Истощание сие — тоже тайна. Сын Божий умаляет Себя,
«принимая образ раба»
(Флп. 2. 7), «истощает» Себя ради вочеловечения относительно той премирной славы, которую Он имел у Бога еще до создания мира (Ин. 17, 5). Он снисходит до человеческой плоти, но все же в полноте остается таким же, как и до воплощения. Церковь так это объясняет: «Плотию, еже из Тебе, Слово, Пренепорочная, одеявся, воплотився же поживе в мире, яко Милосерд, пребыв не хуждши. Иже прежде Бесплотный». [21]
Соединение сие совершается в месяц шестый, когда был послан Архангел Гавриил. И о нем говорится в наших дивных книгах богослужебных: Минеях и Триодях и в Четьях-Минеях, Прологах и Поучениях, которые дополняют и разъясняют красоту нашего богослужения и его таинственного смысла. В этих книгах так много указано и дополнено боголюбивыми святыми отцами к тому, что кратко записано в евангельском повествовании.
Нельзя в этом же смысле обойти вниманием и наши иконы с их глубиной. Конечно, не те, что пишутся на немецкий манер, портреты и картинки из Священной Истории, полные земного, чувственного и человеческого реализма, почти ничего не содержащие и не выражающие, а тех старинных новгородских, московских, строгановских писем, на которых выведен дивный догматический смысл праздника или события, на которых каждая линия имеет смысл, каждый оттенок цвета содержит глубокое символическое значение.
Вслушаемся в эти чтения на Благовещение в монастыре на утрени или в трапезной… Устами св. Иоанна Златоуста повествуется о том величайшем событии Благовещения и воплощения.
Событие Благовещения произошло в Назарете. В грешном языческом Назарете, а не в иудейском святом граде Иерусалиме. «Неславный Назарет Христа Господа нашего зача; славный же Иерусалим Его распя. Мал Вифлием Его роди, Великий Иерусалим на смерть искаше». По исполнении этого срока посылается Архангел от Бога. Трогателен разговор между Богом и Гавриилом, разговор, о котором не упоминает евангелист Лука, но который так ясно угадывает св. Иоанн Златоуст.
«Иди убо в Назарет град Галлилейский и тамо приидеши, первее Деве радость благовещения принести, еже Ева иногда погуби». И увещает Бог Ангела, как сей должен себя вести и что должен говорить Деве, чтобы не смутить Ее чистой души, чтобы не искусить, как иногда смутил и искусил праматерь Ее змий. И се вот посылается Ангел бесплотный на землю. «Свободный от греха к Непознавшей истление», «послан Гавриил, да между созданием и Создателем уневещение совершит». «Глаголет ко Деве Ангел, да не к тому беседует с женой змий, якоже в раи иногда». И он благовествует Ей величайшую радость, которою должен спастись весь грешный мир.
Все богослужение дня Благовещения преисполнено двух моментов: радости о грядущем спасении и соединения тварного мира с горним, твари с Творцом, ибо в этом весь смысл празднуемого события.
«Бог человекам соединяется, да радуется тварь»,.. [22]
«Да веселятся Небеса и радуется земля, ибо, о чудесе, Бог в человецех»… [23] Невместимый в ложеснах, Безлетный в лета»… «Сын Божий — Сын Девы бывает»…
В нашем богослужении образ Божией Матери отображается со всей чистотой и ясностью вселенского, апостольского учения. Он чужд болезненной мистики средневековья, нездорового обожествления западной схоластики и преклонения перед Мадонной, неизбежно приведшего к «догмату» непорочного зачатия и воздвигшего Божию Матерь на высоту, равную Богу и принадлежащую по достоинству только Ему. Мадонна, чуждая первородного греха, дерзостно названная «перворожденной дщерью Бога», достойная не только молитвенного призывания, но и равного Богу поклонения могла явиться под влиянием только насыщенной атмосферы средневековой мистики. В таком случае получается: или Христос Спаситель нам чужд, неединоприроден по человечеству, если Он рожден от безгрешной Девы, или Сама Божия Матерь совершила задачу искупления, восстановила род людской, и тогда всуе пришел Спаситель. Впрочем, подобные рассуждения в наши дни вызывают попытки несколько неудачного подкрепления и редакционных поправок к новому догмату со стороны не только латинских догматистов. Само понятие и слово «мистика» противно и чуждо православному религиозному сознанию, его здоровому, ровному, устремлению духа и совершенно исключается целомудренной любовью к Богу, без всяких вывертов, хлыстовства и надрыва. Православие совершенно не нуждается в ссылках и заступничестве всевозможных латинских и прочих западных авторитетов, к которым любят прибегать в наши дни.
