– Ты из России?

– Угу.

– Еврей?

– Угу.

– Слушай, а что там, в России, живут только одни евреи?

Я подавился воздухом.

– Сэр! – всполошились мальчишки. – Она ничего такого не хотела сказать!

– В прошлый раз, сэр, когда мы были в Нью-Йорке, нас из аэропорта тоже вез еврей из России…

Поняв, что надо мной не смеются, я отвечаю примирительным тоном.

– Не знаю: таксистов из России в Нью-Йорке я что-то пока не встречал…

5

Очередь желтых машин у отеля «Мэдисон» за время моего отсутствия не двинулась с места. На капоте первого кэба в той же томной позе возлежал все тот же таксист. Двое других: смуглый водитель в большой кепке и тщедушный, маленький, с остриженной ежиком седой головой курили, прислонившись к стене. Перед ними стояли две пожилые дамы и почтительно слушали:

– Все эти машины возле гостиницы вызваны по специальным заказам, – растолковывал провинциалкам нью-йоркские порядки кэбби в кепке. – Вон там, на углу, – он указал пальцем, – нужно ловить такси.

Дамы поблагодарили доброхота за разъяснения и, понурясь, побрели на угол…

– Почему ты не хочешь отвезти их туда, куда им нужно? – спросил я.

– Потому что я жду уже больше часу! – с раздражением отвечал мне кэбби.

– Ждешь – чего?

Но на этот вопрос ответа не последовало… К подъезду отеля подкатил чекер, и рослый негр в красной рубашке, в небесно-голубых брюках (яркие цвета одежды выдавали в нем островитянина – с Джамайки? Тринидада? Гаити?) принялся вместе со швейцаром разгружать чемоданы. Пассажир, сутулый хасид, расплатился и засеменил к входу.

Проводив его взглядом, негр ссутулился, покрутил возле шоколадных своих щек указательными пальцами: будто наматывал на них локоны волос, и у него – выросли невидимые пейсы!.. В руках у негра появилась зеленая бумажка, и он изобразил целую пантомиму: «Как жадный еврей расплачивается с таксистом». Единственная, сложенная пополам купюра, которую он все пересчитывал и пересчитывал без конца, превратилась в пухлую пачку; «еврей» пугался тянувшихся к нему чужих наглых рук, защищал от них свое богатство, – прохожие останавливались и смеялись, так это было талантливо! А «еврей» между тем все скаредничал, торговался, страдал, так больно было ему расставаться с деньгами, и, наконец, оторвав их от себя, словно часть души, уплатил самому себе и снова стал самим собой – завоевателем Нью-Йорка, черным эмигрантом-кэбби!

Негр поднял над головой – чтоб все видели! – двадцатидолларовую ассигнацию, звонко чмокнул изображенного на ней президента Джексона и провозгласил перед всей Мэдисон-авеню, почему он покинул свой чудесный остров в Тихом океане и оказался здесь, в Америке:

– I LOVE MONEY![13]

Насладившись эффектом, кэбби вскочил в свой чекер и, лихо отогнав его задним ходом в конец квартала, пристроился в хвосте очереди. То ли с грустью, то ли с завистью водитель в кепке подвел итог:

– «Кеннеди»!..

– Чем вы все здесь, под гостиницей, занимаетесь? – спросил я, обращаясь к Кепке и Ежику, но они промолчали.

– А вот это уже свинство! Что за манера: не отвечать, когда к вам обращаются! – возмутился я и вздрогнул, услышав русскую речь:

– Если ты хател са мной пагаварит, зачем ты гавариш по-английский? – укоризненно сказал таксист в кепке.

– Откуда же я мог знать, что ты русский?

– Я не русский…

Теперь, по акценту его речи, я догадался, что он – из Грузии и что на нем типичная грузинская кепка:

– Ты грузин?

– Я еврей.

– Он думает, что он очень покож на американца, – иронически заметил в мой адрес развалившийся на капоте таксист, и по его акценту было ясно, что он одессит.

– Чего вы пристали к человеку? – заступился за меня Ежик – стопроцентный москвич.

– Поц! – рявкнул кто-то у меня за спиной. Позади стоял негр в голубых брюках. Наверное, у меня был очень уж глупый вид, потому что все засмеялись.

