сторону. Острый локоть пришельца не слишком вежливо отпихнул Гарри в сторону, складки клетчатого плаща проехались по лицу юноши, и новоприбывший косолапо устремился дальше к учительскому столу, за которым застыли двое. Валери Эвергрин подняла глаза от какого-то старинного пергамента и изумленно уставилась на кривоногого пришельца, упрямо топавшего прямо к ней. Рядом профессор Снейп застыл над котлом с перекипающим через край зельем, не сводя глаз, полных отвращения, с прибывшего колдуна. Хельга Хуффльпуфф радостно заулыбалась, слезла со своего чересчур высокого стула и подошла к кривоногому мужчине.
— С возвращением! Ужасная сегодня погода, не находите?
Вместо ответа пришелец плюхнулся за стол, вытянув в проход ноги в мокрых сапогах, мгновенно сотворил кубок с вином, одним махом выбросил жидкость в рот и довольно рыгнул.
— Хельга, здесь есть что-нибудь пожрать? — раздраженно осведомился Годрик Гриффиндор.