В православном сознании живет образ Девы Матери, рожденной, как и все человеки, естественным путем от обычных людей, испытывавшей нападения различных искушений и подверженной общему закону первородного греха, но снискавшей у Бога благодать смирением, чистотой и любовью, предочищенной Духом Святым к приятию благовестия и к вмещению в Себя Невместимого. Божия Матерь так близка нам по рождению, по Своему образу, по жизни между людей, Она вышла из этой мирской, грешной, человеческой среды, Она одновременно и Божия Матерь и Человек, что так сродняет нас с Ней, приближает Ее к нам, делает нашей близкой Ходатаицей, Заступницей, нам родной, нас понимающей и к нам снисходящей.
Таким понятным в Православии становится частое явление Царицы Небесной праведникам и в чудотворных иконах с такими для нас трогательными названиями: «Слово Плоть бысть», «Утоли моя печали», «Скоропослушница», «Умягчение злых сердец», «Всех скорбящих Радосте», «Нечаянная Радость» и многих-многих других. Так, по особому близок нам праздник Покрова Божией Матери.
В нашем православном богослужении удивительно изображен этот момент Благовещения; весь праздник полон такого глубокого понимания воплощения. Весь утренний канон представляет собой поразительный диалог между Архангелом, слетевшим в Назарет град, и Пречистой Девой, приемлющей радость Благовещения. Обыкновенно принято читать этот канон на два голоса ради большего уподобления этого диалога тому божественному разговору небожителя с Богородицей.
То, что Благовещение чаще всего совпадает с Великим постом, еще более способствует оттенению момента смирения, покаяния, греховности. Часто в этот канон вплетается великопостный трипеснец покаянного содержания, полный плача о грехе. Удивительная картина раскрывается в литургическом сознании того дня.
Ангел приносит на землю весть благую о том, что Дева снискала благодать у Бога и что Она бессеменно зачнет и родит Безлетнаго. И смиренно недоумевает Отроковица о сем чудесном явлении, о неизъяснимом образе рождения, ведь Она не знает мужа. В сколь нежных тонах и оттенках передается в этом божественном разговоре смущение Девическое, чистое и, с другой стороны, настоятельное от Ангела Ей увещание. Словами не передать этой чудесной беседы, не пересказать языком человеческим тех богодухновенных слов. На протяжении всего канона безплотный Посланец настаивает, а Дева смиренно недоумевает…
И вот, когда на восьмой песни воспевается Богу хвала во веки и когда в обычные непраздничные дни мы в песнях возвеличиваем Богородицу и Матерь Света, в этот момент на настоятельное увещание Архангела Гавриила, на обещание того, что Дух Святой найдет и осенит, отвечает Дева слова, преисполненные всякого смирения, кротости и любви: «Являешися мне Истины вещатель, радости бо общия пришел еси благовестник! Душу убо очистих с телом и по глаголу твоему буди мне, да вселится Бог в Мя, к Немуже вопию с тобою: благословите вся дела Господня, и превозносите Его во веки»… [24] В этих словах — сильнейший довод против наших, «православных» богословов, тяготеющих к латинскому «непорочному зачатию». Интересно бы узнать, отчего считает себя очищенной Богородица, если Она уже ранее того была изъята из общего закона греха?