Как видно во всех приведенных апокрифах встречается на удивление одинаковое описание адских мучений. И дело даже не в том, что чуждые библейскому пониманию идеи содержатся в апокрифах. Настоящая беда в том, что эти идеи постепенно проникают в христианское вероучение. И сегодня многие богословы пытаются отделить ветхозаветное понимание термина шеол от новозаветного гадес. Или интерпретировать эти понятия, заведомо облекая их в соответствующий вероучительный контекст, окрашенный мотивами апокрифических сказаний.

К ВОПРОСУ О ДУХОВНОСТИ И ЕЕ СУЩНОСТИ В ОПЫТЕ САМООПРЕДЕЛЕНИЯ АДВЕНТИЗМА В РОССИИ[106]

За последние десять лет (1991–2001 гг.), внутри русского адвентизма, произошло не только переосмысление роли Церкви в современном обществе, но и пересмотр методов благовествования и раскрытия основ веры для человека, впервые переступившего церковный порог.

Однако нельзя не заметить, что некоторые сферы церковной жизни оказались практически незатронутыми этими процессами. Сферы, которые и по сей день остаются в тени по причине «случайного недоразумения». Причем, поражает тот факт, что в стороне остается зачастую главное, требующее первичного рассмотрения и разъяснения. В частности, для многих из нас petra scandaliявляется вопрос: «В чем заключается сущность христианской духовности, и каковы ее критерии?». С другой стороны, я прекрасно понимаю как по особенному дерзко звучит подобный вопрос в стенах Духовной академии, той школы, которая призвана растить будущих пастырей Церкви Христовой и воспитывать в них эту самую духовность[107]. Предвидя некий скепсис, в отношении обозначенной темы хотелось бы процитировать протоирея Михаила Дронова: «Термин «духовность», — пишет протоирей Михаил Дронов, — широк до такой степени, что им практически невозможно пользоваться. В любом, даже самом поверхностном разговоре, если вдруг промелькнет это слово, каждый раз приходится выяснять, что под ним понимается в данном случае. Духовность может иметь тысячи разных оттенков вплоть до противоположного понимания»[108]. Тем не менее, перед лицом этого многообразия нам необходимо помнить о том, почему для нас это важно. По справедливому замечанию профессора Московской Духовной академии Алексея Ильича Осипова, «вопрос о духовности, это по существу вопрос о том окончательном и высшем смысле жизни, который каждый живой человек должен был бы искать»[109].

«Духовность» (как уже было сказано выше), является довольно та–ки распространенным понятием. И это еще больше осложняет разговор о данном предмете. Потому как, понятие «духовность» не принадлежит одному христианству. В настоящее время о духовности говорят все. Мы слышим призывы к духовности из уст проповедников различных религиозных и псевдорелигиозных движений. Начиная от исторически устоявших и заканчивая бело–черными магами призывающими оккультными путями достичь «высокой духовности». Более того, данный термин, получил широкое распространение не только в пределах религиозного или околорелигиозного сознания. Понятие «духовность» являлось и является непременным атрибутом секулярной мысли. Нередко мы можем услышать примерно следующее: «Какой образованный, культурный человек, одним словом одухотворенная личность». А порою еще интереснее: «Голосуйте за Акакия Афиногеновича, он гарантирует возвращение во власть духовности, морали и нравственности». Как видите, под духовностью в секулярном обществе понимаются, прежде всего, «культурность» и «образованность», да, пожалуй, еще присутствуют начатки нравственности.

Из–за такого смыслового разнообразия, нельзя говорить «просто о духовности»[110]. Нужны уточнения. В данном докладе мы попытаемся, с одной стороны, рассмотреть вопрос о христианской духовности в целом и, с другой стороны, осмыслить это явление в контексте того, как оно понимается Церковью АСД.

I

Сразу следует отметить, что тема духовности и ее сущности неизменно вызывала интерес у исследователей. Что же касается зарубежных исследователей, то наиболее интересными на наш взгляд являются труды, посвященные рассмотрению истории духовности в ранней Церкви. Прежде всего, это конечно же четырехтомный, классический труд П. Пурра «Христианская духовность». Упомянутый автор, указывает на важную особенность раннехристианской духовности, ее Христоиентричность. Вот что Пурра, пишет по этому поводу: «Наше понимание духовности этого периода было бы очень неполным, если бы мы не отметили ту безусловную господствующую роль, которую играет в ней Личность Христа… Иисус постоянно воспринимается верующими в качестве образца для христиан и идеала святости… Абсолютно реальное чувство Его присутствия в Церкви и пребывания в сердцах верующих проявлялось повсеместно»[111]. Следующий автор, на которого хочется обратить ваше внимание это Л. Бауэр, и его книга «Духовность Нового Завета и отцов Церкви». Л. Бауэр в частности указывал на тот факт, что христианство восприняло тот духовный опыт, который был выражен в богослужебных формулах иудаизма. «Ничто так не раскрывает новизну христианства, — замечает Бауэр, — и его прочную укорененность в иудейской духовности, как исследование евхаристических формул, оставленных нам ранней Церковью, через сопоставление их с формулами иудаизма»[112]. Суммировав многочисленные исследования по истории раннехристианской духовности, директор Института духовности, Папского Университета св. Фомы Аквинского, Джордан Омэнн, указывает на ее пять главных особенностей: Христоцентричность, эсхатологичность[113], аскетичность (в смысле упражнения в добродетелях и их умножении,)[114] литургичность, и, наконец, духовная жизнь первых христиан отличалась общинностью или общественным характером[115]. In toto, существует множество трудов по данной теме, рассмотрение которых не входит в компетенцию данного доклада[116].

Предлагаю обратиться к краткому обзору отечественных мыслителей, которые, так или иначе, затрагивали интересующую нас тему. Существует точка зрения, согласно которой слово «духовность», проникло «в среду русской культурной интеллигенции в 80–е годы с Запада. В Европе термином «духовность» начали пользоваться всего двумя десятилетиями раньше»[117]. И действительно, современный православный богослов, арх. Василий (Кривошеий) в 1960 году в одном из периодических изданий задавался вопросом: «Как перевести по–русски «spirituality»? — духовное учение или просто духовность»[118]. А упомянутый выше Дронов в статье «Христос Жизнь наша. Разговор о православной духовности» называет термин «духовность» — неологизмом, словом недавно пришедшем в язык[119].

Но такое утверждение не совсем верно, поскольку понятие «духовность» и производные от него, употреблялись как в русской религиозной мысли конца XIX середины XX века. Приведу ряд примеров. Так Николай Бердяев в своем известном труде «Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого», писал: «человечность связана с духовностью»[120]. И далее, «Христианская духовность есть не только восхождение, но и нисхождение, и только такая духовность человечна»[121]. В другой работе — «Дух и реальность. Основы богочеловеческой духовности», — он категорично заявляет, о том, что духовность есть неотделимая данность человеческой личности: «Отрицание духовности есть отрицание человека, как образа Божьего в человеке»[122].