Негр хлопнул меня по плечу и, как бы представляя меня моим соотечественникам, перевел ругательство с идиш:

– Русски-уй!

Его успех нарастал.

– Дитынах! – закричал негр, а русские уже прямо-таки корчились от хохота.

Не успел стихнуть смех, как вспыхнула ссора: одессит и грузин не могли поделить славы; каждый с пеной у рта доказывал, что это именно он обучил негра с Гаити русским ругательствам.

– Ниумны чаловэк, – доверительно пожаловался мне грузин. – Когда я начал учить эту обезьяну, он еще сидел в своей Одессе.

– Ясное дело, – сказал я, – товарищ приехал на все готовенькое.

Грузин степенно кивнул.

Вращающаяся дверь вытолкнула наружу девушку с портпледом. Швейцар ловко отнял портплед, о чем-то спросил девушку и объявил:

– Первый кэб!

Водитель поднялся с капота (он оказался высоченного роста), сделал «потягусеньки» и попытался сунуть швейцару доллар. Но швейцар – отстранил руку дающего, и печать обиды проступила на его надменном лице. Однако долговязый кэбби не смутился, а наоборот, явно чему-то обрадовался и достал еще один доллар… Увозивший девушку с портпледом желтый «форд» исчез за углом; Ежик проводил его печальным взглядом:

– «Кеннеди»!..

– Зачем он дал деньги швейцару? – спросил я, но грузин в кепке ответил так, будто не расслышал вопроса:

– Теперь я первый. Поставь свою машину впереди моей… Пелена загадочности окутывала все происходившее перед входом в отель «Мэдисон».

– А разве ты не возьмешь следующую работу? – не унимался я.

– Пасмотрим, – многозначительно сказал грузин…

6

Мне было досадно, что мои земляки хитрят со мной, превращая какую-то ерунду в «профессиональную тайну». Но их поведение было, скорей, смешным, чем обидным. Ведь не собирался же я становиться одним из них: «жуком», «шефом», который каждого встречного обведет вокруг пальца. Мне и не нужно знать их «секретов»; пусть я заработаю меньше, помучаюсь со своими временными, то и дело срывающимися с опор «мостами» лишний месяц – что за беда?

Между тем, гаитянин ни секунды не стоял на месте. Сейчас он играл в баскетбол. Все прохожие были его противниками! Он вел невидимый мяч низко и стремительно по краю тротуара, обыграл полисмена, обошел двух обнимавшихся на ходу лесбиянок, резко сместился на край, обвел меня, чуть не наскочив на мамашу с детской коляской, и тройным прыжком вышел к щиту…

– Этот дурак цели день может так бэгат, – сказал грузин и окликнул негра: – Эй!

Негр подошел.

– Павтари! – грузин по слогам – разжевал и в рот положил – произнес еще не изученный перл.

– Боб! – старательно выговаривал черный.

– Скажи хорошо! – добивался грузин безупречности произношения.

– Боб-тую-мьят!

Получалось, по-моему, совсем неплохо, но педагог был чересчур требователен и нетерпелив. «Ступид!»[14] – срамил он ученика.

– Что ты от него хочешь? – сказал Ежик: – Он же только вчера слез с дерева.

Из дверей отеля выкатилась на тротуар тележка с чемоданами, и следом за нею показались пассажиры.

– Японцы! – ахнул Ежик. – Сколько их?

– Шестеро! – заговорщицки, углом рта обронил швейцар.

Грузин крякнул от удовольствия и открыл багажник.

– Как ты втиснешь в свой «пежо», – зашептал Ежик, – багаж и шесть человек?

– Хот дэсят! – сказал грузин, и Ежик заметался, разрываясь между японцами, которым он улыбался, чемоданами, которым он не мог не улыбаться, и швейцаром, которого умолял: – Две машины! Скажи им, что нужно две машины!..

Незаметно выруливший из глубины квартала чекер подлетел к подъезду, и в следующий миг между грузином и чемоданами выросла могучая фигура гаитянина; он что-то задумал и был полон решимости.

– Покажите деньги! – приказал кэбби японцам, и один из них простодушно раскрыл бумажник. Черный «шеф» деликатно дотронулся до купюр и вытащил за уголок пятерку: